Роман Гуль. Я унёс Россию. отрывок о Есенине
Вторично я увидел Есенина (уже разорвавшего свой "брак" с Айседорой) в Берлине перед отъездом в Москву. В Шубертзале был устроен его вечер. Но это его выступление было мрачно. Кусиков рассказывал мне, что Есенин пьет в мертвую, что он "исписался", что написанные им стихи ничего не стоят. Когда Кусиков мне это говорил, я подумал: Моцарт и Сальери. Так оно и было. Ведь среди, так называемых, "людей искусства" подлинная дружба, да и просто настоящие человеческие отношения очень редки. Публичные мужчины подвержены какой-то душевной "проституции".
Шубертзал был переполнен. Тут уж привлекал не только Есенин-поэт, но и разрыв и скандал с Дункан. Это было размазано в газетах. Когда, встреченный аплодисментами, Есенин вышел на эстраду Шубертзала - я обмер. Он был вдребезги пьян, качался из стороны в сторону, и в правой руке держал фужер с водкой, из которого отпивал. Когда аплодисменты стихли, вместо стихов Есенин вдруг начал ругать публику, говорить какие-то пьяные несуразности и почему-то, указывая пальцем на Марию Федоровну Андрееву, сидевшую в первом ряду, стал ее "крыть" не совсем светскими словами. Все это произвело гнетущее впечатление. В публике поднялся шум, протесты, одни встали с мест, другие кричали: "Перестаньте хулиганить! читайте стихи!" Какие-то человеки, выйдя на эстраду, пытались Есенина увести, но Есенин уперся, кричал, хохотал, бросил, разбив, об пол свой стакан с водкой.
И вдруг закричал: "Хотите стихи?! ... Пожалуйста, слушайте! ... "
В зале не сразу водворилось спокойствие. Есенин начал "Исповедь хулигана". Читал он криком, "всей душой", очень искренне, и скоро весь зал этой искренностью был взят. А когда он надрывным криком бросил в зал строки об отце и матери:
"Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш брошенный в меня!"
- ему ответил оглушительный взрыв рукоплесканий. Пьяный, несчастный Есенин победил. Публика устроила ему настоящую овацию (вероятно, к вящему неудовольствию Сальери).
Потом был вечер, на котором я познакомился с Есениным. Это было в зале Союза Немецких Летчиков. Уж не помню, кто устраивал вечер, кажется, газета "Накануне". Народу была тьма. Все сидели за столиками. Кто-то выступал: кажется, Толстой, Кусиков, кто-то еще. Последним выступил Есенин, впервые прочтя "Москву кабацкую". И что там не говори, но в его чтеньи была настоящая сила искусства.
После выступлений все занялись едой и питьем. Наш столик (со мной был Корвин-Пиотровский, актриса Оля Протопопова, кто-то еще) был напротив столика, за которым сидели - Толстой, Крандиевская, Кусиков с какой-то очередной брюнеткой и Есенин. В зале играл оркестр. Есенин - по виду - был уже пьян, вскидывал головой, чему-то улыбался, смотрел в
пьяное пространство. Потом вдруг встал с стаканом в руке, пошел нетвердой походкой. Подойдя к нашему столику, остановился и, обращаясь ко мне, проговорил с пьяной расстановкой:
- У вас очень хорошее лицо. Давайте познакомимся. Я - Есенин.
Я был тоже не трезв, но, конечно, не так.
- Давайте, познакомимся.
Мы пожали друг другу руки и Есенин также пьяно пошел куда-то в коридор с фужером в руке.
Здесь я уже совсем близко разглядел Есенина: мелкие черты несколько неправильного лица, с низким лбом, лицо приятно-крестьянское, очень славянское с легкой примесью мордвы в скулах. В отрочестве и юности Есенин вероятно был привлекателен именно так, как пишут о нем, знававшие его в те времена. Сейчас лиuо это было больное, мертвенно-бледное с впалыми щеками. Честно говоря мне было его жаль, в нем было что-то жалостливое, невооруженным глазом было видно, что этот человек несчастен самым настоящим несчастьем.
Когда он вернулся в зал, кто-то заказал оркестру трепак. Трепак начался медленно, "с подмывом". Мы все, окружив Есенина, стали просить его проплясать. Есенин стоял, глядя в пол, потом улыбнулся. Но темп был хорош, подмывист, и вдруг Есенин заплясал. Плясал он, как пляшут в деревне на праздник - с коленцем, с вывертом. Окружив его кольцом, мы кричали:
- Вприсядку, Сережа! Вприсядку!
И вдруг смокинг Есенина легко и низко опустился и он пошел по залу присядкой. Оркестр все ускорял темп, доходя до невозможного плясуну. Мы подхватили Есенина - под гром аплодисментов - под руки. И все пошли за общий стол.
***
Читая мемуары... нужно всегда помнить, что автор пишет прежде всего о себе.
И каждое событие передаёт через себя.
То, что Есенин пил ни для кого не секрет. Пил страшно, запойно. Его лечили. Ну как лечили в то время...
И всё же ... Моцарт, Сальери...Ну какой Кусиков Сальери?
А Есенин - талант. А таланту всегда трудно. И времена не выбирают. В них живут и ...
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь — как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Поступь нежная, легкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным.
Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил.
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень.
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали…
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Какая это страшная болезнь АЛКОГОЛИЗМ...
Как много талантов она унесла. Особенно в двадцатом веке..................
Почему привела это отрывок?
Наверно потому... что ПОЭЗИЯ так пропитала душу, что читая свои стихи со сцены Есенин трезвел!
Другие статьи в литературном дневнике:
