День Рождения Поэта
Сегодня День Рождения Поэта Геннадия Рябова, 52 года!
Живет в Санкт-Петербурге, пишет стихи, о жизни, о людях, о любви, о себе!
Гена! С днем Рождения!
Здоровья, счастья, вдохновения, удачи во всем!
Ссылки:
http://www.netslova.ru/ryabov/index.html
http://grifon.livejournal.com/profile
Вот некоторые из них:
НЕЗНАКОМКА
Преют листья, тлеют кости
на Шуваловском погосте.
Над озерами шеренги покосившихся оград.
Теплый день, апрельский полдень,
и у входа в храм Господень
денег просят цыганята, бабки с вербою стоят.
На крестах затерлись даты.
Спят кухарки, спят солдаты –
ветви низко к изголовьям наклонили тополя.
Ждущих ада или рая
приютит земля сырая –
беспощадная, родная, безотказная земля.
Путь земной не слишком долг.
Занавесив плотно полог,
от сегодняшних коллизий их Всевышний уберег.
И за вечной этой шторой
где-то здесь и та, которой
в привокзальном ресторане восхищался пьяный Блок…
***
…якоря помодней нацепив, сухопутных забот не касаясь,
у причала, как пес на цепи, прозябает круизный красавец.
Он и рад порезвиться бы, но до поры хорохориться рано:
отдыхает – за белой спиной переход через два океана.
А поодаль, буровя волну – не посажен скучать на швартовы –
покоряет свою глубину, неприметный трудяга портовый.
Он не ходок – скорее, ходок. Но упрям и на редкость спокоен.
И ползет сквозь речной холодок мимо шпилей, дворцов, колоколен…
Ведь буксиру – буксирово? Да.
Но под сенью единого свода.
И едина под ними вода.
И одно пониманье свободы.
АЛЕКСАШКА
…Ты, болярин, в своем уме ли?
У кого угодно спроси:
и когда мужики умели
жить без барина на Руси?
Трезвый гнется, клянет невзгоды.
А напьется – готов летать...
Я холопов лишил свободы?
Казнокрад, самодур и тать?
Поясню. Только ты, похоже,
не поймешь, о чем говорю:
есть свобода губить прохожих,
есть свобода служить царю.
Мы же есмы рабы свободы,
и ея же мы господа –
и судьбы своей воеводы.
Ибо выбрать вольны всегда.
Все вернуть приказал властитель?
Внук Петра, исполать ему.
Забирай ордена и титул…
Шубу тоже? Ну, что ж, сыму!
Ты свободен и на морозе
издеваться над стариком…
Это – розвальни на Березов?
Я свободен идти пешком!..
***
… притаился домик ветхий меж берез да елок.
Под ногою хрустнет ветка – треск на весь поселок.
За густой листвой окошки – два квадрата света.
На крыльце мурлычет кошка песенку про лето,
а за тучу месяц робкий шмыгнул юркой мышкой.
В доме греется похлебка под чугунной крышкой,
да в печи томится каша, да перины взбиты.
Здесь дела мирские наши напрочь позабыты.
Стелет мягко и упруго ночь свои постели.
Время движется по кругу еле-еле-еле…
Расставаться будет больно – не подам и виду.
Поклонюсь за хлеб, за соль я – и тихонько выйду
из гостеприимных комнат на свою дорогу.
Обо мне никто не вспомнит.
Ну, и слава Богу.
***
…в тусклом свете лампад,
если зрение острое,
различимы печальные лица у гроба.
У Предтеченской церкви на Каменном острове
не приткнуться машинам –
сплошные сугробы.
И пока панихида, пока отпевание,
там – внутри,
где скучает Спаситель распятый,
тут – снаружи – на бой, на святое задание,
взяв лопаты совковые, вышли солдаты.
Не окопы копали – подъезды расчистили,
двор убрали от снега, что месяц копился.
Вышел служка – проверить пристойно ли, чисто ли.
Хмыкнул в бороду: чисто.
И перекрестился.
Я – и Бог – мы смотрели на войско усталое.
Кто послал их?..
- Мужик, сигаретки ли нету?
- Не курю, извини…
В первый раз я, пожалуй,
пожалел, что с собой не ношу сигареты.
ГОНЧАР
Я на длинную полку оперся слегка –
и большая старинная чаша
развалилась, распалась на два черепка
и на пол земляной полетела.
- Над разбитым горшком не грусти никогда, -
улыбнулся латыш бородатый. –
Ведь беда, как известно, совсем не беда,
если руки способны работать.
Смочит губы сухие в домашнем вине,
сдвинет в угол ногою осколки.
Из латгальской печи на открытом огне
вынет он рукотворное чудо.
И протянет мне черный горячий кувшин,
мол, держи, не жалей об ушедшем.
Поклонюсь до земли я – от русской души –
что мне дать ему, кроме любови?
Из далеких веков, из глухой старины
этот парень в рубахе былинной.
Я и он – два осколка разбитой страны.
И не вылепить новой, не склеить…
КАФЕ «ЭЛЕФАНТ»
…слегка располнела. Но все-таки очень мила.
Припудрила носик.
И жилка дрожит у виска.
А прежняя жизнь, будто дым сигарет, уплыла…
Майн гот, отчего же такая собачья тоска?
Оно не вернется – то давнее счастье мое.
Немало границ между нами уже пролегло.
Какое, казалось бы, дело теперь до нее?
Но колет, поди ж ты, в груди и дышать тяжело…
Винцо попивает – в бокале осталось на треть.
Рисует узоры, по скатерти пальцем скользя.
Нельзя говорить, улыбаться, и даже смотреть.
Да что там смотреть!
Мне о ней и подумать нельзя…
Напиться бы в доску.
Весь кошт прокутить насовсем –
Оставить лишь только две марки халдею на чай…
Кафе «Элефант».
Бьют куранты без четверти семь.
Пора…
До свиданья, родная,
до встречи…
Прощай.
ПРЕДОСЕННЕЕ
Сергею Комлеву
Грустно в августе.
Что тут такого? -
просто осень уже на носу.
Я спустился к Неве у Тучкова –
волны желтые листья несут.
Неспокойно густое теченье
у державной когда-то реки.
Я крошу над водою печенье –
и под солнцем сверкают мальки.
Их наивный порыв так понятен:
нет заботы у рыбьих юнцов –
на незрелые души без пятен
не находится алчных ловцов.
Но однажды весной на рассвете
с утлых лодок – еще до зари –
промысловые крупные сети
разбросают в реке рыбари.
И не скрыться в лазоревой толще,
не придумать спасительных мер.
За год тельце становится толще –
У ячеек же прежний размер.
Рыб на берег повыбросят грубо.
На потребу.
На верную смерть…
Я такая же грузная рыба.
И натянута грозная сеть.
ДЕФИЛЕ
- Теперь улыбнитесь, втяните живот,
налево головку склоните…
Давай, лицедей, невроспаст, кукловод –
тяни за незримые нити.
И скачут мальвины по сценам гурьбой
под свист, улюлюканье, хохот.
Мирком нашим правит отнюдь не любовь,
а жажда наживы и похоть.
Но подиум тесен, олимп узковат,
парнас беззаботен не слишком…
О чем же ты смеешь еще тосковать,
дрянной деревянный мальчишка?
Бросаешься в битву, не видя врага,
поборник мечты и отваги.
И рухнешь поленом в огонь очага,
едва оторвавшись от ваги.
АРХИВНОЕ ФОТО
…Смоленское поместье. Летний полдень.
Три мальчика гарцуют на гнедых.
Кузины мирно сплетничают подле.
И нет пока предчувствия беды.
Тринадцатый.
Еще четыре года
должны прошелестеть над головой
до крови под знаменами свободы.
И целый год до Первой мировой.
Один умрет в голодном Петрограде,
в студеном коммунальном закутке.
У Врангеля на фронте будет ранен,
зажав эфес разбитый в кулаке,
второй.
Спустя десятки лет, в Париже
ему накроют простыней лицо.
Был третий сослан за Урал – и выжил,
и жил. И мог бы стать моим отцом…
Тринадцатый.
Мальчишки, отдыхая,
сойдут с коней и побегут к реке.
Поют сверчки. И бабочка порхает.
И набухает туча вдалеке.
***
… задремать на заре
и проснуться за миг до побудки.
Бал вчера отшумел, а сегодня – решительный бой.
Вместо скрипок и арф - полковые визгливые дудки,
и пустой барабан заполняет пространство собой.
И под мерную дробь,
разобравшись в шеренги по росту,
мы пойдем на штыки.
Первым гордо шагнет командир…
Ах, как все это было –
красиво,
понятно
и просто:
глядя смерти в глаза, видеть вечную жизнь впереди.
… не услышать будильник,
проспать, опоздать на работу.
Заливая похмельный синдром,
выпить пива с утра…
Нас немного осталось.
Толстеющих.
Лысых и потных.
Неужели для этого выжили мы, юнкера?..
И за это боролись?
об этом мечтали? -
не верьте!
Наше время придет -
мы умрем в штыковой.
Се ля ви.
Потому что не может быть жизни в отсутствии смерти,
Как не может быть смерти - без жизни, мечты и любви…
ПЕЙЗАЖ
На шершавом холсте я рисую слова.
Чтобы как наяву получилась Нева,
серый камень и воды залива –
из несчётности слов мне достаточно два:
слово «сажа» и слово «белила».
Будто фото: причал, силуэт корабля…
Все – один к одному. Отчего же
сажебелые стены, мосты, тополя,
белосажные небо, вода и земля
на мой город ничуть не похожи?
Рассыпаю пригоршню неправильных слов –
узнаваемо как! – оцените:
изумрудный гранит, и кармин парусов,
и лимонная линия легких дворцов,
и лазурное солнце в зените…
***
Ноздреватый асфальт перрона.
С двух сторон – порыжелый путь.
На березе орет ворона:
- Неверррморрр! Никогда! Забудь!
Вторит ей из соседней рощи
мукомол заповедных мест:
- В одиночку живется проще –
Бог не выдаст, свинья не съест.
Отчего ж, будто в клетке зверю –
одному – мне покоя нет?
Я платформу шагами мерю,
зажимая в руке билет.
И курю, провожая лето,
на задворках пустой страны…
Невермор.
До конца столетья
электрички отменены.
Другие статьи в литературном дневнике:
