Арсений и Марина."Тех, в чьей памяти фамилия Тарковский ассоциируется лишь с сыном Андреем, знаменитым кинорежиссёром, на фото - ребёнком, уютно устроившимся на руках отца, прошу поверить: это поэт масштаба ничуть не ниже цветаевского. И Арсений Александрович, и Марина Ивановна были и остаются ярчайшими звёздами на небосклоне российской словесности. Но речь сегодня не об их творческих достоинствах или вкладе в русскую поэзию, а о том, как по прихоти всё той же мало предсказуемой судьбы неожиданно пересеклись в одной точке их творческие и жизненные судьбы, да ещё и в такие знаковые, переломные времена. В 1939-ом году Марина совершила роковую ошибку, вернувшись в Россию с двумя детьми вслед за своим мужем Сергеем Эфроном, попавшимся на крючок НКВД. Сразу после их приезда муж и дочь были арестованы, и судьба их была ужасна: дочь Аля 15 лет скиталась по тюрьмам и ссылкам, мужа в 1941-ом расстреляли. Настоящие стихи в те годы не могли быть напечатанными, и поэты с большой буквы, чтобы не помереть с голода, вынуждены были перебиваться переводами национальных знаменитостей вроде Джамбула и Сулеймана Стальского. Вот в доме такой переводчицы, строчившей подстрочники, и произошла первая встреча двух поэтов. Ему было 32 года, ей - 47. Был ли у них роман? Никто не знает. Известно лишь, что вышли они оттуда вместе. Сам Арсений Александрович отрицал близкие отношения. Однако целый цикл стихотворений, посвящённых Марине, чувство колоссальной и непреходящей вины автора перед ушедшим из жизни его другом-кумиром, пронизывающее эти исповедальные стихи, упорно свидетельствуют об обратном: "Где лучший друг, где божество моё, где ангел гнева и праведности?... И чем я виноват, чем виноват?" Нельзя не почувствовать какой-то скрытый подтекст, известный только им двоим, в стихотворении "Из старой тетради" того же 1939-го года: Я слышу, я не сплю, зовешь меня, Марина, Но удивительнее всего диалог поэтов, дошедший до нас вопреки всем временам и обстоятельствам. В 1940 году Арсений Тарковский, вспоминая всех своих безвременно ушедших родных и близких, написал проникновенное стихотворение: Стол накрыт на шестерых - И со мною мой отец, Как двенадцать лет назад, И вино поет из тьмы, Улыбнется мне отец, "Каблучки мои в пыли, Через год уже и встречи с Мариной стали невозможны. А с начала войны и по декабрь 1943-го Тарковский постоянно на фронте, в редакции газеты 11-ой гвардейской армии, где был тяжело ранен и чудом остался жив, потеряв ногу. Неведомо какими путями это стихотворение было услышано или прочитано Мариной. 6 марта 1941-го года, в один из самых тяжёлых периодов своей жизни, она нашла в себе силы ответить на него не менее проникновенным криком души: Все повторяю первый стих Невесело вам вшестером. Невесело твоим гостям, Невесело и несветло. Как мог, как смел ты не понять, Ты стол накрыл на шестерых, (Своими...),Робкая как вор, Раз! - опрокинула стакан! И - гроба нет! Разлуки - нет! ... Никто: не брат, не сын, не муж, Простим автору аберрацию памяти, немного трансформировавшую первую строку стихотворения Тарковского. Это были её последние стихи. Кроме прошений, заявлений и записок с просьбами к знакомым и не очень людям она больше уже потом ничего не писала. А через полгода, 31 августа 1941-го года, Марины Ивановны не стало. В захолустной эвакуационной Елабуге, отчаявшись найти работу, помощь своих собратьев по перу и какие бы то ни было средства для существования, она повесилась в сенях хибары добросердечной женщины, приютившей на время их с 18-тилетним сыном. Сам же Арсений Александрович прочитал последнее стихотворение Марины Цветаевой лишь в 1982-ом году, после публикации в журнале "Огонёк", когда ему было уже 75 лет. Очевидцы, видевшие его в этот день, единодушны в оценке тогдашнего душевного состояния поэта, характеризуя его одним словом: катарсис".
© Copyright: Алла Бур, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
