вторник
В Воронеже приятно погулять по центру, но дольше одного дня вряд ли стоит там оставаться. Не туристический город.
Да и то приятно тому, кто любит старые домики с облупленными стенами разных оттенков. Классическая провинция, хотя и центр и столица черноземья. То есть относительно небедная провинция, с появляющимися кое-где элитными строениями и время от времени проезжающими мимо дорогими "иномарками".
А ещё там стоится - пятый год, как мне сказали, - внушительных размеров храм, который я увидел только вечером, по дороге к вокзалу. Есть там и ещё церкви, но их я видел только мельком из окна автобуса или троллейбуса, проезд на которых, кстати сказать, стоит в четыре - в пять раз меньше, чем в Москве. Остальные цены отличаются от московских, кажется, значительно меньше.
В местном ЦУМе обнаружил чудный отдел с так называемой русской керамикой (прелестные "чудики" и тому подобное) и другой сувенирной продукцией.
...Вернувшись, я позвонил Мурзику.
- Я довезу тебя до работы, - сказал он, и я остался ждать его на Павелецком вокзале. Выпил чашечку кофе и попробовал проникнуть в зал ожидания, но он был закрыт по санитарным, кажется, причинам. Я стал осторожно прохаживаться между кафе и газетным киоском, вокруг него и между ним и выходом к пригородным поездам.
К счастью, он приехал быстро, так что уже через пятнадцать минут я сидел в его машине.
- Хрюк умирает, - сказал Мурзик, и выглядел он при этом не менее усталым, чем я после своей командировки.
Я вспомнил оставленную много лет назад отцом записку: "Мила умерла", - ровным почерком. Понятно, почему в таких случаях следует рыдать и пить за упокой, и желательно не одну. Как сказал терминатор: "Теперь я знаю, почему вы плачете. Это то, чего я никогда не смогу сделать."
Мы с Мурзиком тоже не плакали... хотя кто его знает! Во всяком случае, рано или поздно придём к этому и мы.
Пока же мы молча ехали по проснувшейся зимней Москве, и мне было хорошо молчать рядом с ним и смотреть в окно, чувствуя себя вполне здоровым и не то чтобы полным сил, но и не совсем уж бессильным.
А потом я пришёл в наш офис и стал вспоминать Хрюка. И поймал себя на том, что сдерживаю слёзы, но всё равно продолжал их сдерживать, потому что боялся, что коллеги увидят. Они бы не поняли про Хрюка. Они бы даже не поверили, что до работы меня сегодня довёз на своей машине профессор Мурзик Котов.
И зачем тогда мне нужны эти коллеги? Или эти родственники, которые тоже ни черта не способны понять? Или брат, который может, но упирается всеми четырьмя копытами? Или я, который тоже понимает всё меньше, меньше и реже?..
Другие статьи в литературном дневнике: