Он не двигался, но еще чувствовал. Когда первый подбежавший к нему
Гаджи-Ага ударил его большим кинжалом по голове, ему казалось, что его
молотком бьют по голове, и он не мог понять, кто это делает и зачем. Это
было последнее его сознание связи с своим телом. Больше он уже ничего не
чувствовал, и враги топтали и резали то, что не имело уже ничего общего с
ним. Гаджи-Ага, наступив ногой на спину тела, с двух ударов отсек голову и
осторожно, чтобы не запачкать в кровь чувяки, откатил ее ногою. Алая кровь
хлынула из артерий шеи и черная из головы и залила траву.
И Карганов, и Гаджи-Ага, и Ахмет-Хан, и все милиционеры, как охотник
над убитым зверем, собрались над телами Хаджи-Мурата и его людей (Ханефи,
Кур-бана и Гамзалу связали) и, в пороховом дыму стоявшие в кустах, весело
разговаривая, торжествовали свою победу.
Соловьи, смолкнувшие во время стрельбы, опять защелкали, сперва один
близко и потом другие на дальнем конце.
Вот эту-то смерть и напомнил мне раздавленный репей среди вспаханного
поля.(с)Толстой "Хаджи-Мурат"
