До снега

Адвоинженер: литературный дневник

Сколь веревочке не виться, все ж наступила осень. Вползла.
Яркое розмариновое небо зависло на крутой дуге млечного пути, а солнце, теплое, сентябрьское, еще не тронутое холодными осенними дождями, встало золотыми прожилками меж листьев большого тополя, что закрыл Тимирязевский дом по самую крышу. И хотя погоды не препятствовали уличной жизни, напротив, манили, шептали и завлекали в томную праздность, людской обиход развернулся.
Дети налегке побежали в школы и садики, а народ постарше, проклиная ранний будильник, ответственно повлекся в многочисленные присутствия.


Мы собирались у теннисного стола. Часам к семи. Уютное место в глубине двора. Сокрытое. Акации, гаражи и картофельный сарай. Пара скамеек, несколько дикорастущих цветников и потравленный дождями стол грязно-салатного цвета. Сойдет.
Три гитары и коленки вместо ударных. Плюс криминальная валторна - Гуселин подвиг. Как умудрился, непонятно - будучи сам метр с кепкой, утащил под рубашкой. Виртуоз. Само собой, наигравшись вернули.
Босса-новы, блюзы, рэгги, баллады. Нехитрый репертуар семнадцатилетних-
импровизации под стук мяча и ракеток.


Как появилась не помню. Пришла и попросилась сыграть. Симпатичная восьмиклассница. Ладная, спортивная, глаза горят. Женька. Раз, другой и осталась. Малины не портила, говорила мало - больше улыбалась, слушала или стучала шарик.


Пришлось урезать речитативы, притушить ненормативку - дамский пол, хоть и малолетка. Ладно, невелика плата за приятное знакомство. Тем более, своя – из дома на Цвиллинга.


Хорошая семья, папа – начальник, мама – жена начальника, плюс старшая сестра. Красавица с иняза. Рано или поздно присоединилась. Леди.
Голос с хрипотцой, волос вьется, глаза поволокой и фигура что надо. Манеры, культура, артикул – по высшему. Даж на пианине могла.


Коротали вечера под самопальный джаз. С девочками строго - без рук и объятий, только куртуазно. Удивительно, но женоненавистник Корнеев проникся к младшей теплым чувством - шуточек не отпускал, шпильками не баловался, а грубости пресекал. Однажды отругал Ильюху, когда тот заявился под пивом.


- Санек, наверняка еврейка - просто фамилия русская. Смотри, волос черный, вьющийся, густой. Глаз сверкает, умная, воспитанная, даже в тебя не плюется, терпит - стопроцентная еврейка.


- Дебилы.


Как-то пригласили в гости. Большая четырехкомнатная квартира, импозантная мебель, ковры и книги с картинами. Солидность и достаток.


Вроде, ничего не мешало двигаться дальше. Особенно навстречу старшей. Взрослая, студентка, красавица. И по всему, была не против.
Младшая, особ статья - дочь полка, ребенок.
И че, если без рук и глупостей, вполне. Собственно, даж не обсуждалось - само собой. Подрастет, тогда пожалуйста. Так времени впереди - вагон и маленькая тележка.


Нет, что-то тормозило. Незримая черта. Свои, да не совсем. Легкий привкус салона, тень высокого общества - простотой не отделаешься.
Для меня не страшно - сам оттуда. Приятное знакомство - теннис, джаз и треп.
Корнеев - вот проблема. Всегда остро ощущал сословную дистанцию. Плюс вечный ан комплекс - подросток в трудной ситуации.


На ее пятнадцатилетие прошел легкий дождь и под вечер встал туман. Теплый, влажный, неподвижный. Двор погрузился в легкую дымку и наш пятачок скрылся из виду.
Пара сухих бутылок и легкий закусон. Фуршет и магнитофон с Фаусто Папетти.
Отрезанные от большой земли, обнявшись в медленном блюзе, мы с упоением качались под томящие саксофонные переливы.


Она умрет ровно через год - в день своего шестнадцатилетия. Неудачная велосипедная прогулка, травма груди и скоротечный рак.








Другие статьи в литературном дневнике: