Забытое материнство

Борис Вугман: литературный дневник

Страны с высоким уровнем жизни почти не рожают


Философская проза. Автор: Борис Вугман


Пролог


На тротуаре большого европейского города, вымощенного камнем и временем, стояли двое. Старик с лицом инженера-мыслителя и молодой человек — его внук, точнее, тот, кто мог бы им стать. Разговор их был о будущем, но рождался он из памяти. Так часто бывает: именно в беспокойных снах стариков спит истина, которую внуки ещё не успели забыть.


— Дед, а почему у нас так мало детей? Почему у нас в классе — восемь человек? — спросил мальчик, глядя на запечатлённый в витрине рекламный плакат с улыбающейся женщиной в купальнике.


Старик не сразу ответил. Он знал: однозначные ответы опасны, особенно там, где давно нет однозначности.


I. Конструкция


— Видишь ли, мальчик, природа создала женщину как центр жизни. Не потому, что она слабее или нежнее — а потому, что она носит, рождает, вскармливает. Это не выбор, это устройство.


Женщина — это не роль и не функция. Это конструкция, встроенная в ткань жизни. Как лёд кристаллизуется при 0°C, так и женщина связана с продолжением рода. Не насильно — по самой сути.


Но человек — создание гордое. Он решил, что может переписать природу. Что можно устроить мир, в котором женщина — не мать, а солдат, шахтёр, путеец. И позже — манекен, инфлюэнсер, икона без икоты.


II. Перекосы


— В войну, — продолжал старик, — женщины работали на шахтах, чинили рельсы, везли уголь, заменяя ушедших на фронт. Это был подвиг, но страшный. Потом их никто не вернул. А те, что вернулись, вернулись другими: крепкие руки, квадратные плечи, но внутри — выжженная нежность.


А потом маятник качнулся. Женщина стала телом. Красивым, загорелым, выставленным. Её перестали нагружать, но стали показывать. Из матери сделали рекламу. И снова конструкция треснула. Только уже в другом месте.


— Неужели и та, и другая крайность — одинаково губительны? — спросил внук.


— Нет. Они просто по-разному невыносимы, — сказал старик.


III. Забытое материнство


— А можно ли построить общество, где женщина будет и уважаемой, и счастливой, и рожать будет — по любви, не по указу? — не унимался внук.


— Только если ты построишь его вместе с ней. Если поймёшь, что равенство — не в том, чтобы быть одинаковыми. А в том, чтобы быть разными, но равнозначными.


Женщина не создана для жертвы ради идеи. Это путь мужчины. Он строит мосты, уходит в полярные экспедиции, жертвует собой ради формулы. А женщина — для жизни. Для тепла. Для того, чтобы встретить мужчину, когда он вернётся.


— А если он не вернётся? — вдруг тихо спросил мальчик.


— Тогда она одна будет растить ребёнка. Как всегда было в тяжёлые века. Но если ни он, ни она не захотят — тогда не будет ни детей, ни будущего.


IV. Вопрос цивилизации


Страны с высоким уровнем жизни почти не рожают. Не потому, что плохо. А потому, что утратили смысл.


Когда жизнь — про комфорт, а не про продолжение, когда дети — как проект с Excel-таблицей, а не как смысл — рождаемость падает. Женщина, которая живёт для себя, может быть свободной, но не всегда счастливой. Мужчина, не нужный как опора, превращается в приложение к быту.


Всё это — не про вину. А про сбой конструкции.


Всё это — не про осуждение. А про тоску по живому.


Эпилог: про внука и внучку


В той сказке, которую дед рассказал внуку — девочка нашла кристалл, но не понесла его в лабораторию. Она оставила его — на память, как светлый знак. А когда вырос её брат — он достал этот кристалл, открыл тетрадку и продолжил.


Не потому, что он был лучше. А потому, что был другой.


И всё же — именно девочка сохранила. Без неё бы и кристалла не было.


— Так кто же важнее, дед? — спросил внук, задумчиво глядя на закат.


— Тот, кто не нарушает конструкцию, — ответил дед. — И тот, кто с уважением несёт свою часть.


Пауза. Ветер. Где-то далеко — детский смех.


Значит, не всё потеряно.


Борис Вугман, философская проза. Материал подготовлен по итогам размышлений на литературном портале.


Название: «Утренний разговор с мадам Леонор»


Он налил себе кофе и посмотрел в экран. На связи уже была она — мадам Леонор, профессор физики фазовых переходов в Университете Гренобля. На фоне у неё — лабораторный стол, и на нём, словно нарочно, — образец кристалла льда в герметичной капсуле.


— Bonjour, месье Вугман, — сказала она мягко. — Что-то Вы сегодня не в духе. Или у Вас снова вопросы о природе женской души?


Он усмехнулся:


— Леонор, скажите честно. Разве женщина способна вынашивать техническую идею так же, как мужчина? Не подчиняется ли она в глубине природы логике жизни, а не логике жертвы ради схемы, давления и температуры?


Она склонила голову чуть вбок, как это делают француженки:


— Я бы не стала ставить вопрос так прямо. Но Вы не одиноки в своих наблюдениях. Женская психика чаще настроена на удержание равновесия, чем на борьбу с природой. Мы изначально настроены не на то, чтобы ломать устройство, а чтобы поддерживать его течение.


— А что, если мужчину толкает к подвигу техническая идея? Вот вырастить кристалл льда, твёрже стали. И использовать его в мирных целях. Разве не внук, а не внучка, скорее всего, станет продолжателем?


— Возможно. Но именно внучка напомнит ему, зачем это нужно. Без неё он забудет, что подвиг ради самого подвига — это тоже тупик.


Он молчал.


— Вы говорите: в СССР женщины работали на путях, в шахтах... Это были тяжёлые решения времени. А сейчас другая крайность — женщина как рекламный щит. Но и то, и другое — варианты вытеснения сути.


Он кивнул.


— В обоих случаях — снижение рождаемости.


— Oui, — сказала она. — И в обоих случаях — разрушение естественной настройки. Когда форма подменяет содержание, жизнь отступает.


— Спасибо, Леонор. Вы не просто учёный. Вы — голос разума.


Она улыбнулась:


— А Вы, месье Вугман, снова ставите сложные вопросы. Берите паузу. Я уверена — ответ Вы уже знаете.





Другие статьи в литературном дневнике: