***

Ривка Берг: литературный дневник

В городе моего детства
Рафаил Маргулис
Удивительны впечатления трёхлетнего ребёнка. Не думал никогда, что это останется в памяти. Хоровод деревьев Вот они сбегают с косогора к дороге, сбегают быстро- быстро, словно торопятся опоздать к чему-то необычайно важному.. А вот замерли с разбега.. И вдруг пустились в пляс, да так весело, что и у меня внутри всё взыграло. Это я еду на поезде через Алтай из Сибири в далёкий Ленинабад. Казахстанские степи не помню совсем.
А вот первые часы на таджикской земле представляются очень ярко. Вижу уже другую дорогу – не железку, а булыжную мостовую. Арба с огромными колёсами медленно ползёт, подпрыгивая на ухабах. Вокруг люди в пёстрых халатах и тюбетейках, звучит непонятная речь, тянутся вдоль дороги длинные глинобитные заборы
Маленьким людям трудно соизмерять время. Мне и по сей день кажется, что тягуче-длинный путь от ленинабадского вокзала до городка шёлкового комбината, всего какие-нибудь двенадцать километров, намного утомительней и тяжелее, чем из заснеженного Омска до солнечно Таджикистана.
Был последний предвоенный год. Медленно наступала на город весна. Уже зацвели во дворе молодые акации. Пахло пряно и терпко.
Этот терпкий запах прошёл со мною сквозь годы
Моё нелёгкое детство – это, прежде всего, затемнённые окна, периодически наплывающие воздушные тревоги, похоронки. Мама – военный врач – уезжала сопровождать санитарные эшелоны.. Было голодно.. Обед зачастую состоял из ломтя плохо промешанного чёрного-пречёрного хлеба да горсточки сушёных абрикосов. Но иногда и этого не было, разламывали брикетики жмыха.
Из окна всегда один и тот же пейзаж – туман над хлопковым полем, зубцы синих гор вдалеке. И где-то за ними, как мне тогда казалось, грохочет война. Эхо её отдаётся в нашем далёком южном городе. Я помню строгость этого города, деловой, рабочий ритм. Но об этом как-нибудь отдельно.
Ленинабад моего детства – это, прежде всего, представление о нём подростка, примерно, лет двенадцати. Кончилась война, я подрос, стал наблюдательнее, пытливее, начал сравнивать и анализировать.
Я живу на окраине городка шёлкового комбината, в очень знаменитом двадцать пятом доме. Чем же он так прославлен?. Этот доме расположен на меже между двумя рабочими посёлками – шёлкового и консервного комбинатов. Посёлки разделяет хлопковое поле.
У местной мальчишеской шпаны – свои законы, между посёлками тянется бесконечная непримиримая вражда. Не дай Бог, шёлкокомбинатовский паренёк забредёт на « консервку» - будут бить смертельным боем. То же и наоборот. Случались, правда, и перемирия. Чаще всего, зимой, когда замерзали рукотворные озёра, вернее впадины-овраги, оставшиеся после стройки. В них замерзала вода, и тысячи подростков устремлялись на самодельных катках к этим зимним водоёмам. Все катались спокойно, драк почти не было.
Но летом происходили настоящие войны.. Это было похоже на деревенские «стенка на стенку». Только всё было более непримиримо и жестоко Побоища эти были нечастыми, но каждое надолго откладывалось в памяти, и потом, в мальчишеских разговорах, обсуждалось во всех деталях.
Начинали, как обычно малыши, почти детсадовского возраста. Собирались группами на противоположных краях хлопкового поля, и шла долгая словесная перепалка. Каких только выражений, бывало, тут н услышишь! – дети войны взрослели быстро и как-то очень зло От слов, не раздумывая переходили к «делу», в руках появлялись рогатки, извлекались из-за пазух «дальнобойки» - самодельные пращи. В обе стороны летел град камней. Звенели стёкла.
Это наш знаменитый двадцать пятый дом неизменно оказывался на пути сражающихся армий.
Крики выскочивших из квартир женщин были бесполезны. Уже прибежали ребята постарше,, почти юноши с пробивающимися усиками, уже шёл настоящий рукопашный бой. Кто- то, хромая, отступил, кто-то пронёччя мимо, весь в крови, с пробитой головой.
Это были жестокие игры. Но никто не мог и не смел их прекратить – ни учителя, ни родители, ни комбинатовское начальство. .Где сейчас эти Толяны, Шурики, Витюни – герои давних битв? Их имена произносились с трепетом и поклонением, а сами они вырастали в нашем воображении до уровня почти былинных богатырей..
Но вдруг всё кончилось как-то внезапно., просто и буднично.
Вот уже мы школьники – шумная, сплочённая братва. Дорога у всех одна - в единственную в городе мужскую десятилетку. Автобусы не ходят. Путь через весь город – от шёлкового комбината почти до самой Сырдарьи. Складывается новое братство – ловителей попутных грузовиков. Опасная дорога. Опасное занятие, особенно зимой, когда окоченевшие руки с трудом хватаются ха обледенелые борта! Сколько было несчастных случаев, сломанных рук и ног. Но ходить пешком считалось позорным.
Мои впечатления о тогдашнем Ленинабаде целиком связаны с дорогой от шёлкокомбинатовского посёлка до «нового города», где располагалась школа Это была ежедневная и очень богатая событиями эпопея.
По утрам – в дождь ли, в холод, в снег или в ветреную погоду - мы все собирались на железнодорожном переезде.. Здесь шумной ватагой терпеливо караулили проезжающие машины, замедлявшие скорость у железнодорожного полотна. Дикой ордой мчались вдогонку грузовику, и с криком, свистом, улюлюканьем брали его на абордаж, как пираты вражеский корабль. Шофера были бессильны противостоят этой толпе, этой вольнице.
Внутрь кузова летели портфели. Руки судорожно цеплялись за борт. Всего несколько мгновений, и десять, двенадцать, двадцать счастливцев горохом сыпались в кузов. Оставшиеся провожали их завистливыми взглядами и ждали следующего грузовика. А машины в то далёкое время по улицам Ленинабада ходили нечасто. Опоздания на уроки были привычным делом, и, даже, приравнивались к подвигу.
Иногда сказочно везло. Из ворот автобазы, а она располагалась тут же, рядом с переездом – выплывал синенький автобусик, ладный, новый, очень красивый.. Шофёр, пожилой таджик, с добрым лицом и изуродованной зобом шеей, распахивал дверцу и кричал:
- Айда!
Мы кидались на мягкие сидения и замирали в блаженстве.
Но бывало такое редко. Гораздо чаще – рискованный путь на ходу за борт. Это называлось «заскакиванием», .а потом – тряская дорога по булыжникам, асфальта ещё и в помине не было. И новая забота – как вовремя спрыгнуть..
Догадывались ли учителя о наших опасных забавах? .Сказать определённо не могу. Но, уверен, никто из нас вслух старшим об этом не рассказывал.
Однажды мы, трое подростков, попали в беду.. Запрыгнули в машину очень удачно, а шофёр-нахал то ли нарочно, то ли не ведая о нас, развил такую дикую скорость, что спрыгнуть не было никакой возможности. Едва выбрались из машины уже далеко за городом .Опоздали на целых четыре урока.
.Беда состояла в том, что во дворе школы стоял сам Андрей Иванович Климук, директор .Его знал весь город. А ученики, даже самые отпетые хулиганы, боялись страшно этого человека.. У него было удивительное свойство – он, никогда не ругаясь, буквально заставлял трепетать любого, кто совершил хоть малейший проступок. Одного взгляда Андрея Ивановича было достаточно, чтобы посеять ужас в нас, ничего и никого не боявшихся детях войны Просто удивительно, как он на нас действовал!
- Где были? – тихо спросил Андрей Иванович
Мы встали по стойке «смирно». Перед ним всегда именно так стояли.
- Откуда идёте? – снова спросил Климук.
- Из дома.
- Через Ташкент, что ли шли? - подбросил он ещё один, уж слишком ехидный вопрос, не подозревая, что был не совсем далёко от истины
Нужно ли говорить, что мы получили на полную катушку. Город целый месяц только о нас и говорил.
Закончились дорожные приключения трагическим падением моего близкого друга Юры. Он на всю жизнь остался калекой.
Но это было уже через несколько лет, когда давние забавы потихоньку сходили на нет,. как ненужная шелуха со зрелых плодов. По городу пустили рейсовый автобус. Жаль, что это не случилось раньше.
На большой перемене в школе устраивались настоящие гонки. Все мчались на новый базар, иначе он назывался Чоршанбе. Находился этот базар там, где потом расположилось музыкальное училище. Здесь у каждого из нас находилось много дел – купить тетрадку, ластик, съесть пирожок с повидлом или рисом, поглядеть на точильщиков, кузнецов, полюбоваться мастерством канатоходцев и танцоров на высоких ходулях. Базар жил необычной, радостной жизнью
После уроков никто не торопился домой
- Куда идём, братва?
- В киношку. Трофейный фильм крутят..
Кинотеатр «Родина» расположен рядом с женской школой, тоже единственной в городе, где преподают по-русски. Как и у нас, в мужской.
Идём переулками – так быстрей. На кругу, там, где нынче расположен театр музыкальной комедии, - тогда это был, действительно, круг , конечная остановка городского автобуса, - у старой крепости покупаем с тележки мороженое. На вафельную лепёшку шлёпается аппетитное сладкое колёсико и прикрывается другой такой же лепёшкой. Вкусно, а главное – надолго хватает., особенно, если взять вторую порцию
Вокруг автобусной остановки тоже лавочки, мастерские ремесленников. Звон маленьких наковален, зазывные крики продавцов. И вновь магазинчики – до самой реки.. А на берегу – вытянутая вверх русская церковь. По Сырдарье, полноводной, широкой, второго берега не видать – баржи, баржи, пыхтят, дымят. Паром вот-вот отчалит.
- Дяденька, можно сесть?
- Нечего, занимайтесь своими делами.
- А что на том берегу?
- Горы.
- А ещё?
- Дорога
- Куда?
- Много знать будете…
В киношку вроде бы рано.. В парк? Вот он, огромный, тенистый. Как лес – заблудиться можно. Это уже потом, через много лет, после наводнения, стал он таким маленьким и растерял все тайны. Или мы повзрослели?
В парке много интересного. Это в старших классах для меня парк, прежде всего, - танцплощадка, где духовой оркестр дарил округе вальсы и танго., и казалось, все деревья устремляются вслед музыке в далёкую прекрасную неизвестность. Куда? За реку? За горы?.
А тогда…
А тогда я, двенадцатилетний, вдруг обмер, увидев в парке первую в своей жизни книжную ярмарку. .И вместо билета в кино купил две книжки. Как сейчас помню их - «Сказки русских писателей» и « Четвёртую высоту», про юную героиню Гулю Королёву. С этих книг началось моё чтение, моё путешествие в неизвестный ранее мир художественных образов.
Потом там же, на кругу, я нашёл книжный магазин., думаю, это было на месте нынешнего главпочтамта. Работал в этом магазине старик Бесчинский, отец моего школьного товарища.
- Дайте что-нибудь поинтереснее, - робко попросил я
Он долго перебирал книги на полках, и, наконец, протянул мне тоненькую книжку, почти брошюру.
- «Часы», - прочитал я, - Иван Тургенев
Я проглотил эту повесть залпом. Чудесная музыка тургеневской прзы привела в трепет.
- Ещё что-нибудь этого писателя, - умолял я Бесчинского.
Он дал мне «Вешние воды»
Даже не подозревая, что это один из шедевров русской литературы, я читал повесть с упоением, и всё вокруг ликовало.
Я возвращался к «Вешним водам» ежедневно, раскрывая с любого места и перечитывая десятки раз. .Я выучил повесть почти наизусть. Санин и Джемма стали спутниками моих игр, поступков, мыслей, моего взросления.
Проходило детство. .Юность вновь пробудила, обострила запахи цветущей акации.. Весь город был ею напоён.
Наступила осень. .Огромные стручки, падая с деревьев, устлали улицы.. Я подбирал их и, зажмуриваясь, вдыхал что-то терпкое и горьковатое. Что это было? Отзвук последних экзаменов?. Долгих прогулок по узким улочкам, когда кончался вечерний киносеанс и нужно было шагать в рабочий посёлок, в двадцать пятый дом, что на краю хлопкового поля?
Того поля уже нет. И дома тоже нет. И большего числа акаций нет. Осталась память.
Я и сотой доли не рассказал о тебе, Ленинабад, город моего детства.. Но я думаю о тебе всегда. Думаю с теплотой. Я знаю, города, в котором я рос, к сожалению, тоже уже нет.
.Он стал, наверно, очень красивым. Но он не тот. Я бы почувствовал себя сейчас в нём иностранцем..
А, может быть , это я не тот? .С возрастом плохо воспринимаешь перемены. .Моё сердце навсегда осталось среди цветущих акаций и звуков музыки, плывущих по вечерней реке.
Р.Маргулис
.



..



© Copyright: Рафаил Маргулис, 2011
Свидетельство о публикации №211092000956



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 21.01.2017. ***
  • 11.01.2017. ***
  • 01.01.2017. ***