Гарри Бардин на ЭМ 19. 01. 2020

Татьяна Картамышева: литературный дневник

. Бардин; Я понимаю: если бы я жил в Португалию, я бы эти фильмы не снял, там слишком спокойная и размеренная жизнь. Я вдруг, внезапно осознал, что в нашей стране не счастье — жить, а счастье — умереть своей смертью.


Ведь я представил себе… Это история моей страны, где мои родители не были репрессированы до моего рождения. Потом я не погиб вместе с мамой в Бабьем Яру — это второе. Папа не пострадал от борьбы с космополитами — это еще одна история. Масса каких-то рифов, между которыми я прошел. И жив. И вот сижу перед тобой. Да? Но эта тяжелая, трагическая судьба нашего народа… И это не только к себе я отношу.


Эту историю должны знать молодые. Они сейчас выступают, я считаю, массово, и по разным городам России, когда зацепило их личную свободу. Но они не знают еще уроков истории. Они не знают историю Сандармоха. Они не вникают в это. Они не понимают того, что, забыв эту историю, написав новую историю, мы лучше не будем — мы будем гаже, мы предадим, второй раз предадим своих предков. Первый раз — когда отдали их на поругание Сталину, а второй раз — когда забыли об их существовании. Вот это меня заботит сегодня.


К. Ларина; Я хочу… Очень много тем затронуто сейчас в том, что вы сказали. По поводу «своей смертью». Да, конечно же, я соглашусь, что счастье, если ты доживешь до глубокой старости и тебя не убьют, не приговорят к пожизненному сроку…


Г. Бардин; Да, конечно.


К. Ларина; …или где-нибудь не стрельнут из-за угла. Но, с другой стороны, сколько людей у нас как бы умирали своей смертью и не в глубокой старости, доведенные до состояния абсолютного уничтожения. То есть это такое моральное уничтожение человеческой личности, которое тоже для нас является, ну, такой будничной историей, согласитесь.


Г. Бардин; Конечно, конечно.


К. Ларина; И сегодня тоже.


Г. Бардин; Да. Ну, недавно мы проводили в последний путь Сергея Шарова-Делоне, которого я знал лично, и я любил этого человека. Он молодым умер. Он взял на свою душу боль многих.


К. Ларина; Да, да.


Г. Бардин; И сердце, конечно, не выдерживает.


К. Ларина; И сердце, и все. Тем более все эти страшные болезни являются результатом все равно какого-то постоянного стресса человека, его бесконечной борьбы. Послушай, ну конечно же, тогда в нашем разговоре не можем не вспомнить Катю Гениеву.


Г. Бардин; Ну, еще бы, еще бы.


К. Ларина; Великого человека, великого, который точно так же… Ее, что называется, замучили просто.


Г. Бардин; Я как раз был на презентации книги памяти Кати Гениевой. Она была моей подругой. И я повинился перед ней, если бы она пришла на эту презентацию. Я бы повинился, потому что мы в какой-то степени предали ее дело. Потому что потом, когда библиотека иностранной литературы Рудомино с легкой подачи Мединского была… Ну, они расфуфырили все что могли. И потом человека, которого посадили туда директором, перевели расфуфыривать «Ленинку». Он — как «Крот». Знаешь, «Крот» для ванной? Он сделал свое дело там и перешел в «Ленинку». И наше безмолвное безразличие и равнодушие — это предательство, это предательство. Потому что то, что делала Катя, то, что она создала, из этой библиотеки она сделала культурный центр, а потом это все пошло прахом.


К. Ларина; Ну, тут тогда можно через запятую перечислять все, что сегодня требует внимания общества и защиты общества.


Г. Бардин; Конечно.


К. Ларина; Не знаю, те же… Вы назвали Льва Пономарева. Вспомните то же общество «Мемориал» и многие-многие другие, и людей конкретных, и правозащитников — боже мой! — и писателей, и художников, и артистов, и режиссеров, и просто граждан, и молодых граждан, про которых вы говорили. Невозможно! Ну как жить, если мы живем внутри этого сгустка боли? Как жили при советской власти? Ведь не все же принадлежали к диссидентскому движению. То есть это была параллельная структура. Люди привыкали к этой двойной жизни. Мы же не назовем всех этих людей приспешниками режима.


Г. Бардин; Конечно нет, нет. Мы жили параллельной жизнью. Но там были какие-то правила.


К. Ларина; Какие? Ну-ка давайте научим молодежь.


Г. Бардин; Там были правила. То есть ты хочешь своего карьерного роста? Ты вступаешь в Коммунистическую партию. Или были такие абсолютно завиральные идеи: чем больше порядочных людей будет в партии, тем она станет…


К. Ларина; Развалить ее изнутри.


Г. Бардин; Да. Тем она станет лучше, и жить нам станет лучше. Это точно так же: если в Общественную палату придут хорошие ребята, то они станут плохими.


К. Ларина; Ну не знаю. Была же у нас хорошая Общественная палата когда-то. А какой у нас был Верховный Совет, в который входили лучшие люди страны — художники, писатели, артисты, историки, романтики революции.


Г. Бардин; Да. Но при этом было агрессивно-послушное большинство.


К. Ларина; Да.


Г. Бардин; Это было. Так что система перемалывает, перемалывает. И я не вижу перспективы для того, чтобы хорошие люди пришли туда и остались хорошими. Нет, система берет свое. Я говорю: я принадлежу к Богом избранному народу, но слава Богу, что при этих выборах не присутствовала Элла Памфилова.


К. Ларина; Хорошая шутка!


Г. Бардин; Иначе бы там пересчитали голоса.


К. Ларина; Раз уж такой у нас… Так и знала, что все будет грустно.


Г. Бардин; Да ладно! А почему смеешься?


К. Ларина; Не зря, не зря я смеялась так громко в начале программы. Все кончилось трагически, как обычно.


Г. Бардин; Да нет. Нет, все нормально.


К. Ларина; Автомат Калашникова построили на глазах.


Г. Бардин; Мы живы. Я вижу тебя. Я рад тебя видеть. Ну что плохого?


К. Ларина; Ведь были времена, Гарри Бардин, когда и вы в Кремль ходили на приемы, я же помню.


Г. Бардин; Нет, ну я ходил когда? Я на V съезд ходил и ходил на вручение мне Госпремии, когда Ельцин вручал в 99-м.


К. Ларина; Для вас эпоха солидаризации, скажем так, или солидарности с этой властью российской закончилась когда?


Г. Бардин; Она была короткая. Эйфория…


К. Ларина; Это была эйфория?


Г. Бардин; Нет, не эйфория. В какой-то момент я поддерживал, конечно. Это был редкий случай, когда то, что делала власть, то, что она не творила безобразия, то, что у нас средства массовой информации были свободными, пресса была свободндой — и я поддерживал это. А когда стали винтить и закручивать гайки, я стал отдаляться. И вообще лучше быть подальше, лучше быть подальше.


К. Ларина; Тем не менее вы же все-таки с людьми нормальными видитесь, правда?


Г. Бардин; Да. Вот сегодня — с тобой.


К. Ларина; Ведь есть же кому показать кино, есть с кем поговорить о прекрасном. Есть люди, которые способны считать какие-то смыслы, которые вы туда закладываете как автор.


Г. Бардин; Конечно.


К. Ларина; Такая же публика остается.


Г. Бардин; Остается.


К. Ларина; Она в основном какая? Все 60+? Или все-таки есть еще какие-то люди, которые способны…


Г. Бардин; Есть. К счастью, есть молодые, есть молодые. У меня редко, но бывают такие творческие встречи, что называется, где я показываю свои фильмы, в основном новые, потому что старые знают, разговариваю с ними и отвечаю на вопросы. И я должен сказать, что печаль моя светла. Я вижу, что, да, есть адекватные, не обработанные, не оболваненные федеральными каналами люди, которые самостоятельно мыслят. Они оценивают достаточно трезво эту обстановку. Они вменяемые, вменяемые. Есть, есть. Слава богу, есть. И я думаю, что с годами будет их побольше, побольше.


К. Ларина; Ну, если только не начнут… Сейчас-то всерьез взялись за них, за молодых. Мы уже об этом поговорили чуть-чуть, об этих бесконечных арестах.


Г. Бардин; Зубную пасту обратно не загонишь.


К. Ларина; Загонишь. Так тоже мы говорили, это наша любимая метафора была. Я тоже давно живу на свете и помню прекрасно, когда мы говорили…


Г. Бардин; А выглядишь прекрасно.


К. Ларина; …когда мы говорили про эту зубную пасту, которую в тюбик не загнать. Загнали за милую душу! Мы «мама» не успели сказать. Ну? Значит, получается. Втянули ее обратно. Как это сделали?


Г. Бардин; Я вспоминаю «свинцовые мерзости царского режима», о которых мы читали в русской литературе, да? А чем запомнятся эти годы, вот эти репрессии? Они пока не кровавые. Хотя если вспомнить…


К. Ларина; Они запомнятся героическим сопротивлением каждой отдельной личности, наверное.


Г. Бардин; Это правда, это правда. Ты говоришь об эзоповом языке. Я знал, был знаком с Борисом Немцовым…


К. Ларина; Конечно.


Г. Бардин; И там не было эзопова языка.


К. Ларина; Это тот самый случай, когда человек все называл своими именами.


Г. Бардин; Своими именами. Есть Витя Шендерович, мой друг, который тоже умеет, конечно, эзоповым языком пользоваться, но он не пользуется, а он говорит. Иногда я страшусь того, что он говорит. Но — говорит. Он имеет мужество. И слава богу.



К. Ларина; Теперь то, что касается вопросов. Здесь вспоминают еще одно приобретение, как мне кажется, тоже советского времени — так называемые мультфильмы для взрослых. Вот что это за феномен был такой? Сегодня такого нет.


Г. Бардин; Ну, сейчас многого нет. Был кинотеатр «Баррикады», и там пять лет я вел «Союзмультфильм: вчера, сегодня и завтра». Я вел, и каждый месяц приходила интеллигенция, в основном это были работники, итээровские служащие. Полный зал, битком! Билетов не достать. И я вел эти вечера. И это была в основном, да, мультипликация для взрослых.


К. Ларина; В чем ее особенность?


Г. Бардин; Ну, честно говоря, я в своих фильмах не делил на взрослую и детскую аудиторию. Я делал то, что мне интересно. И дети подтягивались, а иногда даже вырастали и приходили в мои фильмы. Ну, я не любил ту мультипликацию, которая сюсюкала с детьми, на Союзмультфильме. Вот такие розовые слюни — это не мое. А была замечательная мультипликация, которая была и для тех, и для тех. Если взять «Винни-Пуха» Федора Савельевича Хитрука, то это было смешно и им, и нам.


К. Ларина; Именно! Вот именно с этим мы опять подходим к теме нашего разговора про то, что «сказка — ложь, но в ней намек», про иносказание как высказывание. Ведь все эти мультфильмы, которые, по сути, для детей и для взрослых, вы правы, — и «Винни-Пух», и «Варежка», и «История одного преступления», и «Ограбление по…», и, естественно, ваши все замечательные, и «Банкет» — это мультфильмы для взрослых, между прочим.


Г. Бардин; Ну да.


К. Ларина; Да? А про веревки как назывался?


Г. Бардин; «Брак».


К. Ларина; «Брак». Обожаю. Просто обожаю! Просто иногда какие-то эпизоды в моей жизни личной разыгрывались из этого мультфильма.



Г. Бардин; Считали нас несерьезными.


К. Ларина; Не трогали, конечно. Как и детских писателей.


Г. Бардин; Да, да, да. Поэтому многие писатели уходили в детскую литературу.


К. Ларина; Эмигрировали, да-да-да.


Г. Бардин; И Корней Чуковский, и Самуил Яковлевич Маршак, и Барто. Ну что делать? Такие были условия.



К. Ларина; Тут еще один момент. Как мне кажется, исходя из того, что мы уже с вами успели сказать, они не понимают, про что это. Ведь успех был не потому, что Волк гонялся за Зайцем. Это было как покатушки, мы прямо ухахатывались. Но мы ухахатывались не оттого, что они смешно падали или смешно кричали, или пищали.


Г. Бардин; Да.


К. Ларина; Там про другое совсем. Там было очень много подтекстов и слоев.


Г. Бардин; Отражение нашей жизни.


К. Ларина; И ребенок воспринимает на своем уровне эти приключения…


Г. Бардин; А взрослый — на своем.


Есть чем гордиться на сегодняшний день. И замечательные молодые режиссеры, и сценаристы умные и талантливые, но в кино на них не идут. Почему не идут? «Давайте запретим американские блокбастеры — и тогда пойдут». Да не пойдут! Ну?


Г. Бардин; Не пойдут, не пойдут. Ну, во-первых, зритель в какой-то степени испорчен уже.


К. Ларина; Вот!


Г. Бардин; Он испорчен, потому что… Ну, пошел бы у нас в прокате, я не знаю, Бергман — пошли бы сегодня?


К. Ларина; Ну конечно, массово не пошли бы.


Г. Бардин; Нет, не пошли бы.


К. Ларина; И на Тарковского не пошли бы.


Г. Бардин; Не пошли, не пошли.


К. Ларина; И на Феллини. Сказали бы: «Глупость какая-то».


Г. Бардин; Не пошли, потому что испорчены этим «гамбургером».


К. Ларина; Значит, это плохо?


Г. Бардин; Конечно, это плохо.


К. Ларина; У меня ощущение какого-то дежавю. Мне кажется, мы про это уже говорили когда-то.


Г. Бардин; Да? Как хорошо, что мы про это уже говорили! Ну что делать?


К. Ларина; Ну хорошо. Тогда получается… Когда-то сказал, по-моему, Сокуров эту мысль крамольную: «Демократии не нужно искусство». Тоталитаризму искусство нужно, потому что он его использует.


Г. Бардин; Пропагандируя себя.


К. Ларина; Да-да-да. Поэтому он заинтересован в том, чтобы была талантливая пропаганда, а не тупая, чтобы это было красиво, чтобы была интеллигенция своя. Да?


Г. Бардин; Да.


К. Ларина; А демократии это не нужно. Поэтому коммерческие…


Г. Бардин; Подожди. Это не я сказал, это ты сказала.


К. Ларина; Это я Сокурова повторяю. Поэтому коммерческое искусство — понятно, на чем оно строится. А все остальное — это удел одиночек. Так это?



Кстати, в YouTube я выложил (канал Гарри Бардина, который работает, и там все мои мультфильмы) с подачи моего сына. Он сказал: «Ну что ты сидишь, как курица на яйцах? Ты же хочешь, чтобы твои фильмы видели?» Я говорю: «Конечно, хочу». — «Вот и выложи в YouTube». Вот я и выложил. Денег от этого никаких, но зато смотрят.


. Вот Юра Быков сейчас сделал фильм свой новый и выложил бесплатно.


Г. Бардин; «Сторож»?


К. Ларина; Да, да. Пожалуйста, смотрите.


Г. Бардин; Да, интересный режиссер.


К. Ларина; Ну что делать? Тут как бы… Либо ты хочешь зарабатывать деньги, либо ты хочешь, чтобы тебя видели.


.


К. Ларина; Создали это замечательное произведение музыкально-визуальное под названием «Застой 2.0». Мы сейчас перед эфиром посмотрели. Павел Бардин — режиссер этого клипа. Автор музыки и текста — Андрей Меньшиков. Правы ли создатели этого клипа, когда намекают на этот повтор, что сегодня абсолютно повторение того времени, застой 2.0? Или все-таки есть некоторые отличия? И какие тогда?


Г. Бардин; Отличия? Я начал говорить об этом. Ну, в застое были свои правила, а сейчас — понятия. И эти понятия понять невозможно, потому что меняются векторы, направления. И они меняются с такой чудовищной быстротой, что просто…


К. Ларина; А какие? Ну-ка, например? Что тут изменилось за 20 лет? Какой вектор направления? Мне как раз кажется, что все достаточно крепко укоренилось.


Г. Бардин; Укоренилось, но оно категорически ну не похоже на застойные времена. Если ты (я начал говорить об этом) вступаешь в партию, у тебя карьерный рост — это правила игры. Сейчас ты вступаешь в другую партию, которая единственная, которая единая, — и у тебя обеспечен карьерный рост, да? Но дальше надо воровать, как все, надо обогащаться. Если ты не обогащаешься…


К. Ларина; …выпадаешь из системы.


Г. Бардин; …ты выпадаешь, ты лузер. С точки зрения их, я лузер, потому что я бедный. Понятия сместились немножко, они сместились. То есть успешный человек — это богатый человек.


К. Ларина; Ну да.


Г. Бардин; Ну, такого все-таки не было откровенно.


К. Ларина; Потому что все были равны, у нас был социализм с человеческим лицом, мечтали построить.


Г. Бардин; Ну да.


К. Ларина; И потом, вы понимаете… Я тогда добавлю. Мне кажется… Это если мы эту точку отсчета берем, что человек, который хочет сделать карьеру, он должен вступить в главную партию страны и уже в этом пространстве служения выстраивать свой личный рост. Ну послушайте, сегодня, как мне кажется… Я там не была, но судя по тому, что с людьми происходит, они должны каждый день подтверждать свою лояльность.


Г. Бардин; Конечно.


К. Ларина; Они должны каждый день подтверждать лояльность. Они должны каждый день доказывать тем, кто стоит выше: «Вы не зря меня взяли». Да?


Г. Бардин; Да.


К. Ларина; «Я ваш, я ваш, я ваш! Я сейчас ваш. И через пять минут буду вашим. И послезавтра. И ночью, и днем». Такого вот точно не было. Были правила игры.


Г. Бардин; Но как он потом приходит к своему ребенку и рассказывает ему добрые сказки? Для меня это абсолютно за гранью понимания, потому что я не понимаю, как человек вот тут лижет задницу своему начальнику, а тут он целует затылок своего ребенка маленького и говорит о светлости, о счастье говорит. Для меня это непостижимо!


К. Ларина; Тогда добавлю, что тем же ртом, которым он произносит с экрана телевизора проклятия в адрес каких-то людей, требования распять, запретить, уничтожить, раздавить, обзывается мразями, гадами, предателями родины…


Г. Бардин; На лобном месте помыть рот с хозяйственным мылом.


К. Ларина; …а потом идет домой и тем же ртом разговаривает… Ну послушайте, тоже не ново под луной. А раньше вас это не удивляло?


Г. Бардин; Ну, таких явных пропагандистов…


К. Ларина; Мерзавцев? Но мерзавцы-то были.


Г. Бардин; Были, но они были какие-то…


К. Ларина; Свои?


Г. Бардин; …интеллигентные, что ли. Я не знаю. А сейчас они откровенные. Они не боятся перемен. Они не боятся того, что вот перевернется это все, как песочные часы — раз! — переворачиваются, и потек песок другого времени, и они будут нерукопожатными. Более того, они будут сидельцы. Они заменят тех, кого посадили. Они не думают об этом. Ну, на этой веселой ноте…


К. Ларина; Я просто все-таки думаю… Мне кажется, это очень важное отличие. Вот сегодня они требуют, чтобы человека целиком, пожирали целиком. Тогда все-таки было такое двоемыслие, которое все ругают, но на самом деле двоемыслие — это способ сохранения человека.


Г. Бардин; Себя.


К. Ларина; Да.


Г. Бардин; Способ сохранения себя хотя бы на кухне.


К. Ларина; Да, да, да. А сейчас никаких вариантов нет.


Г. Бардин; Сейчас лопаются дружбы, лопаются семьи из-за Крыма, из-за Украины, из-за массы чего — проблем достаточно. Ну, тогда возникает как спасение этот идиот-наполеон с обрезанием рук и ног. И тогда можно взахлеб говорить про него — не про свои проблемы российские, не то, что в Благовещенске расстрелял мальчишка, что в Сандармохе гоняют несчастного Дмитриева, а говорить про этого идиота. Ну, это спасение для них, для желтой прессы.


К. Ларина; Ну да. Послушайте, так для них и Украина — спасение.


Г. Бардин; Конечно.


К. Ларина; В этом смысле — в смысле замещения.


Г. Бардин; Конечно. Подмена.


К. Ларина; Да. Ну, народ с удовольствием же это ест. Если бы не было рейтингов у этих передач, их бы не показывали. Значит, они этого хотят.


Г. Бардин; И этому народу ты предлагаешь показывать Бергмана и Тарковского, повторный показ?


К. Ларина; Ну, не так все. Слушайте, сейчас мы договоримся до того, что в советское время и Ростропович ездил на грузовике и пиликал на виолончели для колхозников. Значит, в этом был какой-то момент просвещения.


Г. Бардин; Ну да, попытки.


К. Ларина; А сейчас люди признаются в дурновкусии с гордостью. Раньше было как-то неловко.


Г. Бардин; Не знаю и знать не хочу.


К. Ларина; Да-да-да. Ну и чем мы закончим? Ну что делать-то?


Г. Бардин; Что-нибудь хорошее написали мне или тебе?


К. Ларина; «Чудесный фильм с прорастающей травой — «Симфония Бетховена».


Г. Бардин; «Слушая Бетховена».


К. Ларина; «Хочется еще раз увидеть его. Спасибо вам большое за эту надежду».





Другие статьи в литературном дневнике: