Мысли лауреата Нобелевской премии Светланы Алексие

Игорь Гарин: литературный дневник

Путин — не политик. Путин — кагэбэшник. И то, что он делает, это провокационные вещи, которыми обычно занимается КГБ.
Путин теперь в каждом русском сидит.
На этом огромном постсоветском пространстве, особенно в России и Беларуси, где народ вначале 70 лет обманывали, потом еще 20 лет грабили, выросли очень агрессивные и опасные для мира люди.
Любой, кто жил в советской стране, подтвердит, что мы жили среди жертв и палачей.
Я жила в стране, где нас с детства учили умирать. Учили смерти. Нам говорили, что человек существует, чтобы отдать себя, чтобы сгореть, чтобы пожертвовать собой. Учили любить человека с ружьем. Если бы я выросла в другой стране, то я бы не смогла пройти этот путь. Зло беспощадно, к нему нужно иметь прививку. Но мы выросли среди палачей и жертв.
Я восстанавливаю историю этой битвы, ее побед и ее поражения. Как хотели построить Царство Небесное на земле. Рай! Город солнца! А кончилось тем, что осталось море крови, миллионы загубленных человеческих жизней.
Мы имеем дело с русским человеком, который за последние 200 лет почти 150 лет воевал. И никогда не жил хорошо. Человеческая жизнь для него ничего не стоит, и понятие о великости не в том, что человек должен жить хорошо, а в том, что государство должно быть большое и нашпигованное ракетами.
В огне войны сгорели миллионы, но и в вечной мерзлоте ГУЛАГа, и в земле наших городских парков и лесов тоже лежат миллионы. Великую, несомненно, Великую Победу сразу предали. Ею заслонили от нас сталинские преступления. А теперь победой пользуются, чтобы никто не догадался, в какой пустоте мы оказались.
Гитлер не обходился так с собственным народом. Он евреев поставил за границу, но с собственным народом так не обходился и не вел такую длинную, бесчеловечную гражданскую войну со своим народом, как Сталин.
А Путин, похоже, пришел надолго. Опрокинул людей в такое варварство, такую архаику, средневековье. Вы знаете, это надолго. И еще церковь в этом участвует… Это не наша церковь. Церкви нет.
Даже страшновато разговаривать с людьми. Только и твердят «крымнаш», «донбасснаш» и «Одессу несправедливо подарили». И это всё разные люди. 86% сторонников Путина — это реальная цифра. Ведь многие русские люди просто замолчали. Они напуганы, как и мы, те, кто находится вокруг этой огромной России.
Как можно заливать страну кровью, производить преступную аннексию Крыма и вообще разрушать весь этот хрупкий послевоенный мир? Нельзя найти этому оправдания. Я только что из Киева и потрясена теми лицами и теми людьми, которых я видела. Люди хотят новой жизни, и они настроены на новую жизнь. И они будут за нее драться.
Мы оказались неспособны на новую жизнь, не нашли для не ни сил, ни идей, ни желаний, ни опыта. В перестройку нам казалось: поговорим-поговорим и будет свобода. Возникнет не из чего, из воздуха, из прочитанных книг, из разговоров за сухим вином. А оказалось, что свобода — адская работа. Нам почему-то кажется, что вот прольется кровь за святые идеалы и наступит некая правда и новая жизнью Таких ожиданий много и в русской литературе. А «новая жизнь» — это долгая скучная работа… работая, все нарабатывают себе какое-то качество души. А у нас этого нет. И всё почему-то сразу аккумулируется в ненависть. И эта ненависть распухает…
У коммунизма был безумный план — переделать «старого» человека, ветхого Адама. И это получилось… Может быть, единственное, что получилось. За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип — homo soveticus. Одни считают, что это трагический персонаж, другие называют его «совком». Мне кажется, я знаю этого человека, он мне хорошо знаком, я рядом с ним, бок о бок прожила много лет. Он — это я. Это мои знакомые, друзья, родители…
Это осталось после советской власти — лагерь развращает и палача, и жертву. Это развращенное сознание, даже университетский диплом от этого не защищает. И это мы сейчас видим в полной мере. Легкость, с которой люди поддаются на самые примитивные уловки. Когда Путин выходит под камеры с голым торсом, можно подшучивать над этим. Но когда он начинает говорить, это же язык зэка!
Многие мои либеральные друзья все как один вдруг сделались державниками! Это, конечно, Веймарский комплекс. Он существует. Россию нельзя долго держать униженной — это очень опасно. Годы унижений, пережитые Россией, не могли пройти бесследно. Пружина должна была разжаться. И разжалась вот так. В этом еще очень много русского характера, совершенно никем не понятого.
Цены жизни — никакой. Весь XX век старательно сводил в нашей стране цену человеческой жизни к нулю.
Сегодня все так же удобно перемещаться строем, голосовать единогласно, коллективно презирать, изгонять или чествовать. Никакого урока, никакой награды за такие тяжелые переживания, выпавшие на долю людей в девяностые. Ни-че-го. Это очень сложный вопрос. С одной стороны, понятно, что причиной этому отчасти какие-то ментальные вещи: исторически рабская психология, например. А с другой — инерция жизни.
Ощущения от России сейчас крайне тяжелые. У меня нет ощущения, что по главным вопросам интеллигенция, интеллектуалы в России думают как-то более-менее одинаково. Что есть какая-то общая, единая позиция. Нет никаких интеллектуалов. Все разделены и разобщены.
Сейчас мы в плену, и судя по всему, это минимум лет на десять. Главным диктаторам постсоветского пространства около 60. Они в самом расцвете лет. И просто так власть никому не отдадут.
Тот мир, перед которым преклоняется вся планета. Перед той литературой, балетом, большой музыкой — да, я этот мир люблю. Но я не люблю мир Берии, Сталина, Путина, Шойгу. Это не мой мир. Я не люблю 84% россиян, которые призывают убивать украинцев.
То, что говорят сегодня журналисты российских СМИ — их просто надо судить за это. Что они говорят о Европе, о Донбассе, об украинцах. Но дело не только в этом, а в том, что народ хочет это слышать. Мы можем говорить сегодня о коллективном Путине, потому что Путин в каждом русском сидит.
Может быть сегодня я подхожу к самому главному открытию своей жизни — открытию, что подлецом может быть не отдельный человек, а целый народ.
Русский человек вроде бы и не хочет быть богатым, даже боится. Чего же он хочет? А он всегда хочет одного — чтобы кто-то другой не стал богатым, богаче, чем он. Честного человека у нас не найдешь, а святые есть. Непоротых поколений нам не дождаться. Русский человек не понимает свободы.
Два главных русских слова ; война и тюрьма. Своровал, погулял, сел. Вышел ; и опять сел. Русская жизнь должна быть злая, ничтожная. Тогда душа поднимается, она сознает, что не принадлежит этому миру. Чем грязнее и кровавее, тем больше для нее простора. Для новой революции нет ни сил, ни какого-то сумасшествия, куража нет. Русскому человеку нужна такая идея, чтобы мороз по коже. Так наша жизнь болтается между бардАком и бардакОм.
Как же глубоко эта страсть к доносу, к поиску «чужого», страсть к коллективному «ату его!» сидит в нашем человеке, в «красном человеке» — даже в его потомках. Словно в генокод вошла. Какая готовность к коллективной травле в людях живет!
Есть такое хорошее высказывание художника Ильи Кабакова. Он сказал: было советское время, когда мы боролись с монстром-коммунизмом. Это большое чудовище, и мы его победили. Но потом мы оглянулись и увидели, что еще нам надо бороться с крысами. Что вдруг из человека вылезло много такого, о чем наша литература даже не предупредила. И крысы страшнее, чем монстр, поскольку их невозможно проконтролировать. И человек уже не закручен идеей, и власть не имеет над ним такого контроля. Так что, я думаю, сегодняшнее время еще страшнее.
Мы покинули советский лагерь, в котором отбывали 75-летний срок, но раб не может мгновенно стать свободным, выйдя за ворота лагеря, потому что в нем все еще сидит рабская психология… Прожив десятилетия в этом жестоком мире, люди часто деформированы — напуганы, завистливы или злы.




Другие статьи в литературном дневнике: