Сутулые фонари обступали детскую игровую площадку с резиновым дёрном и полимерным песком. Между горками, клетями и качелями одиноко росла скамья, на которой сейчас точно галки расселись нетрезвые девицы. Парни рядом – на кортах. Тут же на разбухшем от росы тесте салфеток валялись яблоки, бекон и салат. Айфоны мерцали в руках. Под лавкой полнел пакет с мусором. Нутро рюкзачка с лежавшей на дне бутылкой виски ополаскивало синеватым электрическим светом, когда её доставали. Пели матерные песни; смеялись, перекрикивая друг друга; расплёскивали содержимое пластиковых стакашек: компания – человек семь-восемь, гайз/гёрлз. Девицы уже доходили. Одна поминутно задирала юбку, демонстрируя всем места комариных укусов. Другая скандировала с экрана чужие стихи. Третья неустанно рассказывала о каких-то своих друзьях, которые «очень крутые». С краю, на спинке скамьи с неизменной сигаретой меж пальцев сидела и ты. Ты была в лёгком, светло-коричневом, - в искусственном свете оно виделось мне голубым, - платье. Ты была пьяной, и это было заметно. Я улыбался, возводя тайный взгляд к твоим тёмным локонам, к обнажённым плечам и коленям. Кто-то опять захотел поорать, и мы вновь перетрясли знакомые песни, десятки песен. И даже это пустяшное, как казалось, занятие, служило моим интересам. Я всё обращал себе на пользу в тот вечер.
Разговор увлекает только тогда, когда он наполнен смыслом, то есть если он имеет какую-то ощутимую цель. Значит любую беседу ведёт тот, у кого есть цель. О, этот вечер! Лишь я один знал свою цель и целью моей была ты. Открыто идущий к цели невольно навязывает её остальным. Поэтому всякая цель предполагает конфликт. Я знал это и создал полый конфликт.
Ты учуяла запах солёности, когда они, подпитываемые моими лестными речами, вдруг разом заспорили о чём-то несущественном. И вот, словно мы выпорхнули из тел и, уйдя на мгновение во тьму, сообщили друг другу свои сокровенные мысли, ты мимолётно мне улыбнулась. Я понял: ты готова мне вверить себя, если не душу, то тело уже наверное.
А вискарь искрился в луче фонарного света, часики тикали, мат не стихал. Горели звёзды и окна в многоэтажке напротив. Ночь была до бесстыдства знойной. Жизнь нам лгала о себе, как о чистой и светлой. Никому не нужное счастье, казалось, лежало в кустах. Мы ждали момента, чтобы уйти и вот мир зазвучал: скрип раздавленного стекла; кричалки фанатов; суетный говор подруг и твой близкий шёпот: «Пойдём…»
Было душно. Мы шагали по пустынному саду. Ветви деревьев клонились над тротуаром, сплетались узлами, стараясь заключить нас в объятия. Я обнял тебя, и ты рассмеялась, и смех твой чудесным образом вынес нас на проезжую часть - она, хотя на дороге никого не было, всё ещё дышала теплом. За тротуаром блевал, лежа в траве, юный романтик. Две невзрослые барышни держали его голову над землёй, а небо осыпало их огоньками звёзд. Проходя, мы услышали: «Не слишком приятная картина, правда?..»
На светофоре я поймал-таки твои губы, сухие, горячие, со вкусом вина и дыма. Нам нужен был ночной магазин – хотелось курить. Но была уже глубокая ночь. Потом тебе позвонили и ты, поскольку у тебя девять жизней, замедлила шаг, дабы избежать случайного вторжения моего в ту другую реальность, где ты, возможно, играла роль невинной прислужницы или благодарной дочери. Однако, разговор был не долог и скоро мы уже снова шли рядом. Я опустил руку на талию и провёл ниже, вдоль упрямых бедёр. Ты сказала:
- Тебе повезло, конечно, мой хороший. Я сегодня рассорилась со своим парнем, но-о… я ещё могу уйти.
Я коснулся твоих волос, а ты смирила улыбку. Шли вдоль немого проспекта. Жаркая ночь шевелила листву в кронах.
