Лирика внучатых племянниковНедавно мне попалась в интернете статья совсем юного поэта Дирка Хаккапрофиль удален о немецкой лирике XXI века, под названием “Нации поэтов и мыслителей больше не существует”. Автор опирается на данные опроса, проведенного в рамках Дня мировой поэзии, отмечавшегося Юнеско в 2005 году. Оказывается, половина опро Лирика “внучатых племянников”шенных немцев уже давно не читает стихов, а среди 20-30-летних - две трети не читали их никогда. Кто из нынешних поэтов, спрашивает Хакк, известен и необходим своим современникам, как некогда - великий Гёте? Кто может растрогать их, как трогали Гейне или Айхендорф? На смену таланту пришла в лучшем случае мастеровитость, а вместо глубоких чувств - невнятная скороговорка или социальная злободневность. Поэты освободили себя от своей главной обязанности - рассказывать о внутреннем мире человека. И особенно, по мнению Хакка, этим грешит так называемая постмодернистская поэзия, утерявшая как содержание, так и традиционную форму. Заметим, что сам Хакк пишет в подчеркнуто классической манере, не чураясь даже некоторой архаичности и вычурности:
РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ ДНЯ
Тепло и свет взрывают ночь. А утро - тьму и свет вмещает: как сливки в кофе размешает и выплеснет осадок прочь.
Вот солнце красным колесом прошло, скрипя, по небосводу, окрасив винным цветом воду и черным - тень в луче косом.
Казалось, тьме настать невмочь, не смыть ей краски дня пурпурной, но ждет уж с траурною урной за дверью - в черном платье ночь.
Так что же, природа и впрямь отдыхает на детях? Придут ли когда-нибудь на смену великим отцам не менее великие внуки? И как относиться к творчеству “внучатых племянников”, заполонивших сейчас все поэтические антологии? И можно ли их всех стричь под одну гребенку? Предлагаемая подборка не решит, конечно, этих вопросов, но даст, может быть, какой-то материал для размышлений и сопоставлений.
Людвиг Фельс Дорогая мама, я тебя ненавидел, я тебя любил до отчаяния. Ну вот, сказал. Хоть это никого не касается. Ты храбро умирала. Правда, храбро. Мне не найти более теплых слов. Ты никого не мучила, не была близким в тягость - в отличие от меня. Теперь мы оба свободны. Обошлось без стонов, без неприятных запахов. Холод в морге - вполне терпимый. Красивое платье. К машине тебя чинно несли в гробу. Уже поздно желать другого прощания. Я так тебя и не понял, я так тебя и не узнал. Где ты была после моего рождения? С другими детьми - с братом и сестрой. Я любил одну женщину. И у тебя был кто-то. Дорогая мама, посмейся надо мной, порадуй меня. До свидания. По-другому и не попрощаться. Я хочу сейчас быть как ты - спокойным и холодным. И знать чуть больше о жизни и о смерти. Стоит ли демонстрировать фальшивые чувства, что вразумительного можно сказать о вечности - все это болтовня и патетические завывания. Быть бы как ты. Повторить твою жизнь и твою смерть... Не получилось стихотворение.
Михаэль Крюгер У меня есть отличная коллекция из недоставленных открыток. Я разложил их по алфавиту - приветы из отпуска с отпечатками жирных пальцев; доносы на неверных мужей, печатными буквами, для конспирации; бытовуха типа: не забудь выключить газ. В общем, все, что связывает людей. Такие разные строчки - вычурно кудрявые или пуританские, в стиле минимализма. А марки со знакомыми лицами в штемпельной краске: и Аденауэр там, и Франко, и грустный греческий король, уж его-то незаслуженно стукнули колотушкой - ведь он давным-давно жил в изгнании. И зверушки с цветочками - всё есть в моей коллекции. Одна открытка мне особенно нравится. Ее бросили в Нью-Йорке, она облетела весь мир, так и не передав своего сообщения. Текст такой, без запятых: ПРОСТИТЬ НЕЛЬЗЯ РАЗВОДИТЬСЯ.
Улла Хаан Ты даришь мне розы, а куст оставляешь себе. Ты даришь мне упавшие яблоки из своего сада, но... не деревья, не дом, не ребенка. И слова твои легки, как далекий птичий гомон.
Я говорю тебе: побудь со мной подольше, а потом исчезни. Вот так и птицы - склевывают созревшие ягоды рябины и уносят их куда-то вдаль. Он сказал однажды: любовь как снег, падает легко и на всех без разбору, но быстро тает.
Она ответила: нет, это костер, и его затаптывают, чтобы не случилось пожара.
Они помолчали. Рванулись друг к другу и долго лежали рядом.
Он таял от нежности, ее сжигала страсть. И оба, конечно же, не верили в вечную любовь до гробовой доски.
Геральд Цшорш Ангелы появляются, чтобы исчезнуть. Посыльными - от света к тьме - служат. При свете заметны, а в темноте - похуже.
Ангелы отродясь не носили короны. Смущаясь, рюкзаком прикрывают крылья. Танцев не знают, но прилагают усилья.
С пением лучше, в раю это ценится. Поют, правда, попросту, без кантат и прелюдий. Так что же, люди - немного ангелы? Или ангелы - немного люди?
Марион Пошманн Теперь нам уже не так больно фотографировать знакомые дома, идущие под снос.
Для меня родина - это место, откуда приходит большинство автобусов.
Для тебя родина - это пространство, целиком заполненное делами.
Эва Штриттматтер Цвело белым, цвело красным. На юг я ехала за этим цветеньем. Олеандр красный, олеандр белый. Был ли мой путь напрасным?
Что я ищу? Не компромиссы. Что нахожу? Чего совсем не искала. Я много теряла, а обретала - вот разве что южные кипарисы.
Вы, кипарисы, - в ночных наваждениях, вас создали тени - из лунного света. Не те вы деревья, чужое все это. Береза шумит в моих сновидениях.
Ойген Гомрингер Вот говорят, мы целого частицы. Вы не согласны? Но, по крайней мере, в нас живы и растения, и звери, черт знает, что в нас может затаиться.
Вот говорят, нас сделали небрежно. Природа не особенно трудилась, слепым страстям мы отданы на милость и шишки набиваем неизбежно.
Вот говорят, не надо нам сонетов, в них не решить практических вопросов. Но - не мудрец поэт и не философ,
в четырнадцати строчках - для поэтов - всех вечных тем чуть слышный отголосок, хоть точных не содержится ответов.
Дурс Грюнбайн В тот вечер чья-то жалкая оговорка перевернула людям всю жизнь. Кто-то переврал текст - и в момент рухнули священные запреты. Простым и будничным выглядело это невероятное сообщение Перед кучей микрофонов и камер. Таким же было и крушение призраков, Порожденных больным разумом власти. Впервые Мы увидели робкие улыбки коммунистических авгуров - Как у проигравшихся картежников, вдруг осознавших, Что они натворили, чувствуя свою безопасность и безнаказанность. Заикаясь от страха, но еще с привычной угрожающей интонацией Эти старые хрычи объявили, что “сейчас” освобождают нас - своих заложников. В ту же ночь открылись все шлюзы, И человеческий поток хлынул на призывный свет той части города, Которая тридцать лет жила, как осажденная крепость. И этот поток подхлестнуло лишь одно неправильно прочитанное слово: “сейчас”. Пока железные ворота не успели снова захлопнуться, Люди ринулись, чтобы смести проклятие, душившее целый народ. С открытым ртом, на обочине, застыл потрясенный пограничник: Как теперь жить? Ведь нет больше команд и приказов. Власть молчала - впервые за много лет. Под утро, после фейерверка и беспорядочной езды по городу, Когда закончилось бесплатное пиво и были выплаканы все слезы, Счастье водворилось на улицах Западного Берлина. Где-то на перекрестке стоял забытый, До колес обгоревший “трабант”, и его владельцы С облегчением повесили ключ на ближайшем дереве. Приведенные своими детьми, целые семейные кланы Бродили по центру - бесцельно и умиротворенно. А некоторые уже блаженно спали, привалившись к стене, - Около больших магазинов, у витрин, На обретенных наконец-то камнях свободной земли. Такие дорогие меха носят разве что Подруги бандитов - по вечерам, в казино.
Скользящая походка, как у юных бесполых моделей на подиуме, Сверкание глаз, как от вспышек фотоаппаратов. Грациозная кошка, это ее запечатлел восторженный Пизанелло (Пятнистая шкура, кончики шерстинок блестят, как Золотое руно). Мечется по вольеру взад и вперед, припадая к земле, И спина ее подрагивает при каждом движении.
За миллиметр До глубокого рва отточенным движением поворачивается И, не взглянув, уходит. Что ей там делать - с ее слухом и обонянием? За рвом и колючей проволокой - только шум и запах тел Этих особей, суетящихся, как обезьяны, И притаскивающих своих детенышей - поглазеть на нее.
Задыхаясь в тяжелом воздухе большого города, Она вспоминает, как пахнет саванна... А белые банты У какой-то девочки кажутся кусочками нежного мяса газели. Голова хищницы напрягается, в глазах рябит, ей чудится Стадо зебр, бегущих по московским улицам.
И она еще долго потягивается, забыв о каменном плене.
# © Suhrkamp Verlag, Frankfurt am Main, 1999; Aufbau Verlag GmbH & Co. KG, Berlin, 2006; Insel Verlag, Frankfurt am Main, 2009; S. Fischer Verlag, Frankfurt am Main, 2009 © Марина Науйокс. Перевод, вступление, 2012
профиль удален Дирк Хакк (р. 1989) - автор пока что одного поэтического сборника: “Насквозь бессонные заиндевелые ночи” (Dirk Hack. Reifkalte N;chte durchwacht. Neubiberg: Mischwesen, 2010). Рассказывая в телепередаче о новом порядке выезда на Запад, секретарь ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски случайно оговорился, что граница будет открыта «сейчас». В результате жители Восточного Берлина толпами устремились в западную часть города, что и привело к падению Берлинской стены. (Прим. перев.) Опубликовано в журнале: Из современной немецкой поэзии# Перевод с немецкого и вступление Марины Науйокс
© Copyright: Дмитрий Садченко, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
