Агрессивно-послушным большинством стала вся Россия.
Российский социум раскультурен и расчеловечен задолго до перестройки.
Россия — страна капитализма для своих.
Мы всё еще в национал-большевизме.
Вся наша история — история внешнеполитических аннексий вместо внутреннего обустройства.
Плохо понятая история — вещь весьма болезненная и даже крайне опасная. Неспособность разобраться в собственной истории не дает выработать коллективную идентичность, то есть не дает сформировать общее представление о самих себе на какой-либо другой основе, кроме как на основе националистической. Так бывало уже — и к сожалению — со многими народами. Например, еще в тридцатых годах прошлого века, в период становления известных тоталитарных режимов, еще до трагической схватки во Второй мировой, талантливый французский публицист и поэт-академик Поль Валери заметил, что из поля зрения плохо понятой истории ускользают «отношения первостепенной важности», а поскольку отбор «фактов» ведут на ее делянке произвольно, она представляет собой «ужасную мешанину», содержит в себе все и дает примеры всему. В силу этого плохо понятая история не способствует постижению смыслов, а, напротив, «заставляет мечтать, опьяняет народы, порождает у них ложные воспоминания, растравляет их старые раны, вызывает у них манию величия и манию преследования, делает нации желчными, высокомерными, нетерпимыми и тщеславными», и в этом смысле «история — самый опасный продукт, выработанный химией интеллекта».
Власти нужно такое прошлое, которое бы ее полностью устраивало. В этом смысл ее бесконечных призывов и инициатив по переписыванию истории с целью «сбалансировать» в ней темное и светлое и по созданию единого школьного учебника для воспитания «патриотизма и гражданственности» на «положительных примерах». Глубинный же смысл озабоченности власти отечественной историей в том, что история для власти — важнейший и сегодня едва ли не единственный способ собственной легитимации. В настоящем оснований для этого практически не остается никаких. Декларации о том, что мы «поднимаемся с колен» и становимся «великой державой», оставаясь декларациями, нейтрализуются убийственными фактами: ухудшение здоровья и усиление поляризации населения, рост коррупции и преступности, в которых круто замешана сама власть.
Я хотел бы увидеть Россию расколдованной. Хотел бы увидеть ее рационально мыслящей. Преодолевшей мистическое, мифологическое в сознании. Чтобы россиянин не просто знал, что происходило в его прошлом, но вырабатывал бы к нему свое отношение. Чтобы вместе со знанием обретал бы он и свободное сознание. Только так к нам может прийти ответственность. Однако все очень непросто: в наши реликтовые дооктябрьские представления добавились еще советские мифы, марксистско-ленинские стереотипы, удвоив тем самым умственную несвободу. Теперь на эту удвоенную несвободу накладывают очередную порцию мифологем. Власть стремится реанимировать и законсервировать архаику, чтобы создать фундамент для своего нескончаемого господства.
Неуклонное и беспросветное сокращение населения на 800 тысяч в год. Нравственная деградация. Рост бытовой агрессивности, часто направленной уже и на детей. Коррупция, которая обратилась в единственный регулятор отношений во всем сообществе. Но не результат ли это адаптации российского населения к насилию, которое власть практиковала по отношению к нему всю советскую и постсоветскую историю, да и в предыдущие века тоже?
Еще одна примета русского кризиса: за последние десятилетия практически ничего не построено. Россия не умеет делать современные самолеты, автомашины, бытовую технику, у нас нет ни одной автострады, нет железнодорожной сети, а дорог с твердым покрытием меньше, чем было в Римской империи.
Я думаю, если выгнать тараканов из российского сознания, то, может быть, хотя бы какая-то часть людей, достаточная для некоей критической массы, увидит надвигающуюся катастрофу, сможет осознанно ей воспрепятствовать.
Мы так и не побороли татаро-монгольского ига. Мы его унаследовали, оно стало нашим вторым «я».
Наше сознание очень глубоко и основательно травмировано.
Сталинизм как форма государственного устройства типологически по отношению к людям, по отношению к человеку он никак не преодолен, и он продолжает практиковаться.
В русском сознании сохранились многочисленные архаические представления о Богоданности русской шири, необъятности просторов, враждебности внешнего окружения как извечно противостоящих нам Тьмы, Зла и Кривды, о русской власти как о единственной гарантии выживаемости всего нашего людского сообщества, нынешние правители именно на основе такой архаики решили осовременить многовековую парадигму России. Существовавшие в массовом сознании стереотипы в последние годы не только реанимируются, но во многих случаях усилились и закрепились. Совместными усилиями РПЦ и государства, при массированном участии СМИ, и особенно телевидения, архаичные стереотипы сознания получили в этих совместных действиях культурную, идеологическую, политическую и религиозную санкцию на самом высшем уровне. Главное из всего, что в последнее время совместными усилиями реанимируется, сохраняется и усиливается, — восприятие именно собственно русского сообщества и нашей территории как особой священной реальности — «мировой души», а государственной власти — как «души России».
Укрепляется отношение к Америке как символу зла, дьявола и кривды по сравнению с правдой и добром, которое олицетворяет Россия. Америка — постоянное воплощенное зло, но оно, зло, ею не ограничивается, а растекается по всему периметру России и в зависимости от конкретной ситуации предстает в облике Грузии, Эстонии или Украины.
Принципиальная фальсифицированность нашей отечественной истории — в отсутствии в ней пластов, где формируется ее социокультурная динамика, где зарождаются, поляризуются и извергаются потом в кризисы, смуты, революции и войны непримиримые противоположности. Где по очень очевидным и убедительным основаниям продолжает господствовать российская несвобода. Наша по преимуществу политическая, поверхностная, событийная история — ну что с нее взять? Она всегда будет «в интересах» или же «в ущерб». Потому что без таких пластов факты в ней есть, а основы для них нет, смыслы искажены, подменены. И так — по любому событию из нашей досоветской, советской, постсоветской истории.
Смысл всех более или менее значимых событий и явлений в нашей истории — идет ли речь о Киевской Руси или о Великой Отечественной войне, — принципиально искажен.
Население России целенаправленными, упорными действиями, всех возможных сил, которые оказались у власти, превратили в привычное, обыденное им состояние подданных… Теперь люди действительно являются исключительно подданными, такими, какими они были 500 лет нашей истории.
У нас патримониальное, то есть вотчинное общество. Общество, которым князь, владелец, собственник распоряжается как своей вотчиной, причем, не только землей, но и людьми на этой земле. Он может с ними сделать всё, что угодно, что, собственно, происходит.
Все эти годы шло становление советского самодержавия... установление господства бюрократии…. Приход Путина как уже олицетворение окончания этого процесса, но, тем не менее, это как бы восстановление совершенно новых условий русского самодержавия. А в русском самодержавии как бы наличие гражданского самосознания в принципе невозможно совершенно.
Зря стараются, кто хотят доказать, что у нас все-таки утвердилась рыночная экономика. Это просто обман, это неправда, это глубочайшее искажение нашей реальности.
Если будут воровать такими же темпами, как воруют сейчас, а другой трубы вливания в бюджет не предвидится, то разворуют, конечно, быстрее, чем граждане придут к осознанию необходимости, вот, гражданских своих качеств.
Страусиная позиция российской политической «элиты», ее нежелание и неумение видеть не только самих себя, но и интересы людей в нашей стране только в ХХ веке обернулись двумя цивилизационными катастрофами — 1917 и 1991 гг.
Вековечное существование русской культуры вне права превратило крушение СССР в особенно глубокий обвал всего российского социума и государственности. Россия снова, второй раз за одно столетие обрушилась в архаику патриархальности и ветхозаветности. Жизнь опростилась, иногда вплоть до первобытности.
Нынешняя реставрация имперскости идет под руководством «дуумвирата» в условиях, когда идеократические империи представляют собой отчаянный анахронизм. Они не просто нежизнеспособны сами по себе. Они не нужны истории даже в качестве нежизнеспособных образований, каковым был СССР. Имя им — симулякр. Тень, фантом, фикция. Однако шварцевская тень, как известно, оказалась довольно вредным и живучим созданием. Трагедия в том, что крикнуть: «Тень, знай свое место!» — увы, некому.
Россия — страна имитации, страна манекенов. У нас партии — манекены, Дума — бутафорская подделка. Все эти системы выборов, судов, прокуратура... Система госучреждений является органами коррупции, воровства и разбоя, то есть государственные органы функционально превратились в нечто прямо противоположное себе самим. Этими симулякрами и пытаются каким-то образом удержать то, что в России осталось от советской системы.
Говоря о нашей национальной болезни, выдающиеся деятели нашей культуры использовали такие нелестные определения, как «пародия человека», «мертвые души», «свиные рыла», «человек ни то ни се», «отверженные», «уроды», «бесы», люди «недоделанные» (понимаемые через обломовщину, карамазовщину, шариковщину), «гамлетики», «кисляи», неспособные принять никакого решения, то есть живущие «навозопроизводителями», и т. п. Попробуем ответить на основной вопрос о болезни русского человека, который поставили великие русские писатели.
Исторически сложившаяся Россия — так же, как при царях и при большевиках, — остается культурой, застрявшей в «состоянии между»: между старым и новым, между засильем русской архаики и актуальными потребностями современной либеральной модернизации.
Исторически сложившийся русский тип культуры, русскость как неэффективный способ мыслить, принимать решения и действовать уходит с исторической сцены.
Мучительная неизбывность и непреодолимая тотальность манихейского раскола в российском обществе, где одна его часть все время стремится уничтожить, подавить другую, уходит своими основаниями в имперское русское сознание и прежде всего в его сердцевину — глобальный теократический проект с идеей провиденциалистской избранности и мировой миссии России.
Теократическая идея избранности Святой Руси для воплощения Царствия Божьего на земле, изжив со временем свою православную семантику, трансформировалась в ХХ веке в идею светской религиозности: великодержавие и сверхдержавность России/СССР для построения коммунизма, а потом — России для обеспечения баланса в межконтинентальных стратегических отношениях. Образ власти при этом, в смысле ее космической недосягаемости и всемирной предназначенности, остался нетрансформируемым. Отсюда у всех на глазах в последние годы — апокалипсический страх перед возможной сменой власти и вызванные им причудливые кульбиты: то Ельцин — Путин, то Путин — Медведев. Однако в соответствии с инверсионной логикой произошла перекодировка образа власти, из посланника Божьего первое лицо превратилось в советское время в Генсека, а в постсоветское — в Президента. Но перекодировка никак не затронула сами парадигмические основания имперского сознания. Оно остается, как и прежде, по-манихейски дуалистичным: и в плане противостояния власти и подвластного, и в плане оппозиции богоизбранной империи и ее варварского (бесовского) окружения.
Народ для власти из богоносца, каким он был по православной семантике, стал всего лишь населением — к которому у власти осталось традиционное отношение как к Другому: иному, чужому. В последнее время добавилось еще «управленческое» отношение к населению как к одному из ресурсов: как к людскому ресурсу, наряду с материальными, административными или финансовыми. Словом, «человеческий материал», из которого власть-моносубъект по своему усмотрению и на свой вкус делает манекены, завершает строительство в масштабах всей России невиданного в мировой практике имитационного общества.
В постсоветское время русская власть, уже не стесняясь, позиционирует себя не только как демиурга, но и как корпорацию частных собственников. При непосредственном участии первых лиц государства, с опорой на властный потенциал всех силовых структур, судебной системы и административных органов всех уровней идет грандиозное расхищение всего национального достояния и оформление в частную собственность физических лиц земли, ее недр, возведенных на ней предприятий… Всё перечисленное по своей социальной сущности — средневековые территориальные захваты без малейшего раздумья о дальнейшей судьбе и эффективном предназначении захваченного. А с моральных и нравственных позиций — это волчье пиршество в овчарне, торжество алчности и звериной ненасытности диких людей. По отношению же к праву русская власть показывает себя откровенно нелегитимной и криминальной.
Итак: античеловечная власть, научившаяся расширять и «модернизировать» свое ордынское насилие, и подданное ей население, приученное и умеющее адаптироваться и к такому насилию, позволяющее делать из себя манекены и имитационную общественность. Всеохватывающий социальный раскол, расщепленность духа и неспособность к самокритике, к самоорганизации и к саморазвитию. Криминальная власть у криминализированного, равнодушного населения.
Всё это вместе взятое и есть наша неизбывная русская болезнь.
Россию в ее нынешнем имперском виде не сохранить. Умирающую русскую культуру бессмысленно пришпоривать. Под руководством царей, большевиков и Ельцина—Путина—Медведева русская империя уверенно идет по пути распада.
У общества нет цели. А когда цели нет, то вместе с волей к насилию, к отстаиванию общих интересов иссякает и воля к жизни. Пока, да и то лишь у небольшой части общества, энергии хватает разве что отстаивать личные интересы. Не более. Остальные же предались унылому фатализму и вымирают. Предпочтение смерти от безысходности борьбе за общие интересы — это ли не самый страшный диагноз?
Нынешняя власть научилась с помощью современных политтехнологий манипулировать сознанием еще более искусно, чем советская. Кроме того, она в состоянии регулировать финансовые потоки таким образом, чтобы население России усилиями этой власти оказалось как бы в заповеднике. Население, в сущности, этой власти не нужно. Потому что при наличии трубы и сырья она без населения может обойтись.
Что нас ждет? То ли ужасный конец, то ли ужас без конца. Примерно выбирать приходится где-то в этих пределах.
Что касается ужаса без конца, то это более реальная вещь. То есть вот также гнить, как гниет общественное устройство и нравственное состояние России в последнее время, это может продолжаться… долго. У этой России никакого будущего вообще нет. Эта Россия уходит с исторической сцены.
Государственных руководителей 80-х и 90-х годов, — как, впрочем, и сегодняшних, роднят и делают совершенно однотипными два основных качества, в одинаковой мере присущие им всем, — правовой нигилизм и аморальность... Но, пожалуй, главное... — уникальное соотношение власти и населения, сформировавшееся за всю историю русской цивилизации и доведенное до предельного состояния именно в постсоветское время. Тот факт, что «спецслужбы» и «органы» оказались на самой вершине властной пирамиды, раскрывает предельные параметры властвования в социуме, основанном на насилии. ВРАЖДЕБНАЯ, взаимоубийственная НЕРАЗДЕЛЬНОСТЬ — так, мне кажется, можно в самом общем плане определить специфику русских взаимоотношений власти и населения...
Самый главный итог подобной смертельной связки — выработанная у населения способность адаптироваться к насилию в любых условиях. АМОРАЛЬНОСТЬ НАСЕЛЕНИЯ. Это не означает, разумеется, что буквально каждый и каждодневно делает подлости. Но это значит, что практически каждый при определенных условиях готов их сделать.
Другими словами, народ стоит своих правителей. Эта человекомасса доадаптировалась к репрессивной власти до такой степени, что стала неотличимой от нее! Стадный инстинкт заставляет думать и делать как все. В такой кислотной среде личности выживают только отгородившись от нее, они — внутренние эмигранты — ушли в другую реальность.
