Наш Пушкин. 6-5

Алексей Юрьевич Панфилов: литературный дневник


ВТОРОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ О КОЦЕБУ


Еще сложнее дело обстоит со стихотворением, опубликованным в 1819 году в журнале "Благонамеренный". Понадобилось бы, пожалуй, написать целую книгу, чтобы перечислить и должным образом проанализировать все признаки, указывающие... на принадлежность этого произведения Пушкину! Напомню его текст, приведенный в самом начале этих затянувшихся "отступлений":



Друзья, что значит сей фантом?
С умильным, ласковым лицом,
Но и с когтями и с хвостом -
Подобье древня супостата.
Трубит в бумажную трубу,
Увенчан лаврами Марата,
Обрызган кровью Коцебу.



Стихотворение называется "ЗАГАДКА". Однако я уверен, что никто из прочитавших книгу О.А.Проскурина ("Литературные скандалы пушкинской эпохи". М., 2000), где это стихотворение было перепечатано, даже не попытался... найти на нее ответ! Да тут и разгадывать вроде бы нечего. С первого взгляда кажется само собой разумеющимся, что в этом стихотворении разоблачается революционный "фантом" конца XVIII - начала XIX века: Французская революция, с ее лозунгами "свободы, равенства и братства" и ее террором; деятельность современных тайных политических обществ.


Никакая это не загадка, а самая обыкновенная, плоская "агитка"; так и счел автор указанной книги. Но этот поверхностный взгляд в корне ошибочен. Еще более ошибочно - считать, что стихотворение это появилось вне всякой зависимости от эпиграммы Пушкина на А.С.Стурдзу. Подлинный замысел "Загадки" открывается именно в перспективе пушкинского поэтического творчества, и именно - в будущей его перспективе, то есть - не известной, недоступной тогда, в 1819 году никому, кроме самого Пушкина.


Ровно десятилетие спустя после появления в журнале "Благонамеренный" этого поистине "загадочного" стихотворения Пушкин напишет стихотворение, имевшее прямо противоположную: оно тоже было в своем роде загадочным, но разгадке его пушкинисты посвятили немало усилий. Одни считают это стихотворение посвященным известному бюсту императора Александра I работы Торвальдсена, другие - скульптурному изображению Наполеона.


Мы не будем сейчас подробно вдаваться в разбор материалов, относящихся к выяснению той или иной адресации. Скажем только, что стихотворение это, так же как и журнальная публикация десятилетней давности, является описанием некоего лика и посвящено напряженной, полемически, публицистически даже, заостренной медитации по его поводу. Споры вокруг того, кому этот описываемый лик принадлежит, показывают, что это стихотворение Пушкина также содержит в себе загадку, аналогичную "Загадке" 1819 года. Оно тоже предполагает для читателя необходимость отгадать, о каком изображении идет речь:



Напрасно видишь здесь ошибку:
Рука искусства навела
На мрамор этих уст улыбку
И гнев на хладный лоск чела.


Недаром лик сей двуязычен:
Таков и был сей властелин -
К противочувствиям привычен,
В лице и в жизни арлекин.



Как видим, загадка удваивается, и даже... учетверяется: одно чувство, выражаемое портретом, противоречит, исключает другое, и оба они, теплота "улыбки" и жар "гнева", - противопоставляются "холоду" материала, мрамора. Загадку представляет собой не только утаенный поэтом от читателей прототип скульптурного портрета, но и явно обсуждаемые в стихотворении его, этого портрета, художественные принципы, его замысел. "Чувства", испытываемые властелином, оказываются не чем иным, как актерской игрой, "арлекинадой". Слово это в пушкинском эпиграмматическом лексиконе имеет соответствие.


Чуть позже, в начале 1830-х годов развернется полемика пушкинского круга писателей, литераторов-"аристократов" с "торговым" направлением в русской словесности, в лице издателей "Сына Отечества" и "Северной Пчелы" Ф.В.Булгарина и Н.И.Греча. Первый из этого тандема получит в пушкинских эпиграммах прозвище, производное от фамилии знаменитого французского полицейского сыщика и еще одного наименования площадного актера: "Видок Фиглярин". Таким образом, "властелин" из стихотворения 1829 года отождествляется... со своим "холопом"! Только "фиглярство" в данном случае заключалось не в игре "противочувствий", а в столь же безболезненной смене взаимоисключающих убеждений.


Пушкиным в точности воспроизводится описание аллегорического портрета из стихотворения 1819 года. И даже синтаксически, как и стихотворение 1819 года, это произведение Пушкина представляет собой обращение к собеседнику, некоему "другу". Изображение тогда, в 1819 году характеризовалось точно таким же "противочувствием", как и изображение двух императоров - Александра и Наполеона в 1829 году, противоречием между приветливостью, благожелательностью и угрозой, опасностью для окружающих



...С умильным, ласковым лицом,
Но и с когтями и хвостом...



И даже синтаксически оба стихотворения одинаковым образом представляют собой обращение к собеседнику: некоему другу, с которым Пушкин без опаски обсуждает далеко не похвальные свойства бывшего "властелина"; "друзьям", к которым прямо адресуется автор "Загадки". Наконец, отражается в стихотворении 1829 года и общепризнанно пушкинское соответствие стихотворению "Благонамеренного" - эпиграмма на Стурдзу: в 1829 году, благодаря заключительному эпитету, в стихотворении также присутствует... "холоп венчанного солдата", Булгарин!


Но ведь такое воспроизведение, репликация Пушкиным поэтического изображения десятилетней давности показывает, что в сатирическом, разоблачительном стихотворении "Благонамеренного" изображено вовсе никакое не революционное европейское движение рубежа веков... а тот, или то, против чего оно было направлено: "властелин" (неважно - легитимный ли властелин, царствующий русский император Александр, или властелин-узурпатор, свергнутый коалицией коалицией европейских властелинов император Наполеон), изображена мо-нар-хи-я! И, таким образом, в легальном, издававшемся в самом центре царской России журнале (а вовсе не в каком-нибудь "Колоколе" или, не к ночи будь помянута, "Искре") на рубеже второго и третьего десятилетий XIX века разоблачалось, сатирически высмеивалось... царское самодержавие!



Другие статьи в литературном дневнике: