Сочельник

Татьяна Алейникова: литературный дневник

Не знаю, как и когда родилась эта привычка открывать в праздники томик любимого прозаика. Наверное, почти четверть века сопровождает он меня. Выпадали годы, когда не снимала книгу с полки. В душевной смуте было не до чтения. Потом поняла, что только с ней можно преодолеть внутреннее смятение. Кто не испытывал саднящее чувство бесприютности в царящем вокруг предпраздничном возбуждении. Кого не посещало горькое ощущение пустоты в шумной толпе спешащих куда-то людей. Господи, они всегда спешат, не замечая никого и ничего вокруг. Что в мире способно остановить это вечное броуновское движение от рождения до...
Остановить невозможно, нужно самой остановиться, прислушаться к много пережившему человеку. Слово писателя, наделённого божественным даром увидеть, запомнить, рассказать, поможет обрести почву под ногами, вернуть душевное равновесие. Этот мудрый собеседник -Иван Шмелёв, его книгу открываю в праздники, иногда и в будни, когда совсем уж невмоготу. Я знаю, что он пережил самое страшное, потерял сына, офицера, расстрелянного большевиками. Наверное, поэтому, воспоминания о детстве, об утраченной России-самые светлые и пронзительные в его творчестве. В них нет отзвука того, что принесёт ему революционное лихолетье. В них все еще живы. В них подлинная поэзия, любовь и печаль.


-В Сочельник, под Рождество,— бывало, до звезды не ели. Кутью варили, из пшеницы, с медом; взвар — из чернослива, груши, шепталы... Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто — дар Христу. Ну... будто Он на сене, в яслях. Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. На стеклах лед, с мороза. Вот, брат, красота–то!.. Елочки на них, разводы, как кружевное. Ноготком протрешь — звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон — другая... Стекла засинелись. Стреляет от мороза печка, скачут тени. А звезд все больше. А какие звезды!.. Форточку откроешь — резанет, ожжет морозом. А звезды..! На черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. А какие звезды!.. Усатые, живые, бьются, колют глаз. В воздухе–то мерзлость, через нее–то звезды больше, разными огнями блещут, — голубой хрусталь, и синий, и зеленый, — в стрелках. И звон услышишь. И будто это звезды — звон–то! Морозный, гулкий, — прямо, серебро. Такого не услышишь, нет. В Кремле ударят, — древний звон, степенный, с глухотцой. А то — тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет. Такого не услышишь, нет. Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца–начала... — гул и гул.


Иван Шмелёв. Лето Господне. Праздники, радости, скорби.



Другие статьи в литературном дневнике: