"Проснулась с четким и ясным осознанием, что печататься мне не надо. Никогда. Во сне видимо, был какой-то разговор, потому что я помню свои аргументы, произнесенные вслух.
И, в общем-то, я согласна. Колеблюсь, но согласна.
Ощущение, что делать этого не надо -
оно же внутреннее, и речь не только о том, что я плохо пишу (все плохо пишут), и не то, что если постараюсь, то получится лучше (весьма сомнительное утешение, но как ориентир - можно оставить), и даже не потому, что в этом есть претензия какая-то, а даже в другом.
Ощущение такое, словно вот такой вариант судьбы - пишешь себе и пишешь, даешь почитать нескольким людям (совсем близким или, напротив, совсем случайным), складываешь написанное ...ну не знаю, на флешку, предположим, живешь себе, кого-то любишь, кто-то любит тебя, работаешь болеешь, смотришь на соборы и собак, варишь кофе и варенье, портишь внуков, потом умираешь наконец-то.
А потом внуки, разбирая твои вещи, находят пару флешек, читают твои романы и прочее, и им даже кое-что нравится, и такая семейная легенда - бабуля была чудачка, писала книжки, местами забавные.
Потом флешка случайно теряется ( какой-то правнук, играя, уронил ее за диван, там она попала в щель между досками, потом дом снесли), и только пара десятков распечатанных листочков с текстами остается, но и из них однажды сделали самолетики на детский праздник), и на этом все закончилось, вся эта дурная зависимость, и буквы, которые я любила порой больше людей, исчезнут навсегда.
Ну вот отчего-то такой вариант намного желанней порой кажется, и сегодня особенно.
Я просто чувствую свое желание писать как некоторую порчу, неопасную, но заразную болезнь, ветрянку, когда чешется, а потом ты на карантине, и тебе нельзя общаться с людьми. Только у нормальных людей это быстро прошло, а ты только сильнее в нее входишь, в болезнь, и в конце концов она тобой управляет, и ты просто не выходишь из дома.
И главное - так-то это обычная ветрянка, ничего особенного или выдающегося.
И тебе неловко немного, это же ветрянка, не стигматы, просто летучая простуда.
И выходить с этим к людям, которым нет до этого никакого дела, которые заняты, циничны, у которых свои какие-то заболевания - ну как-то излишне.
В конце концов, если ты свою жизнь зачем-то стала превращать в слова - зачем тащить в эту словесную трясину других?
Вот есть родственники и пара близких людей - вот их и терзай и развлекай.
От родственников ведь всегда приходится терпеть...
И я вот проснулась, и пока пила кофе, поплакала немного, потому что ведь иногда кажется, что ты хочешь быть услышанной и прочитанной, и отказываться от таких желаний всегда немного жаль, поплакала, а потом пошла и немного пожила.
А затем стала переписывать то, что написала вчера.
Говорю вам - это болезнь.
Вчера, например, к вечеру я закончила текст, который заказали, который так туго писался, отправила, полистала ленту...
А потом открыла файл и стала писать свое, то, о чем думала поверх заказанного, и писала еще пару часов, легко и с удовольствием.Как, знаете, повар приходит с работы домой на которой устал, и встает к плите, чтобы теперь с удовольствием приготовить не заказанные блюда, а ужин для себя, своей семьи и своей кошки.
Или строитель возвращается и с наслаждением и любовью начинает мастерить беседку на своей даче.
Или крестьянин после барщины приходит на свою полоску и давай ее ...пахать на любимой лошадке...
Болезнь, да.
А печататься не надо.
Ни мне, ни читателям.
Читателям и без меня есть что читать. Не все, например, прочитали еще Гомера и Флобера. И Пушкина.
По большому счету, и писать бы не надо, но тут я бессильна.
Если я не пишу, я становлюсь совсем больная, но иначе.Ненавижу тех, кто препятствует - утаскивает в жизнь".
