Долли Фикельмон. Дневник. 1829-1837. Весь пушкинский Петербург. // Перевод с французского Марии Чакыровой и Светланы Мрочковской-Балашовой. Публикация, составление, подготовка текста, вступительная и заключительная статьи, комментарии и примечания С. Мрочковская Балашова. – М.: «Минувшее», 2009, 1008 с., 32 с. ил. (Пушкинская библиотека).
21.08.19 г.
Очень своеобразное истолкование текста «диплома рогоносца», полученного Пушкиным 4 ноября 1836 года, я нашла в предисловии к «Дневнику» Долли Фикельмон от его публикатора – С. Мрочковской-Балашовой, работавшей над книгой более десяти лет. Вопрос о «царственной линии» в анонимном «дипломе рогоносца» для Пушкина, вся история поисков свидетельств о связи царя с Натальей Пушкиной – оказываются мифом.
В этом убеждают и слова Пушкина, сказанные Данзасу по дороге к месту поединка. Увидев едущих в карете четвернёй Борхов, Александр Сергеевич весьма беспечно воскликнул: «Вот два образцовых супруга». Заметя, что товарищ не понял смысла каламбура, пояснил: «Ведь жена живёт с кучером, а муж – с форейтором». Подразумевая под кучером правящего Россией царя.
П.Е. Щёголев, убеждённый, что «царственную линию» помогут выявить свидетельства об отношениях Николая I с его очередной фавориткой Любовью Борх (урождённой Голынской), оставил последующим исследователям указание, где они могут быть открыты: «Отмечу для будущих розысков, что Голынские - Любовь и Ольга – были внучками генерал-лейтенанта Павла Ивановича Арсеньева (род. 1770, ум. 25 ноября 1840 в Москве)». При этом добавил, что Арсеньев состоял кавалером (т.е. воспитателем при великих князьях Николае и Михаиле Павловичах и что в дальнейшем он также пользовался фавором у императора Николая - в 1835 г. из кабинета Е.И.В. ему были пожалованы 10 тысяч руб., «неизвестно за что».
О связи царя с женой Борха говорит запись в Дневнике Долли от 17 февраля 1832 года: «Позавчера мы в свою очередь дали бал в честь Их Величеств. Он очень удался. Убранство было красивым и элегантным. … Император и Императрица выглядели очень весёлыми и красивыми. Император и Великий Князь Михаил танцевали до половины четвёртого утра, что случилось с ними впервые в нынешнем бальном сезоне. Было совсем не жарко, общество небольшое, и все танцевали с удовольствием. … На нашем бале присутствовала миниатюрная особа, которая в нынешнем сезоне в большой моде. Мадам Борх только что вышла замуж*.
*Удалось установить дату её вступления в брак – 13.01.1832.
У неё красивые ярко-синие глаза; небольшого роста, миниатюрная, с очень маленькими прелестными ножками, ничего особенного в фигуре, самодовольный вид, не особенно умна, но весьма соблазнительная. Движется и танцует неграциозно (подч. мною –С.Б.).
Появление на балу в честь Их Величеств у Фикельмонов Любови Борх, не очень знатной жены скромного актуариуса коллегии иностранных дел – это и есть ЦАРСКИЙ СЛЕД. Замечание Долли о том, что зимний сезон 1832 года Борх была в большой моде, в переводе со светского языка означает – на неё обратили внимание при Дворе, т.е. сам Император».
Мрочковская-Балашова рассуждает о том, что Наталья Пушкина и Любовь Борх одновременно появились в петербургском свете, явились на балах в Аничковом дворце. Однако, исследователь забывает о том, что в Аничков Наталью вдруг и без разрешения Пушкина, в 1833 году привезла Мария Нессельроде. Причём, Наталья была заметно "брюхата". Но даже в переписке матери и сестры Пушкина, можно прочесть те же инсинуации, что у Долли в дневнике: «Натали в большой моде …» и т.д., не более того.
Но в «подписи» под текстом анонимного пасквиля значится «непременный секретарь» И. Борх, а в самом тексте – имя Александра Пушкина, ИЗБРАННОГО (назначенного) коадьютором (заместителем) Д.И. Нарышкина и «историографом ордена рогоносцев». Такое обстоятельство не оставляет сомнения в том, что Пушкину предоставляется ВОЗМОЖНОСТЬ стать со временем председателем ордена рогоносцев, занять место Нарышкина. Нужно признать, что Пушкин именно этого более всего опасался: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СТАТЬ НА МЕСТО НАРЫШКИИНА, постоянно был озабочен и «не спокоен», если Натали была «не брюхата» и могла вволю кокетничать (в дозволенных Пушкиным рамках) и танцевать на балах. Существуют кропотливые исследования таких возможностей в семейной жизни Пушкиных. Увы, они полны сомнений и вымыслов, трудно доказуемых.
Мрочковская-Балашова убеждает нас, что запись в дневнике Долли проясняет резкую реакцию царя на прочитанный им уже после смерти Пушкина пасквиль. В первую очередь царь увидел намёк на его связь с женой Борха: «Этого-то он и не смог простить Дантесу. Суд над дуэлянтом с первоначальным приговором «повесить», заменён царём высылкой из России и лишением чинов, отказ в последней аудиенции «его батюшке» Геккерну, награждённому Николаем эпитетом «гнусная каналья», - всем этим ЦАРЬ ОТПЛАТИЛ не столько за Пушкина, сколько, прежде всего, ЗА СЕБЯ САМОГО».
Я должна заметить, что не согласна с Мрочковской-Балашовой. Озабоченность Николая заключалась в обстоятельствах более объёмных. Они связанны с отношениями двух родственных домов, Романовых и Оранских, нескладной депешей дипломата Геккерна в мае 1836 года зашедшими в тупиковую ситуацию. Вражда Пушкина и Геккернов, грозившая разрешиться дуэлью, вовремя замеченная и известная Николаю со слов Пушкина ещё 23 ноября, очень кстати вплеталась в контекст событий. А если всё не так, то предлогом к дискредитации дипломата Геккерна должны были бы стать другие обстоятельства или случаи. Причём, их нужно было бы найти гораздо раньше, ещё осенью 1836 года. Искали? Да, судя по письмам Николая и Вилли Оранского, который даже был «успокоен» Николаем на этот счёт. А зимой 1837 года, после дуэли и суда, Вилли даже обещал ответить Николаю тем же, «при сходных обстоятельствах», помочь в решении дипломатических вопросов. Так!
И только одно утверждение Мрочковской-Балашовой о роли супругов Борхов в истории дуэли можно принять вполне: «Так что, благодаря свидетельству Долли, вопрос о «царственной линии» теперь можно снять с «повестки дня» пушкиноведения». Наталья Николаевна Пушкина не имеет места среди "наложниц" Николая.
Остаётся «линия» Жоржа Дантеса Геккерна, время которого ещё не пришло.
24.08.2019:
И ещё замечу по поводу любовниц и фавориток царя Николая: в период 1831-1832 года придворное общество с интересом наблюдало развитие "романа" Николая и княжны Урусовой Софьи Александровны (1810-1889, дочери князей Урусовых М.А. и Е.П., фрейлины).
В дневнике Долли Фикельмон от 18 февраля, буквально на следующий день после описания миниатюрной особы, которая в сезоне зимы 1831-1832 в большой моде, мадам Борх, танцующей с Императором и Великим князем Михаилом до четырёх часов утра, можно с некоторым изумлением констатировать факт, открытый нам Долли:
"В этот день в Елагине кое-что меня чрезвычайно поразило. Император словно хотел окончательно скинуть вуаль, до сих пор прикрывавшую его отношение к княжне Урусовой. На сей раз он вообще не таился, суть вещей была столь очевидна для всех, что мне стало очень больно за Императрицу. ... Благосклонность к княжне Софи в глазах всех превратилась в фаворитизм".
И вот конец: 29 августа 1832 года Долли Фикельмон пишет об ажиотаже в Царском Селе: " Причина его - предстоящее замужество княжны Урусовой, которое не оставило равнодушным ни единого человека. Говорят, что она стала невестой князя Леона Радзивилла".
Итак, Борх отплясала своё счастье и теперь последствия невоздержанной любви к Императору пожинает княжна Урусова, став неожиданным подарком от Николая Леону Радзивиллу.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.