Протей

Дмитрий Парамонов: литературный дневник

Слушаю сейчас третью главу "Улисса" - одну из жемчужин гордеевской озвучки, с этими - ну, пусть не гениально, - но талантливейше представленными внутренними диалогами. Мне эта глава, даже без озвучки, наверняка ужасно бы понравилась в подростково-юношеском возрасте, - как вторая часть эпилога "Войны и мира" с рассуждениями о свободе воли и предопределённости. Стивен и сам очень молод, и в сознании его сражаются разум с его тягой к познанию мироздания и рассудок с тягой к познанию женских тел и страхами за своё собственное, и так сложно разобраться в их переплетении, отделить одно от другого (а без современного естественнонаучного образования практически невозможно). И рефреном через всю джойсову "Телемахиду" проходит тема слизи: в первой главе сопливый платок Стивена - чуть ли не один из главных героев; во второй мы видим этого противного, жалкого ученика с чернильным следом на лице - "следом слизня" ("я был таким же,как он"); а третья глава, где Стивен, наконец-то, предоставлен своим размышлениям, и мы даже видим, как работает его творческая лаборатория, заканчивается сухой козявкой, оставляемой им на прибрежном камне. И вот эта козявка, несомненно, могла отвратить меня от Джойса в подростково-юношеском возрасте если не насовсем, то надолго.
И этого он и хотел: идёшь ты себе с молодым художником по берегу моря, размышляяешь о высоком, творишь, презираешь низменных тварей, кои смеют насмехаться над тобой, и уже совершенно начинаешь себя с ним ассоциировать, а он - то есть практически ты - лезет пальцем в нос, выковыривает козявку и прилепляет её к камню. Ффууу, гадость!! И скажи теперь, что ты бы так никогда не поступил на его месте, ага... Особенно если носового платка ("сморкальника барда сопливо-зелёного цвета", по определению Быка Маллигана) под рукой не оказалось.
Но всё равно ведь гадость?! Нет, ни Пьер, ни даже этот негодник Раскольников никогда бы себе такого не позволили. Да что там, даже поэт Лебезятников постеснялся бы, хотя, - за что мы любим Достоевского больше Толстого, - этот был близок.



Другие статьи в литературном дневнике: