Сил на донышке, нежная? Держись!
Так хочется тебе кусочек моря передать...
Как?..
Море сил придаёт...
Это - как рядышком с мамой посидеть, помолчать ни о чём, просто помолчать. И всё светлеет. И не свинец громоздких туч над головой, а – солнышко касается ланит.
Меня вот чего-то тоже корёжит и шкивает уже четвертую неделю. Хворь какая-то прилипучая прицепилась.
Но к морю заставил себя выбраться. Не из окошка глянуть - из окошка на него смотреть, совсем не то, - а именно у кромки постоять, под крылышками хулиганистых чаек.
Там ветерок, там йодом пахнет, капуста морская кусочками поразбросана.
Шамора.
Вроде бы кажется, что неуютно так, безалаберно, бардачно, и сикось-накось всё на бережку весеннем... И песок сырой... И грязноватый снежок кусочками поразбросан…
Но, чувствуешь солнышко, колыхающее волосы и вместе с ветерком сдувающее пенку с лазури. Знаешь, как на чай горячий дуть с наслажденьем и предвкушеньем, только наоборот: с чаем - обжигающе, но хочется, а с весенним морским ветерком и волнам – прохладненько до мурашечек, однако ж тоже тянет и тянет... Окунуться, насладиться.
И чайки, балУют, шалопайки, прямо над праздно шатающимися головушками виражи опасные выписывают с угрозой сугубой бомбардировки. Проказницы!
Поскальзываюсь на прибрежном льду речушки, впадающей в лихую волну.
И в башке всплывают строчки старенькие, не к месту, конечно, и не к ситуации, вероятно, как будто бы только-только вернулся в Союз, давно, в восьмидесятых:
«Кто решил, что есть на белом свете у солдата лишь одна удача –
Молча лечь лицом в чужую землю, целовать ее сухие губы.
Вот и ты, мой враг, устал сражаться, да и я совсем забыл о долге…
В небе облака плывут над нами, кровь моя с твоей в пыли смешалась…
Больше никому мы не должны.
Мы уже пришли домой с войны…
Домой с войны…
Домой с войны…»…
И хрусь, хрусь - дальше по кромке, по ракушечкам, по пустым панцирям ежиков сереньких морских…
Хорошо. А вон и уточки какие-то ныряют. Попки к верху из волны торчат.
И армянин у хычинной "Уют" улыбается. Машет рукой приветственно. Узнал. Зовёт.
Подхожу. Прошу, хотя, в общем, и не голоден, сделать вкусно.
- Пятнадцать минут погуляй, подыши морем, возвращайся – будет вкусно! Всё сделаем, - отвечает хозяин с добром и уютом во взгляде, припорошенном когда-то доставшейся болью и пылью.
Пока готовится, иду дальше, хрустя галькой и ракушками...
В затылок изнутри бьют вокадером строки Саши Барыкина:
«…Любят женщины. Считают деньги Те, кто нас с тобой сюда послали.
Ну, а мы лежим под вечным небом – Не враги теперь, а только братья.
Больше никому мы не должны.
Мы уже пришли домой с войны…
Домой с войны…
Домой с войны…».
Щурит глазики лучик, прыгнувший от воды.
И солью морского зефира немного слезит в носу.
Медленно разворачиваюсь, переходя с песочка на тротуар набережной, бреду к армянину. От его «Уюта» доносится А.Барыкин из восьмидесятых:
«Я схожу от тебя с ума, Но вина моя свет затмила.
Дай вдохнуть мне, вдохни сама Свежий ветер добра…
Я обидел тебя. Прости! Знать нечистая закрутила.
Я любовь нашу должен спасти,
Мне б дожить до утра…».
Присел за столик, прямо на пешеходной брусчатке размещённый. Взором к бухте, к полёту свободных прибрежных крыльев.
Аромат шашлычка поплыл ненавязчиво, но до слюнки.
И чаёк получился ностальгический, крепенький с лёгким лимончиком.
И музычка из динамиков над тентом пошкрябывает дембельскими юными и весенними ароматами.
«Тает, тает разлуки лед. Знаю, знаю, что всё пройдёт.
Ты оттаешь и всё простишь. И откроется дверь.
Тает, тает чужая ложь. Знаю, знаю, что ты придёшь.
Ты оттаешь и все простишь. Только ты мне поверь…»
***
Выздоравливай!
Лови ароматик ламинарии!
И солнышко морское! На! Держи!
Лови куражик вольницы парящей над зеркалом солёным чайки…
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
