Ей, дважды лихо бросившей мужей
и брошенной любовником, уже
не до боёв на сданном рубеже,
но ей не горько -
ей весело в крикливом кураже,
и ей плевать на невиновность жертв,
и вьётся смех на режущем ноже
лимонной коркой.
В затеянном самой же мятеже
она горит, себя желая сжечь,
и, освежая высохшую желчь,
свободней дышит.
Дробясь цветами в битом витраже,
она уже не ищет ни божеств,
ни слуг, ни королей, ни сторожей,
а тех, кто слышит.
Она живёт поручиком Киже -
сама себе и автор, и сюжет,
ей выпало платить при дележе
чужую долю,
но всё ж на залихватском вираже
непокорён и непокорен жест:
- Эй, зрители! Идите... в общем, в ж...!
А мне - на волю.
