Завоняло. А может, и не завоняло – Бурыкин старательно дышал ртом.
– Ну вот, – расстроенно протянул он, вывалившись в коридор. – Доэкспериментировался, ****ь… экспериментатор ***в… застрелиться надо…
Бурыкин был образован и, хуже того, начитан. Когда-то он читал про физика Резерфорда и с тех пор уверился, что вообще все люди, в принципе, делятся на экспериментаторов и теоретиков.
Резерфорд, например, – ну чистый экспериментатор. Он что-то чем-то бомбардировал и ловил результаты бомбардировки в каких-то ****ских камерах. Кажется, Вильсона. И на основании этой ловли сделал дебильный вывод о том, что атом подобен планетной системе. А потом к нему, к Резерфорду, приехал теоретик Бор, и своей ненормально большой головой сообразил, что всё хуже. *** там электрончики вертятся вокруг ядра. Они, суки, не вертятся, а скачут вероятностно. В соответствии с принципом неопределенности имени, дай бог памяти, Гейзенберга.
Себя самого Бурыкин причислял уж никак не к экспериментаторам (низшее все-таки сословие). Но и не претендовал считаться теоретиком. Аналитик – так он называл себя. Скромно, но с достоинством.
Жизнь, однако, ничего не знала об этой самооценке. И сделалась к нему равнодушно-беспощадной.
Месяц назад Бурыкин потерял работу. Месяцем ранее от него ушла жена. Мать умерла давно, отца вообще считай что не было. За пару месяцев до ухода жены перестал стоять ***. Что тут было причиной, что следствием – в это Бурыкин предпочитал не вдаваться даже свои аналитическим умом, хотя и понимал, что дело, скорее всего, несложное.
Собственно, импотенция угнетала его больше эмоционально, нежели физически. Физически-то ну вот просто не хотелось. А эмоционально угнетало. Он мял и по-всякому оттягивал пипиську, желая желать, но ***м пиписька не становилась, и от этого делалось обидно.
Хотя и терпимо. Потеря работы оказалась гораздо неприятнее, потому что прошел месяц, и деньги кончились, а все запасы, резервы и тому подобное скрылись в далекой Сибири вместе с насравшей на Бурыкина женой.
Деньги кончились, на работу устроиться никак не удавалось, идти в ДЭЗ дворником не хотелось. Лучше повеситься, говорил себе Бурыкин.
Был еще сын, но с сыном они рассорились недели через три после потери работы и обнаружения Бурыкиным-старшим катастрофической мели прямо по курсу. И так-то отношения не грели, особенно после женитьбы сына на этой козе… А тут – пришел отец, принес бутылку, выпили с парнем, стало вроде как налаживаться; внука на коленке покачал; ну, поделился с обоими, и с сыном, и с внуком, ощущением грядущего ****еца… Что плохого-то? Родная же кровь! Так нет – заползает на кухню эта коза и говорит: а вы, мол, Николай Никитович, уж и не рыпались бы, а вот поменять бы нам квартирки, расширить жилплощадь, да жить бы вместе, а вам бы как раз внука и нянчить. Только без водки и без матерков этих ваших, а стол и кров, дескать, всегда ваши. Ну, и курить, конечно, бросайте, Николай Никитович, или уж на дым этот ваш поганый сами и зарабатывайте.
Высказалась, плечом дернула – аж халат замусоленный с того плеча сполз, – да и была такова. И сын тоже помрачнел. И бормочет, сученок: а ведь права Надька-то, права она, батя.
Бурыкин тогда внука с коленки осторожно снял, рядом с собой поставил, по голове погладил, бычок в пепельнице придавил и ушел, слова не сказав.
Убиться можно.
И вот сегодня: с утра мобильный блямкнул. Посмотрел Бурыкин – а там смс-ка: на вашем балансе менее пятнадцати рублей, о действиях при нулевом балансе узнайте по номеру такому-то. Настроение сразу на ноль и даже ниже. Попил кофейку (из экономии слабенького), выкурил сигаретку (оказалась последней), поскреб по сусекам. В смысле пошарил по карманам. Денег в обрез, с ***м всё по-старому – то есть без признаков жизни, спасибо, что ссать не отказывается. Совсем погано стало Бурыкину.
А пошел вот именно, что поссать, так и тут не без проблем.
Теперь еще и это, подумал он, и настроение устремилось в глубокий минус. Бурыкин взрыднул, кое-как все-таки облегчил мочевой пузырь, выругался, сгреб все остатки денег и отправился в ближайший магазин. Купил там бутылку водки, пачку хороших сигарет, полбуханки хлеба. Вернулся, подтащил стул к балконной двери, открыл и ее, и купленное. Начал пир.
Последний пир, мелькнуло у него в голове. Сдохнуть надо, вот что.
Бурыкин вышел на балкон, взглянул вниз, представил, как падает. Заныло сердце. Долго ведь лететь… и страшно… а время, наверное, в таком падении растягивается… согласно принципу сраного Гейзенберга… Нет, ну его нахуй, такое удовольствие в последние секунды.
А что, спросил он себя? А как иначе? Вешаться гнусно, стреляться не из чего, травиться не по-мужски, вены резать тоже долгая история. Утопиться? Муму, ****ь…
Вот! – возликовал Бурыкин. В век электричества не пропадешь! Ванна плюс этот, как его – а, ну точно, фен! Ложишься в ванну и включенный фен – ***к в нее! Замыкание и мгновенный ****ец. Мгновенный, да, это ж не лететь, сука, рыбкой с пятнадцатого этажа в район детской площадки!
Бурыкин снова выпил – оставалось еще на один тост, – и принялся искать фен. В разгар поисков вспомнил, что фена нет и быть не может – жена увезла в ебучий Омск.
Пришлось напрячь аналитические способности. Помогло: электродрель, сообразил Бурыкин, ничуть не хуже фена. А она вот она, как валялась в прихожей, так и валяется уже лет сто. Даже со сверлом.
Потом, уже при наполненной ванне, навалились тяжелые сомнения. Ибо истории с феном в кино показывают, а вот с дрелью – *** его знает. Еще останешься инвалидом неполноценным. Овощем. Необходим эксперимент.
Бурыкин плюнул в ванну и подался на балкон – перекурить, заодно и пораскинуть мозгами. В переносном смысле, естественно.
Он бездумно смотрел вниз, во двор, напрягал что-то такое в голове, чтобы заглушить мерзкий скрип качелей, и, сквозь вызванный усилием мышц и воли гул, еле различил слабый писк откуда-то из-под ног. Медленно перевел взгляд в направлении звука. Кот. Вернее, котенок. Или маленькая кошечка, поди разбери. Юная такая.
– Кс-кс-кс! – позвал Бурыкин, присаживаясь на корточки и потирая пальцы протянутой руки так, как будто предлагал (или вымогал) взятку. – Ты откуда, пуся ***ва? От соседей? Кс-кс-кс!
Кошечка осторожно подошла, вытянула шею, понюхала пальцы. Брезгливо понюхала, горько констатировал Бурыкин.
Он перехватил ****ину левой рукой поперек спины, под живот, вздернул в воздух, сграбастал правой за шкирку, так и не дав цапнуть себя. Понес в ванную.
– Ничего, – пробормотал Бурыкин, – ничего-ничего…
Швырнул тонко попискивающую зверюгу в ванну, взял в руки дрель, сунул вилку в розетку, запустил агрегат, на всякий случай перевел его в режим непрерывной работы, занес над поверхностью воды, зажмурился – и разжал пальцы.
Вот после этого и завоняло. А может, и не завоняло. Бурыкин дышал ртом, а какими все это сопровождалось звуками – это он сумел просто провести мимо сознания.
Поняв, что дрель накрылась медным тазом и что денег на другую дрель нет и не предвидится, Бурыкин обругал себя экспериментатором ***вым. Потом он вышел из темной квартиры в общий коридор, перебросил тумблеры на автомате защиты. Вернулся в квартиру, заглянул в ванную, почти бегом добрался до места своего пиршества, через силу допил водку, поблевал с балкона и пошел в ДЭЗ – наниматься дворником.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
