Окно занавешено большим в крупную клетку платком с бахромой.
Это чтобы в комнате наступило подобие сумерек. Бабушка пытается уложить меня спать.
Не понимаю, кто придумал никому не нужный обеденный сон?
- Бабушка, ну расскажи, что ещё будет?
- Всё ж тебе уже рассказала. И про птиц железных, и про зверя дикого, огнём плюющего.
- А птица железная – это самолёт?
- Да кто его знает? Может, и самолёт, а может, какая другая напасть на наши головы.
-А кто на нас рассердился, бабушка?
- Известно кто. Боженька и рассердился. Он жизнь нам дал, он и отымет за грехи.
Мне становится не по себе. Как это у меня отнимут жизнь? У меня ничего нет. И никто мне ничего не давал.
- Бабушка, а что такое грех?
Бабушка укрывает меня до подбородка, подтыкает тонкое байковое одеяло, крестит, вздыхая:
- А грех, Илюшенька, это когда чёрное называют белым, ещё и других заставляют верить в это. Всё, спи давай, а проснёшься я те киселя «стоячего» дам.
Бабушка уходит. А я заворачиваюсь с головой, но оставляю открытым один глаз, чтобы видеть освещённый лампадкой угол комнаты.
Суровый дядька, подняв руку, смотрит на меня с иконы.
Блики лампадного огонька отражаются в строгих глазах.
Знаю, что это и есть Бог.
А вдруг он прямо сейчас захочет наказать меня за грехи?
Я разбил бабушкин стакан, откусил во время обеда кусочек от деревянной ложки, ел без спроса неспелый виноград.
А ещё пытался снять крышку с бетонной ямы, в которой хранится привозная вода.
Меня отшлёпали полотенцем, приговаривая, что, вот, свалюсь в яму, утону, и не получу денежку на мультики и мороженое.
Дядька всё смотрит и смотрит, но наказывать не спешит.
А я продолжаю вспоминать грехи.
Нет, ничего я не перекрашивал в белый цвет: ни чёрный бак на огороде, из которого бабушка черпает воду для полива, ни чугунную сковороду для блинов.
Даже и не подозревал, что это можно сделать.
Интересно, а если мелом на фундаменте нарисовать чёрточку, Бог тоже накажет? Или за чёрточку ничего не будет?
Как раз сегодня бабушка намешала крошево из угля, глины, воды и широкой кистью подбелила самый низ летней кухни.
Теперь он блестит чернотой и дразнит чистой нетронутостью.
Мысли с фундамента перескакивают на «стоячий кисель».
Бабушка умеет варить необыкновенный кисель.
Не такой, какой дают в садике на обед - жидкий и безвкусный.
Бабушка варит вишнёвый кисель, сладкий, пахучий, разливает по глубоким тарелкам и выставляет на окно.
Кисель застывает, на глазах превращается в мармелад.
Когда передо мной ставят тарелку, я первым делом втыкаю в середину киселя ложку.
И она не падает. Вот почему кисель "стоячий".
Если бы меня спросили, что хочу есть на завтрак-обед-ужин, я бы выбрал кисель. Без хлеба.
Хлеб можно на потом, на «послеобед».
Все знают, что сразу после обеда наступает голод и сильно хочется хлеба. В другое время не хочется.
Мысленно договариваюсь с Богом, что нарисую на чёрном фундаменте одну только черточку мелом, ну, может, две.
Или нарисую соседскую Маринку с тонкими, как крысиные хвосты, косичками.
Пусть Бог увидит, какая она противная и вредная ябеда.
С этой отрадной мыслью засыпаю.
Я всегда верил и продолжаю верить своей бабушке, которой уже давно нет на свете.
Поэтому, когда в новостной ленте сегодня прочитал некий материал, то закрыл глаза и сказал сам себе:
«Это пипец. Вот это уже полноценный конец света».
А прочитал я о том, что в Америке в штате Колорадо за январь месяц бюджет пополнился на 2 миллиона долларов от продажи марихуаны.
Там ввели закон, разрешающий торговать марихуаной в розничных магазинах.
Власти штата приняли решение 40% от вырученной суммы пустить на строительство новых школ и на ремонт дорог.
Как говорится, без комментариев.
Чёрный фундамент бабушкиной кухни выкрасили в белый цвет.
Конец света наступил. Пока ещё не страшный.
Но не будем обольщаться. Мы уже не живём. Наш мир умер.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
