Ещё тает только под ногами, а не в руках, не
говоря о том, чтобы во рту. По ночам так и
вовсе звёзды жмутся друг к дружке от холода.
Но днем, как пригреет… чем-то начинает
наполняться этот пустой, холодный, но уже
запотевающий стакан зимнего воздуха.
Немножко ручейного журчанья, немножко запаха
талого снега и воробьиного чириканья. Позже,
ближе к середине апреля, прибавится детских
криков от разных догонялок и казаков-
разбойников, чирканья по асфальту
гуталиновых баночек в расчерченных классах. И
лопнувшими почками запахнет так, что ив сен
лоран обнимется с дольче и габбаной, и все
пятеро зарыдают в голос от зависти. Потом
майские жуки и комары натянут в воздухе
толстые верёвки своего солидного жужжания и
тонкие ниточки голодного писка. И шелест
первых листочков переплетётся с шелестом
первых, таких же крошечных и таких же клейких
юбок и первым, чуть смущённым смехом… и
первым вздохом… Можно ли дышать весенним
воздухом? Конечно, нет. Кто же им дышит. Его
пьют. Воздух, которым дышат, появится
осенью. Но будет ли осень? Никто не знает. Да
и кто это может теперь знать.
Михаил Бару.
«33 марта, или Провинциальные
записки»
