Океан

Я проснулась ночью от рокота моря. То есть, нет – Океана. Тихого. Он же Великий. Океан дышал могуче, глубоко и размерено, с глухими тяжёлыми ударами о грудную клетку береговых скал ровнёхонько под нашими окнами. Я вышла на террасу. Был прилив, и все пару сотен метров песчаного берега… ой, да не осталось его вовсе, этого песчаного берега, лишь скала, где приютился наш отель, и о которую отбойно ударялись взмыленные и вздыбленные волны; а дальше, насколько хватало глаз, серо-стальные барханы, лениво перекатывающиеся – словно мышцы под кожей крепкого бойцового тела, почти гладкие в состоянии покоя, неуклюже маскирующего скрытую угрозу – и где-то там, далеко, незаметно сливающиеся с небом (барханы, если кто не понял), таким же стальным, равнодушным и бесконечным.

Следующей ночью я проснулась вновь. И опять до рассвета сидела в шезлонге, бездумно вглядываясь в иссиня-серую бликующую рябь, размазанную кисеёй дождя и вспарываемую яркими зигзагами молний, заворожённая безмерным величием моря и неба, их перетеканием друг в друга до полного слияния и растворения, их непостижимым диалогом, мне не предназначенным, меня – не учитывающим. Вот так сидишь и понимаешь, что в этой системе небо-океан ты даже не тире. Океан смирял, сминал, утишал и вводил в транс. И покрывал тончайшей водяной пылью, липкой как варенье, что ни лизнёшь - губы ли, запястье (ну, любопытно же) - всё солёное. Хотя и сидишь вроде как под навесом, и не так чтоб на самом берегу.

А потом... мы уехали.

Днём Океан был другим, игривым что ли… бойко-дурашливым. Играл, впрочем, исключительно по своим правилам жестокосердного ребёнка, фамильярностей не спускал. Поплавать мне так и не удалось. Последняя попытка лечь на волну окончилась тем, что меня проволокло метров… не знаю сколько – по песку и вывернуло пальцы на левой ноге, ничего особо страшного, но ступня распухла и посинела; по сей день пальцы нет-нет, да и напоминают укоризненно, если мне вдруг приспичит потанцевать на цыпочках: ну что же ты. Попытки мужа поднырнуть – под – волну были немногим более успешны.

Кроме нас никто даже не пробовал. Все прочие купальщики старались держаться строго вертикально, как солдатики, заходя в воду – крайне редко – по грудь. У них это тоже не получалось, в смысле – вертикально и по грудь, океан крутил и швырял их, как щепки, в лучшем случае пересыпал и выбрасывал на берег, как морские камешки, в худшем – тащил за собой и начинал мотылять туда-сюда, как прачка белье в проруби. Тогда остальные заполошно кидались на помощь и вырывали бедолагу из мокрых гигантских лап, и вытаскивали его, почти задохнувшегося, на берег, где он согнувшись долго откашливался и отсмаркивался солёной водой. Вы думаете волны были высокими? Ха, практически штиль, так, лёгкое волнение. Просто это Океан. Тихий, ага. Он же Великий.

Купаться на пляже под окнами арендованного номера сотрудники отеля нам не рекомендовали по причине особо стервозного поведения Океана в этом месте, и мы, как все, переправлялись на «тот берег» через пролив, который поутру легко можно было переплюнуть.

- No les creo! (Да ладно!) – заявила одна из пассажирок своим спутникам, которые стали уверять её, что нам на противоположный берег тоненького ручейка, вот на этом катере. – Es un chiste? Una gran mentira! (Это такая шутка? Вы меня обманываете). И застегнула настоятельно предложенный помощником рулевого спасательный жилет.
- Son locos! (Да они сумасшедшие!) – сказала она же под громкий хохот остальных участников, когда катер, натужно протарахтев пять метров – ему едва хватило места для разворота – причалил к «тому берегу» и пассажиров попросили покинуть плавсредство.

Мне очень хотелось увидеть её в три часа дня, когда последний катер уходит обратно, и ему предстоит преодолеть почти километровый пролив. Но на последний катер оставались лишь самые стойкие, мы, например. Все прочие покидали пляж дисциплинированно к обеду. Нигде ранее в Эквадоре я не видела такого сконцентрированного обилия раскормленной плоти: молодые, старые, совсем дети – все каких-то необъятных размеров с вываливающимися изо всех предметов туалета жировыми складками и телесами, такие слонопотамчики, каждый шаг которых сопровождается бумом, лёгким землетрясением и одышкой, подобное я наблюдала лишь в штатах. Халява, плиз. А что – за всё уплочено!

Но красота этих мест* – страшная. Невероятная. Неописуемая. От неё захватывает дух, смотришь и немеешь. Но и цена – ничего так. И не только в тугриках.
– Часа за четыре на такси доберёмся, - пообещал муж.
Посмотрев на него инспектирующим взглядом транспортного контролёра, я нехотя согласилась: - Ну… хорошо, четыре часа я как-нибудь выдержу.
Ага! А девять не хотите?! Девять – туда и девять – обратно. Горными, блин, тропами! Всё как полагается: спуски, подъёмы, серпантины, крутой, градусов на триста, поворот направо и тут же аналогичный – налево, и опять направо, и так до бесконечности, то есть все девять часов.
- Слушай, давай в следующий раз – самолётом. А то весь отдых – коту под хвост,- обессилено сказала я по возвращении.

Это было несколько месяцев назад. А сегодня ночью он мне приснился, Океан, со всем своим накатывающим утробным рыком и тихим шуршанием отступающей волны. Тихий такой. Великий.

* - речь идёт о побережье провинции Эсмеральдас (Esmeraldas), славного своими пляжами, недалеко от одноименного города. Esmeraldas – в переводе на русский: изумруды. Истинная правда – изумрудное место: изумрудная вода, изумрудные леса, и небо тоже - изумрудное, днём естественно, а вот так.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 21.08.2019. Океан