Станислав Гончаров.

Раиса Бобрешова: литературный дневник

ХУДОЖНИК СТАНИСЛАВ ГОНЧАРОВ


1000 лет существует искусство в России. Многое за это время сделано, многое погибло, многое забылось. Когда гибнет ЗНАНИЕ, то распространяется невежество. А невежество губит все подряд: одно по себе, по своей невежественной сущности, другое для утверждения только себя.


За прошедшие 1000 лет каких только не возникало теорий, каких только не прошло направлений. Но в значении искусства, в понимании его сущности мы топчемся на одном месте.


Есть глупость, есть разум, есть мудрость и есть премудрость божественная София, свидетельница сотворения всего существующего.



Очевидно, что есть знания, соответствующие этим уровням, и есть искусство им соответствующее.


На уровне глупости бойко пенится ширпотреб. То жестко идеологизированный, то поп-всеядный. Верхний уровень профанного искусства претендует на исключительность своего «я», утверждая его меняющимися и одновременно существующими направлениями. Он подчас задумывается о причинах и следствиях, о добре и зле, но не может преодолеть своих пределов. Артистизм и философия - его горизонты.


Сакральное (обрядовое, священное) искусство охватывает два верхних слоя. Оно возвышается над критериями и мерками профанными. Оно возвышается над злом и существует в пространстве добра.


Его начало - отказ от искусства как способа существования; его бытие _ в помощи свыше; его суть - перевод мира невидимого в видимые образы; его назначение - участие в религиозной жизни человека.


При кажущемся сходстве сакральное искусство не сопоставимо с пространным. Во многом они противоположны. Картина ищет славы земной, икона славы небесной. Картина становится картиной, когда автор посчитает ее законченной.

Икона становится ею только после освящения ее, то есть после того как Дух Святой снизойдёт и коснется ее и установит связь её с миром невидимым. В принципе для иконы нет разницы между собственноручной работой преподобного Андрея Рублева и тира жированной репродукцией ее.

В профессиональной среде иконописцев, по крайней мере в XVII веке, достоинство мастера почиталось не в умении рук его, но в том, что у него были иконы чудотворные. А иконы Андрея Рублева все почитались таковыми. Дар же чудотворения - это дар Духа Святаго.


На профанном уровне талант - это личное достоинство обладателя, которого поэтому надо почитать и поклоняться ему. На сакральном уровне талант - дар Божий и Его надо, следует, благодарить за этот дар и просить помощи поступать во всём по воле Его. Нужно помнить, что Сталин был талантлив, что Гитлер был очень талантлив. На что был направлен их талант, как обошлось поклонение ему?


В политике, в делах государственных направленность таланта не всегда различима. Еще менее различима в искусстве. Это обязывает каждого, предстающего перед публикой, к чрезвычайной ответственности.


1000 лет существует искусство в России, а в некоторых странах Европы почти в два раза дольше. Много написано о нем, еще больше - говорено. Но самое главное в нём не понято и не зафиксировано до сих пор. Главное - это нечто феноменальное, невидимое, неслышимое, а чувствуемое.


Оно есть - и хлебниковская строка крылышкует кузнечиком, его нет - и тысячи строк лежат свал кой слов. Оно есть - и обложка Фаворского к книге Флоренского перехватывает дыхание восхищением, его нет - и громоздятся трущобы квадратных километров холстов, многопудье бронзы, куботонны железобетона. Не всегда чувству ют его и не все. Его называют поэзией, художеством, душой. Кто как.


Поэзия есть во многих работах Станислава Гончарова. В изобразительных и словесных. Он _ не художник, пишущий стихи, и не поэт, пишущий картины. И поэзия, и живопись в нём сомасштабны.
Трудно разделить, где в нём кончается одно и начинается другое, потому как он часто берет какой-нибудь употребительный фактурный приём, но вместо характеристики материальных качеств предмета он делает его метафорой, об разной характеристикой. Точно так же он неожиданно сопоставляет предметы, словно рифмует их, извлекая новый смысл или неожиданное их существование.


Для инерционно смотрящего зрителя или критика гончаровские вольности могут показаться вольными до отрицания незыблемых живописных приёмов. На самом же деле Гончаров делает своё искусство с непосредственностью Шагала и неистощимостью Пикассо. Это не льстивый комплемент, а ежедневная реальность.

Конечно, у Гончарова нет изысканной артистичности Шагала, как нет и виртуозной вариабельности Пикассо. Но его переполненность своими образами, своими изобразительными идеями, его точка смотрения, на жизненную действительность делают всех трех сопоставимыми, словно верстовые столбы одной дороги.


Интересующимся искусством представилась возможность познакомиться с Гончаровым -художником. Интересующимся поэзией предстоит прикоснуться к Гончарову-поэту. Это открытие будет из наибольших среди открытий последних лет.


Он не традиционалист, если считать традиционностью чистоту принципов любого направления, не модернист, так как всегда оставался в пределах предметности, и не авангардист, хотя ушел вперед многих, считающих себя в авангарде.
Он член Союза художников, так как значительность его очевидна. И не член Союза писателей, так как значительность его тоже очевидна.

Он постоянно, с середины 60-х годов, не умещался в союзовский аршин художников, а аршин Союза писателей его миновал. Официальные рамки напоминали о себе, а к неофициальным он не стремился. Так Гончаров оказался пишущим сам по себе, правым перед своей внутренней правдой, которую невозможно рассечь направо и налево.


Сложилось представление об авангарде (по крайней мере русском), что это прыжок вперед, почти с места, дальше кубизма и футуризма в зону новых неизвестных изобразительных возможностей.
Справедливей было бы сказать, что это был рывок в переосмысление художественной действительности, ее задач, методов и средств реализации, образования и перспектив развития. Началом была стихия русского кубофутуризма, преждевременным окончанием – школы конструктивизма, супрематизма, аналитического искусства.


После многоточия конца 30-х _ начала 50-х годов возникло новое движение через заборы социалистического реализма к открывающимся горизонтам. Кто застал это время, тот, вероятно, помнит пьянящее чувство безграничных возможностей. Счастливец тот, кто им не обманут и кто сам не обманул его.

Эту новую волну освобождения от идеологических наручников к творчеству собственно авангардом назвать трудно. Это выход в естественное творческое состояние, а не опережающая траектория. Поэтому более правы те, кто называет его неофициальным искусством, второй культурой или нонконформизмом.


Практически это была художественная перестройка, за которой рано или поздно должен был последовать пересмотр жизни общества.


Внимательный зритель найдет в творчестве Гончарова много предчувствий или предсказаний ныне происходящего, в том числе и ненаступившего. В этом смысле Гончаров больше авангардист, чем просто неофициальный художник. И здесь он подходит к пределу искусства, словно к пределу мира видимого.


Боязнь одиночества, сильная художественная воля, дружеские отношения, общность художественных симпатий часто формируют группы приверженцев какого-либо направления. Большинство художников существуют группами от двух-трех человек до нескольких десятков. Каждая группа окружает какой-либо участок искусства и обрабатывает его, снимая свой урожай и подозрительно посматривая на соседей и прохожих: не вторгся ли кто на их территорию?


Гончаров одинок. Группы у него нет и быть не может. Его участок - все искусство, обозримое его взору, и его окрестности. Он может взять что угодно, откуда угодно и с легкостью Рафаэля сделать его своим. Он может взять научную брошюру и, перекомпоновав ее при помощи ножниц и непостижимости своего дарования, сделать ее уже фактом поэзии.


Можно как угодно относиться к картинам и поэмам Гончарова. Можно их не понимать и ругательски отрицать или вежливо от них отстраняться. Невозможно лишь подражать им. Невозможно и повторить их, как невозможно человеку повторить талант их автора.


Источник: Сергей Шефф, статья "Художник Станислав Гончаров", перепечатано из каталога выставки "Озимый свет. Окно в поэтическую реальность" 2008 г.



Другие статьи в литературном дневнике: