Ширится моя клиентура в части выпуска книг. И всё больше за счёт объединения литераторов «Сопричастники». Лет шесть назад я одному из его членов оформлял книжку стихов, после чего он даже пригласил меня домой, на чаепитие с самоваром. А я что, больной, чтобы клевать на подобные приглашения, знамо дело, не только не пришёл, но забыл всё, что с ним связано сразу же после «до свидания». И не помнил бы я сейчас об этом незначительном эпизоде, не будь смертельной обиды на меня после этого, от уже упомянутого автора. Вышло так, что я единственный из приглашённых манкировал это мероприятие, и посему, был отмечен особо. А поскольку графоман мне самый что ни на есть кормилец, то приходится сталкивался с «Сопричастниками» всё чаще и чаще, и всякий из них напоминает мне, что я когда-то не пришёл на их фундаментальную читку и пропустил что-то невосполнимо важное. Фуй, думаю, никто из вас, ребята, не Гоголь в части самокритичности, ибо, помню, на чьем-то творческом вечере в музее Ахматовой я громко всхрапнул, что даже проснулся от собственного храпа. Но нет, никто, подобно Гоголю, читающему задремавшему Жуковскому, рукописи в камин не бросил. А там, в Ахматовке, прекраснейший камин, в аккурат для рукописей в формате А4. Буде всякий поступать там подобно Гоголю, так администрации не нужно будет печалиться по поводу приобретения угля и дров. Но Гоголей, как я уже заметил, ныне не наблюдается, зато снова ко мне в клиенты достался свежак из вышеупомянутого прославленного коллектива «Сопричастники».
«Чем жива-то душа,
И как мне оставаться беспечным,
Если я всё пиша,
Непрерывно пиша бесконечно!» – начал мой клиент разговаривать стихами, и у меня начались приступы зева, словно после таблетки люминала. Я попытался остановить оратора, традиционно ссылаясь на зрительность своего восприятия, и на совершенную глухоту к устному слову, но нет, рифмач, вечно обрываемый домашними, игнорируемый коллегами и непризнаваемый «сопричастниками» продолжал. «…Звуки хитрой вариации «Светит месяц» смешивались в голове Филипп Филипповича со словами заметки в ненавистную кашу, …Све-е-етит месяц…све-тит месяц… светит месяц… Тьфу, прицепилась… вот окаянная мелодия!»
Слова сыпались, движения рук становились шире, превращаясь в махи, возрастала общая моторика… Всё сливалось во единое:
«..пиша бесконечно беспечно!»
Нет, это невозможно! Это какое-то наказание! Наверное, я бы мог поднять цену на свои услуги. Только тогда десять раз найдётся кто-то, кто сделает ту же работу, но дешевле. Книга-то всё равно появится, только в моём кармане ничего не зазвенит. Раньше я почему-то считал, что неисправимо плохих авторов гораздо меньше. А сейчас понимаю, что это далеко не так. Благодарные авторы дарят мне по выпуску двадцать-тридцать книг, «чтобы я подарил кому надо», но поскольку я убеждён, что этого добра никому не надо, я использую эту макулатуру в качестве разжиги зимой на пленэре. Впрочем, так поступают все. Чрезвычайно гордый своей первой оформленной книгой, вышедшей во времена перестройки в московском издательстве ИМА-пресс, я раздаривал её направо и налево. И как-то раз, зайдя к приятелю, я увидел, что тот использует её в качестве подставки для сковородки. Это было первой шайкой холодной воды, вылитой на мою горячую авторскую голову. Сейчас бы я только порадовался, что моя книга оказалось столь востребованной. А тогда… Ну да ладно. Так вот поэт всё вещал и вещал про своё – поэтино. Скулы у меня от тоски сводит от таких собеседников. Нехай идёт к «сопричастникам» и там вещает. Но там опять регламент и шире ассортимент. А тут он сольно меня утомляет. И у меня возникла замечательная идея: а что как не заняться поэтической сводней – сведу-ка я его с другой своей утомительницей, пускай друг другу промывают мозги! Что я и исполнил незамедлительно, доложив ничего не подозревающему автору, что его творчество было бы-де полезно для одной моей замечательной поэтессы, которая нуждается в креативном водительстве. А той позвонил и довёл до сведения, что «в меру упитанный мужчина средних лет» мечтает познакомиться с её талантом… Тьфу, думаю про себя, поступаю хуже, чем гоголевская Хивря! Весь изоврался, и перевывернулся, словно малоросский характерник. Но дело пошло! И моим ушам послабление вышло и молочком по утрам не нужно отпиваться. И главное, дышится как-то посвободнее.
