Зачем Пушкину дуэль

Татьяна Григорьевна Орлова: литературный дневник

Вернёмся к ноябрю. Нам нужно уточнить, «А для чего же это все?».


ФЭБ: Вацуро и др.: Комментарии: Пушкин в воспоминаниях современников. Т.2. – 1998 (текст). http://feb-web.ru/feb/pushkin/critics/vs2/vs2-449-.htm В.А. Соллогуб. Воспоминания. Ред., предисл. и прим. С. П. Шестерикова. М. —.Л., «Academia», 1931, с. 273—279, 354—376. \\ Примечания, 15:
«В записке «Нечто о Пушкине»: «На другой день — это было во вторник 17 ноября — я поехал сперва к Дантесу Он ссылался во всем на д’Аршиака. Наконец сказал: «Вы, кажется, не хотите понять, что я женюсь на Катрин. Пушкин берет назад свой вызов, но я не хочу выглядеть так, как будто женюсь, чтобы избежать поединка. Причем я не хочу, чтобы во всем этом деле было произнесено имя женщины. Вот уже год, как старик (Геккерн) не хочет позволить мне жениться». Я поехал к Пушкину. Он был в ужасном порыве страсти. «Дантес негодяй. Я сказал ему вчера... <грубое ругательство>, — говорил он. — Вот что. Поезжайте к Даршиаку и устройте с ним условия дуэли. Как секунданту, должен я вам сказать причину дуэли. В обществе говорят, что Дантес ухаживает за моей женой. Иные говорят, что он ей нравится, другие, что нет. Все равно — я не хочу, чтобы их имена были вместе. Получив письмо анонимное, я его вызвал, Геккерн просил отсрочки на две недели. Срок кончен. Даршиак был у меня. Ступайте к нему.
— Дантес, — сказал я, — не хочет, чтобы имена женщин в этом деле называли.
— Как! — закричал Пушкин. — А для чего же это все? — И пошел, и пошел. — Не хотите быть моим секундантом? Я возьму другого». - (Модзалевский, с. 378—379)».


Если Жуковский считал, что надо устранить скандальный слух, порочащий окружение Императорских особ, поскольку он связан с беременностью фрейлины от кавалергарда, то его мнение вполне совпадало с мнением Дантеса: «Вы, кажется, не хотите понять, что я женюсь на Катрин»; « <…> я не хочу, чтобы во всем этом деле было произнесено имя женщины».
Казалось бы, можно понять и Дантеса. Очевидно, что в данном случае он заботится о будущем браке, о честном имени женщины и его самого, ради будущего их детей.
Да, Пушкину удалось в ответ на слова Соллогуба «Дантес не хочет, чтобы имена женщин в этом деле называли» высказать своё мнение в одной лишь фразе: «А для чего же это все?»
То есть, хотелось бы заявить, что к 17 ноября действия Пушкина были направлены на то, чтобы заставить Дантеса поступить, как подобает честному человеку: жениться на девушке, с которой он вступил в связь. Причём, не важно, существуют ли последствия этой связи. Следовательно, Натали решилась всё-таки рассказать мужу о тайне Екатерины, известной ей ещё с лета. Можно бы вспомнить её тогдашнюю записку к Дантесу, о которой рассказывал в своё время Трубецкой. Но с этой минуты вина Дантеса в глазах Пушкина увеличилась ещё более. Последовало письмо Пушкина к Геккерну 21 ноября, к счастью – не отосланное.


В конце декабря Пушкин, после ноябрьских уговоров государя Николая не трогать Геккерна, почти спокоен. Он пишет своему отцу вполне домашнее письмо, приправленное всё-таки «яростью»:
«…Моя свояченица Катерина выходит замуж за барона Геккерена, племянника и приемного сына посланника голландского короля. Это очень красивый и славный малый, весьма в моде, богатый, и на четыре года моложе своей невесты. Приготовление приданого очень занимает и забавляет мою жену и ее сестер, меня же приводит в ярость, потому что мой дом имеет вид магазина мод и белья». - Пушкин А.С. - С.Л. Пушкину (отцу) в конце дек. 1836 г. (фр.).
Неужели правда, что сестёр Гончаровых «забавляет», веселит забота о приданом? Похоже, что они все, как одна, верят в наступивший мир и нерушимый покой в доме? Правда, поблизости нет основной причины раздражения Пушкина: Дантеса. Он заболел!


Не удивительно, что нервное состояние Жоржа Дантеса, его здоровье, ослабленное частыми простудными заболеваниями, бесконечными дежурствами «не в очередь», дуэльной лихорадкой и бесконечными недоразумениями с Пушкиным, дали свой результат: почти две недели он был не в состоянии встать с постели.
«От 15 дек. 1836 г. по 3 янв. 1837 г. Дантес был болен». - В.В. Никольский (по данным архива Кавалергардского полка): Никольский. Идеалы Пушкина. 4 изд., стр. 129.
28 декабря 1836 г. эскадронный командир Дантеса, штабс-ротмистр Апрелев, подал рапорт об "исходатайствовании дозволения проезжать по хорошей погоде поручику барону де-Геккерену по случаю облегчения в болезни". - С.А. Панчулидзев, 80. – В.В. Вересаев. Пушкин в жизни.
Облегчение в болезни способствовало появлению Дантеса в дружеском кругу. Он произвёл впечатление у Мещерских, «сильно похудевший, бледный и интересный». Он был со всеми «так нежен, как это бывает, когда человек очень взволнован, или, быть может, очень несчастлив». Между тем, Пушкин ведёт себя «как Юпитер во гневе». Он прерывает своё угрюмое молчание лишь редкими, короткими, ироническими, отрывистыми словами в сторону Дантеса. Это «ужасно смешно», ка пишет Софи Карамзина.
Противоречивое поведение всех участников драмы вызывало новые толки и сплетни. Общество заметно разделилось на партии: одна утверждала, что свадьбы не может быть, потому что Дантес любит Натали, а другая говорила противоположное, что Дантес женится, спасая её честь.
Александра Фёдоровна разочаровалась, по-видимому, в услугах Бобринской и Нессельроде. Она пишет баронессе Екатерине Фёдоровне Тизенгаузен о необходимости самой последней информации о надвигающемся бракосочетании, может быть, есть ещё время всё поправить! Или уже поздно?


«Мне бы так хотелось иметь через вас подробности о невероятной женитьбе Дантеса. - Неужели причиной ее явилось анонимное письмо? Что это - великодушие или жертва? Мне кажется, - бесполезно, слишком поздно». - Императрица Александра Фёдоровна баронессе Е.Ф. Тизенгаузен* в конце дек. 1836 г. - нач. янв. 1837 г. - Письма Пушкина к Елизавете Михайловне Хитрово. - Лгрд., 1927, стр. 200. – Вересаев В.В.
*Графиня Екатери;на Фёдоровна Тизенга;узен (1803 — 26 апреля 1888) — внучка фельдмаршала Кутузова, дочь Е.М. Хитрово, фрейлина, камер-фрейлина при трёх императрицах — Александре Фёдоровне, Марии Александровне, Марии Фёдоровне; кавалерственная дама ордена Святой Екатерины.
Конечно же, просьбу Императрицы о подробностях женитьбы Дантеса, нужно было выполнить. В этом ответственном деле Екатерине могла бы помочь её сестра, Долли Фикельмон. Но вот что она записала в своём Дневнике за 1836 год: «За минувшие 12 месяцев не написала ни строчки. Почему? Сама не знаю. Но почти всё время была больна: воспаление лёгких, летом на Островах – ревматизм головы. <…> Крапивная лихорадка и прочие лёгкие недуги».
И ни слова о том, что говорили в Петербурге. Неужели никто из близких Долли, ни мать, ни муж, ни сестра Екатерина, ничего ей не рассказывали?
Светлана Мрочковская-Балашова, публикатор и комментатор «Дневника» Долли Фикельмон, отмечает: «Описание дуэльной истории ретроспективно, оно обнаруживает знакомство Фикельмон с письмами и рассказами А.И. Тургенева, П.А. Вяземского и В.А. Жуковского о дуэли и кончине Пушкина». Долли избегает возможности сообщить что-либо от своего имени. Но в записи, датированной 29 января 1837 года, утверждается: «Семейное счастье уже начало рушиться, когда чья-то гнусная рука направила супругу анонимные письма, оскорбительные и ужасные, в которых ему сообщались все злосчастные слухи, а имена его жены и Дантеса были соединены с самой ядовитой, самой жестокой иронией-8».
«8 – Пушкинисты очень недоверчиво относились к сообщению Фикельмон о том, что Пушкин получил не одно, а несколько анонимных писем. Однако, следует учитывать, что Долли очень хорошо через свою мать была осведомлена обо всём происходящем. Пушкин почти ежедневно забегал к Е.М. Хитрово и, несомненно, делился с ней многим». – Дневник. Стр. 354-359, 716.
Следовательно, Фикельмон известны не только анонимные «дипломы рогоносца», но и множество анонимных писем. Может быть, источником информации была также и её сестра. Но вряд ли Екатерина Тизенгаузен в конце декабря - начале января 1837 года могла собрать сведения большего масштаба, чем они имелись у Бобринской или Нессельроде. Ясно, что Долли Фикельмон из побуждений конфиденциальности решила доверить Дневнику лишь общие сведения, отредактированные через несколько лет после отъезда Фикельмонов из Петербурга.
Долли Фикельмон болела почти весь 1836 год и не появлялась в светском обществе вплоть до зимнего бала 21 января 1837 года, о чём она писала так: «Однако, пришлось встать с постели ради нашего бала, на который мы пригласили 500 человек, очень успешного*. … Императрицу мучает кашель, из-за этого приостановлены или, по крайней мере, сокращены масленичные увеселения; впрочем, общество, более, чем когда-либо, охвачено танцевальным безумием».


* На бале были Пушкин и Наталья Николаевна, о которой упоминала Мария Мердер в своём дневнике: «На балу я не танцевала. Было слишком тесно. В мрачном молчании я восхищённо любовалась госпожой Пушкиной. Какое восхитительное создание!» Также засматривалась на неё Алина Дурново: «У госпожи Пушкиной волосы были гладкие и заплетены очень низко, как прекрасная камея».


Да, неудовлетворённому любопытству государыни Александры Фёдоровны не было предела. Ведь свадьба вот-вот состоятся! И вновь в её письме к Тизенгаузен: "Мне жаль Дантеса, нужно было бы помешать этому браку -- он будет несчастием для них обоих...".
Это мнение было не только мнением Государыни. Более всех Дантеса жалеет Идалия Григорьевна Полетика. Пусть радуется Катрин Гончарова, здесь и усилий не потребовалось, чтобы она помчалась замуж, ног не чуя под собой. Но Идалии очень жаль себя.
Не получилось так, как хотелось Идалии, обаятельной женщине, умной и весёлой, которой не меньше, чем «глупенькой и скучной» мадам Пушкиной, доставалось успеха у мужчин! Осенью 1835 года произошло событие, невероятное для самой Идалии: она почувствовала непонятное, болезненное для её сердца влечение к Дантесу и поняла, что они могли бы любить друг друга. В ту осень, когда она уже пришла в себя после родов и могла выходить из дома, на территории полка её встретил Жорж Дантес. Поздравил с рождением сына, пожелал здоровья, произнёс очень милый комплимент. Идалия понимала, что кавалергард просто внимателен и вежлив с ней, женой его хорошего знакомого.
Зимой того же года Дантес увидел Пушкину. Идалия хорошо помнит об этом, как сейчас. Всё последующее поведение кавалергарда говорило о его неподдельном чувстве к Пушкиной! Глупая Натали почуяла обожание, радуется, строит глазки. Чему радуется? Видно же было, что «брюхатая», как говорил её муж! А Жорж будто ослеп! Может быть, это говорила моя ревность? Вот уж не думала, что буду когда-нибудь ревновать! Даже Ланской не давал мне повода к ревности! Но пора забыть об этом. Пора.


«Выздоровевшего поручика барона де-Геккерена числить налицо, которого по случаю женитьбы его не наряжать ни в какую должность до 18 янв., т.е. в продолжение 15 дней». - Приказ по полку, 3 января 1837 г. - С. Панчулидзев, 80.


Но можно объяснить любовное чувство родством душ, снова размышляла Идалия. Она – незаконнорожденная, он – усыновлённый, будто обиженный своими родными, как и она. И вот ещё вдобавок ко всему – женитьба, кабала ему на всю жизнь! И всё это сделал Пушкин своей африканской дуэлью! Ненавижу! Пушкин, неужели ты, сумасшедший от ревности, до сих пор не понял «как жалка» твоя Наталья в паре с Дантесом?
Правду говорят, что Дантес и Гончарова не пара! Как и я с моим Полетикой, «божьей коровкой», не пара! Любопытно, а если ещё раз попробовать свести Жоржа с его любовью, с Натали? Вот и свадьбе конец! Нет, тогда Пушкин убьёт Жоржа! Тут и к гадалке не ходи.




Другие статьи в литературном дневнике: