Я часто думала, почему я пишу так неинтересно. Как-то все было то ли пресно, то ли просто скучно, но при этом нагромождено. Странно, ведь во время учебы я всегда понимала, как бы ни было тяжело задание, мне ничего не стоило написать что-то и получить хорошую оценку. Возможно, я даже именно за счет этого и выезжала. Не люблю отвечать вслух, да и вообще с начала депрессивных заскоков перестала нормально разговаривать.
Но с художественной составляющей так не получалось. Странно? Обидно, я бы сказала. В детстве казалось, что у меня есть талант. Но теперь я не уверена. Мне не удается перенести все мои идеи так, как я их изначально представляла в воображении. Но вдруг мои идеи и были изначально скучными?
Сюжеты я обмозговываю долго, но начинаю обычно просто с ничего, с пустого листа. Уже потом добавляю детали, переписываю костяк, переделываю все с нуля более логично. И я хочу сделать все правильно, чтобы не докопался никто. Но при этом, мне кажется, эта педантичности и внимательность к деталям убивает всю свободу и легкость из текста. Кто угодно ткнул Мартина в то, что золото не может быстро расплавиться на костре, но разве это сделало его произведения менее культовыми? Ну, нет. Я не сравниваю себя с мастодонтами, просто мне нравится сама мысль, что ошибки делают все и при этом живут прекрасно.
Уже долгое время в моей голове как будто сидит какой-то книжный блогер и каждый раз осуждает меня за текст, за избранный мною литературные приемы, повороты сюжета, даже построение предложений. Это было бы неплохо, если бы... если бы я этого хотела. Но я спотыкаюсь об это все сильнее. Дело в том, что у меня сильное ОКР, и этот "книжный блогер", обсуждающий все написанное мною в моей глупой головушке, представляет собой только очередные навязчивые мысли.
Давным давно маленькая девочка сидела в углу и тряслась от каждого звука чокающихся стаканов, и только ручка с тетрадкой, да еще ее собственное воображение, помогало как-то спрятаться и убежать в вымышленный мир. Микроскоп и тонна чашек Петри этого дать ей не могут. Но уже давно ручка с тетрадкой не приносит удовольствия, а дергающийся курсор и вовсе наводит страху. Собственные мысли. Собственные страхи. Но основанные на возможных и реальных ответах окружающих. Когда-то давно девочке было невыносимо думать о том, что хоть кому-то может не понравиться ее работа. Вот так она хотела любви. Сейчас она не стремится к чужой любви, но и внутри найти ее не может. Так странно. Так пусто. И все равно страшно.
