***

Из письма С. Есенина Е.Н. Лившиц :

Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого. Ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал, а определенный и нарочитый, как какой-нибудь остров Елены, без славы и без мечтаний. Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений. Конечно, кому откроется, тот увидит тогда эти покрытые уже плесенью мосты, но всегда ведь бывает жаль, что если выстроен дом, а в нем не живут, челнок выдолблен, а в нем не плавают. 12 августа 1920 г.

Источник: http://esenin-lit.ru/esenin/pisma/143.htm

В.Шендерович Особое мнение ЭМ 2 января

В. Шендерович; Было бы странно, если бы в соответствии с законом их не задержали. Было бы странно, если бы здесь восторжествовал закон, Конституция РФ, позволяющая одиночные мирные пикеты и так далее. Да хоть бы и не одиночные. Мирные. Мирный выход с какими-то требованиями. Кто хочет – поддерживает. Кто хочет – нет. Но слово «разумеется» в твоем описании события, собственно, отвечает на вопрос: в 2020 году в ночь с 19 на 20-й год – это, разумеется. Противозаконные полицейские задержания в Москве. Это разумеется. Вот и ответ. Как было сказано в монологе Гамлета. Вот и ответ.

Это такое обывательское. Это проявление тяжело стокгольмского синдрома – вот такая интонация. Мы будем на стороне начальства. И мы будем искать, чем нам могли бы не понравиться эти люди. Прекрасные люди. Которые предложили нам между шампанским и оливье вспомнить о тех, кто сейчас у параши. Вспомнить о наших товарищах, которые вместе со мной, Константин Котов стоял в этих пикетах. За Сенцова, за моряков, за других пикетов. Замечательные люди, наши товарищи. Живущие рядом. Жившие рядом. Просто неравнодушные. Просто граждане России, а не быдло, простите. И не население. Не обыватели. А граждане России, которые ощущали любую несправедливость, происходящую в России как Гальперин, как Котов. Эта несправедливость касалась этих. За это они сейчас эти мирные прекрасные люди, лучшие из нас, они сегодня сидят у параши. И встречают этот Новый год там. И то, что нашлось несколько, полтора десятка человек…

Два-три десятка человек, которые вспомнили о них – это делает честь этим сердцам юным. И в очередной раз не делает чести полицейскому государству, которое неукоснительно свинчивает. Единственные новости: парад и мордобой. Парад был представлен широко, этот наш Когалым, в который вкачали много денег. Новогодний. Москва сегодняшняя – это Когалым с хорошим финансированием. Вот эти торжества.

Мне это не симпатично по двум причинам. По эстетической. Потому что представление Собянина о красоте это как-то заметил, это не мое, но очень точно – это семизвездочный египетский отель. Это вот его представление о прекрасном. Чтобы было бохато. Бохато и отсвечено. Я даже сейчас не говорю о коррупционной составляющей. О том, сколько там попилено. Я говорю только об этом. А второе и главное может быть первое – все это пир во время чумы, конечно. Все это расцвеченное Бульварное кольцо, все эти бульвары, все это лежит посреди, в общем, бедной и быстро переходящей в нищету страны. Если от этих бульваров московских начать путешествие в любую сторону, но лучше на восток, то очень скоро ты приедешь в пейзаж такой…

На московских окраинах ты въедешь уже в заметно другой пейзаж. За Садовым кольцом начнет меняться сильно пейзаж. А уже к сотому километру это будет темный пейзаж, и дальше вот… И это прямое разжигание, скажу тебе – классовой розни.

... разрыв был, конечно, меньше. Сейчас вкачано денег, тогда была советская усреднёнка. Да, тоже Москва была с другими возможностями, но такого бесстыжего разрыва, такого бесстыжего воровства, конечно, не было. Оно было на другом уровне. Оно было не демонстративным. Они у себя там гуляли тихо в своих коммунистических поселках закрытых. Но так наружу, так публично, так бесстыже это неравенство не выставлялось. И меньше разжигало ненависть. Потому что сегодня эти 30 миллионов совокупных, Москва с пригородами, да с приезжими…

20-30 миллионов людей, которые каким-то образом могут прикоснуться хотя бы на обслуге поучаствовать в освоении этих денег, но за пределами… По экспоненте. А дальше просто уходит все в ноль. И когда этот дарвинизм достигнет в какой-то неуловимый момент, это как чиркать зажигалкой над баком. Вот эта концентрация бензина в какой момент это взорвется – не очень понятно. В какой-то момент концентрация превысит. В какой-то момент, конечно, полыхнет. И начнется дарвинизм, к которому прямо провоцирует это торжество бабла распиленного в Москве, прямо толкает на этот дарвинизм. А дарвинизм будет подступать, он уже наступает. Уже очевидно, что он подходит. Он еще не подошел к тому моменту…
... Просто из разницы между повторяю, этими бульварами, между этим финансированием и тем финансированием. Разницей между состоянием Рублево-Успенского шоссе и состоянием России. Состоянием больниц, дорог. И так далее. Домов. Отопления. Мерзнут люди, замерзают. Дорог нету. Медицины нету. Нету. За пределами этих отдельных точек всего этого нету. И в какой-то момент, еще раз говорю, непонятно, в какой и что станет этим детонатором и когда и как. Но совершенно очевидно, что это не может продолжаться всегда. Такое демонстративное бесстыжее, подчеркиваю, социальное неравенство. У коммунистов хватало ума прятать. Там тоже было чудовищное социальное неравенство, но хватало ума прятать. У этих не хватает.

... Это и есть живая жизнь. Есть возможность разговаривать, я надеюсь, американцы не потеряют способности разговаривать. И я уверен, что у них не дойдет до гражданской войны. Именно потому, что у них есть возможность диалога. Потому что гражданская война – это замена диалога политического. Это когда невозможно разговаривать, когда невозможно в парламенте возразить, когда невозможно в прессе возразить, когда невозможно в суд подать. Тогда начинаются перестрелки. Когда раздражение, ощущение несправедливости с одной стороны, раздражение против власти, оно выходит, естественно, как всякая энергия выходит либо в легитимное русло, либо в не легитимное. Она не может по Ломоносову-Лавуазье просто куда-то деться. Это раздражение куда-то уйдет. В Америке оно уходит в острейший политический диалог и в выборы. И дай Бог здоровья. Единственное, что могу пожелать и я абсолютно в этом, честно говоря, уверен. Что Конституция не будет изменена. Что под Трампа не переделают законы и там есть люди, которые проследят, чтобы под Трампа нельзя было переделать законы. У них повторяю, свои традиции, они приплыли-то на свободу из Европы, они от феодалов, от королей уплыли на свободу. И эти правила свободы они в абсолютном приоритете. Мы с готовностью, поскольку мы вассальная страна по истории, то мы с готовности снова при первых трудностях демократических, при первых трудностях свободы: ой, папа, возьми нас обратно, пожалуйста, к себе в барак. Только корми нас, пожалуйста.

Только, пожалуйста, сделай, чтобы нам было что поесть. И защити нас. И не надо нам никакой свободы. Правь нам. Рюрики. Ну Рюрики свои. Вот что печально.
В. Шендерович; И там, и там. И в Украине и на Украине. Это очень важно. И для тех, кто живет в Америке. Но это подробности.

... Которое было главной обратной связью. Потому что было федеральное телевидение на 80 миллионов. И либо свободное НТВ, либо авторитаризм. Он закатал под асфальт НТВ – это первое, что он сделал. Он отключил обратную связь. После этого стало можно отнять выборы, крышевать суды, начинать войны. В немоте, в подчиненности такой, при отсутствии обратной связи, уже полицейщину вводить и так далее. Первое, что он сделал, очень актуально и правильно сделал, все они это делают первыми, я уже говорил. Первый декрет Ленина – декрет о свободе печати. Который на самом деле через три дня… Первый декрет о запрете фактически свободной прессы. Первое, что сделал Гитлер, когда пришел к власти. Первое, что делают они все – они крышуют обратную связь в виде прессы свободной.

В. Шендерович; Это довольно немного. А там идет массовое круглосуточное облучение. Смотреть на это страшно, нельзя выдержать этого минуту нормальному человеку. Но в тех домах, а их большинство, где телевизор работает как осветительный прибор, он просто не выключается.

Это те люди, с которыми потом можно сделать все, что угодно. Это те люди, которые выберут тебе в очередной раз Путина. Более того, те люди, которые будут заниматься фальсификациями. Те люди, которые скажут, что пускай сидит, раз он против Путина. Это те люди, которые скажут, что не нужны либеральные ценности. Не нужна свобода. Те люди, которым объяснили, что Вторую мировую войну начала Польша и буржуазные страны. Те люди, которым объяснили, что кругом заговор, а Россия одна против всего мира. Те люди, которые объяснили, что если не Путин, то Россия погибнет. Те люди, которым 20 лет это дерьмо заливается в головы.

М. Майерс; Да, но за 20 лет выросло новое поколение.

В. Шендерович; Выросло новое поколение. Лучшие из которых сидят в лагерях.

Сюрпризы они на то и сюрпризы, чтобы быть неожиданными. Ясно, что Путин будет искать, продолжает искать свою повестку. Потому что с традиционной повесткой наемного менеджера, администратора избранного, экономика, ему же делать нечего. Он там все проиграл. В этой повестке. Лучше с экономикой не будет. Политика закупоренная. Все понятно. Он будет искать повестку, в которой ему хорошо как рыбке в этой мутной воде. Вот внешнеполитическая повестка. Углубление в историю. Обострение синдрома осажденной крепости. Он будет искать повестку, при которой он не лузер и нелегитимный захватчик власти, а национальный лидер. Эта повестка внешнеполитическая, это повестка острая. Это повестка – мир против России. Эта повестка – лошадей на переправе не меняют. И так далее. Он будет искать эту повестку. В рамках поиска этой повестки могут быть самые неприятные сюрпризы внешнеполитические. Где он решит обострить, каким образом он решит еще заставить с собой разговаривать и считаться. У нас есть только силовые военные возможности. Никаких других нет. Экономических нет, политических нет. Можно ожидать неприятных сюрпризов с этой стороны. Из приятных сюрпризов ближе, видимо, к следующему сроку может быть, он опять затеет какую-нибудь симуляцию «оттепели», чтобы мы все снова заплакали, зарыдали. Сказали: ну вот видите, какой хороший Путин. Я думаю, что он подождет ближе к очередным выборам так называемым.
Они уничтожают «Мемориал». Если мы не защитим, если не соберем, если мы общественным давлением не прекратим этот рэкет, то «Мемориал», конечно, погибнет. Совершенно очевидно, что «Мемориал» настойчиво ведет работу, прямо противоположную государственной политике сегодня. Государственной политике прославления Сталина, государственной политике забвения в отношении преступлений сталинского режима. Потому что сегодняшнее государство — прямой наследник той империи, в которой эти преступления происходили. Неслучайно я писал об этом, Путин, вот эта вся кампания по прославлению Сталина, правильно, Сталин – последний большой император. Никакого отношения к коммунизму это не имеет.

Да. Это никакого отношения к коммунизму не имело. Уже давно. С 40-х годов уже точно не имело. Коминтерн он расстрелял. Последних коммунистов он сам расстрелял всех, собственно, коммунистов. Это была империя, именно как империя существовала во второй половине жизни Советского Союза. Это была империя. И Путин хочет наследовать, у него имперские галлюцинации. Он себя ощущает как продолжатель именно имперской темы. «Мемориал» напоминает, что это были просто кровавые массовые преступления. И, разумеется, государство будет, ЭТО государство будет уничтожать общество «Мемориал».

Люди останутся. Рачинский, Черкасов, Дмитриев. Люди останутся. Не все согласны на том, чтобы стать скотами беспамятными. На это не согласны очень многие. В каком-то виде это все равно останется.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 22.01.2020. Гарри Бардин на ЭМ 19. 01. 2020
• 21.01.2020. В. Д. Соловей ОМ 17. 01. 2020
• 17.01.2020. Геннадий Гудков
• 10.01.2020. Комитет 100. Людмила Фионова 8. 01. 2020 Россия ис
• 03.01.2020. ***
• 02.01.2020. В. Розанов Уединенное