***В литературе «патриархальной эпохи» женщина всегда пассивна (цель и горизонт ее желаний — Зевс, превратившийся в «быка»). И всегда «причина бед» (библейский несокрушимый мотив). Евгения Гранде, Катюша Маслова, Екатерина из «Грозы», Лариса Огудалова, Вера Филипповна Островского (проданная в рабство богатому мужу), героини Гюго, Татьяна Ларина и т.д. Они никогда не действуют (да и по законам общества, в котором они «существуют», действовать не способны и не должны). Редким примером «действующей» женщины в мировой литературе выступает — маркиза де Мертей из «Опасных связей», этот Макиавелль в юбке, Бекки Шарп Теккерея и леди де Винтер (и то с последней расправляются мушкетеры, один за всех, все за одного, по-мужски), а маркиза в наказание за свои злодеяния или — по другому — свободу волеизъявления покрывается оспенными язвами. Из этого следует, что «действующая женщина» — всегда ведьма (ещё один устойчивый мотив), stryga vel masca! В произведениях романтиков (и декадентов) действующая женщина — женщина-вамп, «у которой есть собственные цели и которая использует мужчину как средство для их достижения: образ ее прибретает демонические и, в конечном итоге, мужеподобные черты, а союз с ней грозит мужчине уничтожением». Свернуть Поэтому выбор лукавых романтиков-практиков — самоотверженные любящие женщины, «широко представленные в романтической литературе, которые спасают, исцеляют, предостерегают, мобилизуют, вдохновляют мужчин, словом, живут и действуют ради других. Их участие в процессе самосовершенствования мужчины проследить несравненно легче, чем выявить их собственные цели и выгоды от любовного союза... Иными словами, романтики, мыслившие любовь как диалектический процесс, представляют мужчину его полноценным участником , а женщину — скорее, пейзажным фоном, данностью, необходимым условием совершенствования мужчины... <...>Отметим любопытную тенденцию: чем более совершенной, идеальной — в современном смысле слова — изображается женщина, тем скорее ей будет уготована роль пассивного объекта, чистого средства. Когда женщину объявляют «ангелом», «мадонной», «гением чистой красоты», «музой», можно быть уверенным, что ей отказывают и в самобытном характере, и в самостоятельных потребностях; подобно «прекрасной даме» рыцарских времен, она существует только ради мужчины, смысл ее жизни заключается в том, чтобы всей душой любить мужчину, поддерживать его силы и предоставлять чувственный материал для его развития и распространения.» (Максимов Б.А. *Романтические координаты любви: «Люцинда» Ф.Шлегеля). ...Литературу мало интересовали Марии Профетиссы (Maria Prophetissa, женщина-алхимик) и Евфросиньи Полоцкие (монахиня 12 века, добровольно принявшая постриг, дабы избежать замужества, основательница женского монастыря и мужской обители, ставших центром образования в Полоцком княжестве). Читать книги, переписывать их, составлять летописи, переводить с греческого и латинского, писать стихи, разумеется, было куда интереснее чем рожать детей, тупеть в домашней лени, ожидать своего господина-князя из походов. Впрочем, Ефросинья — исключение для эпохи manus, безраздельной отцовской власти (которая позже станет еще нетерпимей). Вероятно, сошлись воедино твердый характер, недюжинный ум монахини (все науки ей давались легко) и семейная «милость». Читая в юности гинекофагические инвективы Ницше, хотелось воскликнуть: — Нах, pax, max! — средневековая формула против укуса бешеной собаки. Латынь уже тогда будоражила меня своими чудными фиоритурами... Однако старинные заговоры не вполне безопасны — однажды процитированные строки древнего заклинания (с помощью которых дьявол переносит себя обратно в ад) выделились черным и упорно не поддавались конвертированию. В конце концов, «поехал» весь текст. Пришлось удалить. Преподаватель, которому я сдавала экзамены, пожал на это плечами и сказал: дьяволиада в действии. Католическая Европа — изнеженная и пресыщенная, аристократичная и утратившая ныне все свои привилегии — давала больший простор женщине, простор быть не только женщиной, но человеком, нежели византийская Русь (наследница перикловых законов). ...Мужчина как объект воображаемой любви, как подпорка и груша для ударов эго, ударов, которые мужчины и женщины наносят друг другу с одинаковым удовольствием и регулярностью, как Арлекино и Пьеро — такой мужчина нужен ровно до тех пор, пока не знаешь себя. Ens causa sui или sapere aude, что тождественно христианскому «будьте светом себе самому». ...Мефистофели встречаются чаще, чем думают — это знает филолог. Скажем — охотники. Приманка/капкан (ложь) и ружье (разрушение). ...Лучше всего мне пишется ночью. Почему. Ответ: "Что есть ночь? То, что раб времени и пространства на некий срок свободен, что снято с него его земное назначение, его земное имя, звание, — и что уготовано ему, если он бодрствует, великое искушение: бесплодное «умствование», бесплодное стремление к пониманию, то есть непонимание сугубое: непонимание ни мира, ни самого себя, окруженного им, ни своего начала, ни своего конца. У меня их нет, — ни начала, ни конца". зима 2023. *Кандидат филологических наук. МГУ имени М.В. ЛомоносоваЛаборатория по изучению зарубежной печати (Факультет журналистики)
© Copyright: Екатерина Киппер, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
