Плата за лень

Се Колевков: литературный дневник

Суть рисунка проста – соотношение белого и черного. Отсутствие цвета, этот своеобразный аскетизм, заставляет рисовальщика быть предельно честным. Живописец может спрятать свое неумение рисовать за сиянием звонких красок, за пестротой – гармоничной или диссонансной, ему легко отвлечь зрителя карнавальной мишурой цвета – импрессионисты отлично поняли это, постимпрессионисты уже не стеснялись своего дилетантского рисунка, абстракционисты довели эту идею до абсолюта: они просто выкинули рисунок как таковой, заменив его (в лучшем случае) условной схемой.


Рисовальщик гол, он предельно обнажен. Он подобен гладиатору, вооруженному одним копьем, на арене лишь лев и он. Продемонстрирует боец виртуозное мастерство и выйдет победителем или бесславно падет в песок на глазах бессердечной публики? Слава или позор, а третьего не дано.
При кажущейся простоте материалов
материалов – куда уж проще: лист бумаги, карандаш или сангина, может, уголь или пастель, – рисунок обладает невероятной психологической и эмоциональной глубиной. Главное в рисунке – темная линия на светлой бумаге. И самое простое, и самое сложное в рисунке строится лишь с помощью соотношения светлого и темного. Рисунок может быть проработан с фотографической четкостью или остаться стремительным вихрем нескольких лихих штрихов.


Да, вот еще: рисунок к тому же интерактивен: зритель способен проследить сам процесс создания. Следуя за живой линией, ты видишь не только, как двигалась рука Леонардо, но и как работал его мозг, как текло его воображение. Ты прикасаешься к гению – ни больше ни меньше стоишь за его спиной: вот грифель уверенно прочертил линию шеи, лихим овалом наметил волосы, собранные в пучок, вот лента, тут серьга, вот он подчеркнул тень у носа, проработал правый глаз, а левый лишь обозначил и оставил на растерзание нашему воображению.
Что может быть более волнующим, чем прикосновение к гению? Ты угадываешь его мысль, видишь зарождение, развитие и воплощение его замысла. Тебя охватывает тот же азарт, ты проникаешься той же лихорадкой, лихорадкой творчества. Будто ты сидишь рядом с Моцартом, которому звонкокрылые херувимы напевают в ухо волшебные мелодии, а он одной рукой наигрывает их на клавесине, а другой, вооружившись гусиным пером, стремительно расставляет кляксы нот по листу бумаги. Что может быть более волнующим, чем прикосновение к гению? Я думаю, самому быть этим гением.


Рисовальщик высокого класса подобен музыканту-виртуозу; безупречность владения инструментом, то есть техническая сторона, не обсуждается, она должна быть безупречной. Скрипка и смычок – продолжение Паганини, его органическая составная часть, равно как резец и молоток – продолжение Микеланджело, а свинцовый карандаш – Жан-Батиста Греза.
Виртуозность – дитя таланта и трудолюбия; рисовальщик, равно как и музыкант, обязан практиковать свое ремесло ежедневно. Лишь поступательное наращивание мастерства дает результат, буквально изо дня в день, по нескольку часов. Похоже на бег по ленте конвейера, которая движется в противоположную сторону: стоит остановиться – и тебя неумолимо тащит назад, завтра тебе придется начинать не с сегодняшней отметки, а со вчерашней. Это плата за лень.


© Валерий Бочков
"Обнаженная натура"



Другие статьи в литературном дневнике: