...
Целиком погружен в тишину.
Считаю дни и тороплю весну -- цветение яблонь и тюльпанов. За окном серое
небо. Туманная вуаль скрывает от меня горный кряж, застывший напротив.
Завитки апельсиновой и мандариновой кожуры догорают в сумерках на цементном
крыльце. Вчера утром ко мне явился -- по-видимому, со словами утешения --
пожилой господин. По-восточному размеренные движения. Представился на
японском, которого я не понимаю. Продолжил по-итальянски: Я поступил так же,
как ты -- удалился от мира. После атомной катастрофы поселился близ Киото в
долине -- там, где раскинулся сад. Не знаю, кто я теперь -- монах-отшельник,
сторож, садовник? Главное -- я наедине с природой. Время от времени пишу
какое-нибудь слово. Опасаюсь потерять искусство каллиграфии. В руках
тростинка, на столе тушь и белый лист рисовой бумаги. Я сам изготовил ее.
Значение слова не играет роли. Важны лишь завитки, из коих оно состоит. Еще
важней -- свободное пространство между знаками. Их осязаемость -- это и есть
тайна общения. Дарю свои слова тем, кто приходит в сад. В спокойном
созерцании окружающей меня красоты я ощущаю жизнь вселенной. Время от
времени тишину нарушает взрыв первой атомной бомбы. Я увидел его из окна
госпиталя в Хиросиме, где тогда работал врачом. Поразительна красота
атомного гриба. Он вырос всего в нескольких километрах от меня и был подобен
чуду стремительного восхода солнца. Неведомо как -- но я не погиб. С тех пор
я раб красоты.
