Получение света из огурца

Ььььь: литературный дневник

В одном из романов о путешествиях Гулливера Свифтом описывается некий летающий остров, на котором живут и работают учёные. Остров называется Лапута. Научные изыскания лапутян в основном бессмысленны, так одним из больших достижений у них считается извлечение солнечного света из огурцов.
Многие причудливые измышления Свифта странным образом подтверждаются в наши дни. К примеру, Свифт описывал открытие двух спутников Марса. Это и произошло 150 лет спустя после его смерти. Но мне не по нутру писать о фактических совпадениях, гораздо ценнее совпадения иного рода. В опыте получения учёными лапутянами света из огурцов я склонен видеть пророческую метафору.
Мне думается, что человечество уже дошло до той черты, заступив за которую мы окончательно свихнёмся и утратим не то, что волю к исцелению, но саму способность к рефлексии, то есть попросту перестанем осознавать происходящее. И причиной тому – наука. Наука в том виде, в котором она оформилась, губительна для человечества. Кажется, уже все это осознают, хотя и не могут ничего сделать…
А теперь я постараюсь копнуть к философским корням науки и понять, возможен ли был у неё какой-то иной вектор развития?


Строго говоря, вопрос этот гораздо сложнее и шире, чем кажется. Современная наука является уже следствием философии Нового Времени, последней степенью упадка, а до того был ещё длинный путь. Обмирщение взамен героики, сухое прагматическое мышление взамен экстатических созерцаний, всё это началось ещё раньше (уже у Платона наблюдается отделённость мира идей и мира сущего, а такая конструкция несёт в себе зародыш грядущей десакрализации жизни), а именно - с появлением христианского креационизма, который впервые разделил в общественном сознании Бога и мир. Это в конечном итоге и сформировало науку в том виде, в каком мы её наблюдаем. Впрочем, обо всём по порядку.


Принято считать, что генеалогия современной науки восходит к фигурам Аристотеля и Демокрита (в противовес платонизму). Аристотелизм в Средние века был присовокуплен в качестве дополнения к основной идейной базе западного христианства. Фома Аквинский – автор фундаментальной «Суммы теологии», труда, в котором изложены все хитросплетения западно-христианской мысли, фактически примирил в этой книге мысль главного ученика Платона и Священное Писание.


Аристотель описывал знание следующим образом:
- учение о природе (то, что мы называем сегодня физикой) занимается изменяемыми предметами, существующими независимо от сознания;
- математика занимается неизменяемыми предметами, существующими в сознании;
- философия же занимается предметами неизменяемыми, существующими независимо от сознания.


Интересна здесь не столько функциональное описание, сколько сам выбор философа. К видам знаний Аристотель относит только три дисциплины: физику, математику и философию. Причём выстраивает их иерархически - от низшего, к высшему. Чуть позже мы вернёмся к этой схеме, а пока я предлагаю проскакать галопом Средневековье и Возрождение.
Через развитие в недрах монастырей идеалистической философии с одной стороны, и влияния ренессансного гуманизма – с другой, в это время формируется рационализм. По сути, это новый извод охристианенного аристотелизма. Уже первые его представители (Ньютон, Декарт, Лейбниц, Спиноза) страдают всеми теми пороками мысли, которые позже проявит и закрепит в своих тяжеловесных формулировках Иммануил Кант. Они-то и станут настоящими основаниями науки. Их выявлению и описанию Кант посвятил долгие десять лет, результатом упорной работы стала «Критика чистого разума».


Что это за книга?


«Критика чистого разума» поделена на 3 части. Все основные идеи, как это и бывает обычно, помещены во второй раздел. В нём Кант ставит и пытается разрешить следующие вопросы:
- как возможна чистая математика (арифметика и геометрия)?
- как возможно чистое естествознание (то есть физика)?
- как возможна метафизика, понятая как природная склонность?
- может ли метафизика претендовать на статус науки?


Отвечая на эти вопросы, Кант рассматривает чувственность как таковую (то есть данные наших органов восприятия), рассудок как таковой (то есть шаблоны нашего мышления) и ещё разум (как мышление о чём-то запредельном). Наукой Кант объявляет лишь мирское знание.


Ответы его таковы:
• По мысли Канта чувственность заставляет наш мозг обрабатывать данные органов чувств в формах времени и пространства. И это напрямую связано со способностью к математике (арифметике и геометрии), присущей всем людям на планете.
• Рассудок человека покоится на неких, общих для всего человечества, шаблонах мышления (12 категорий Канта). И лишь благодаря взаимодействию этих шаблонов мы можем делиться друг с другом физическим опытом. Так, по мысли философа, учреждается способность к естествознанию.
• Разум же, то есть мышление о запредельном, по Канту, есть высшая форма знания, но такое знание не может считаться наукой.


Во всём сказанном для нас важно то, что Кант обращается ровно к тем же 3 дисциплинам, к которым обращался и Аристотель, и также иерархически их организует, ставя отвлечённое философское созерцание превыше рассудка и чувственности.
Себя самого и свой строгий рассудочный подход к реальности Кант ставит лишь на второе место (sic!). Тем самым Кант как бы заземляет, сводит великую философскую проблематику к малости, к земным делам. Он обосновывает это тем, что подлинное (то есть научное) знание должно строиться на теориях о законах человеческого мышления, а не на фундаментальных принципах бытия, как считали платоники. Таким образом Кант отказывает утончённому философскому созерцанию во внимании, концентрируясь на том, что даётся в опыте и априорных формах. Происходит отнюдь не рационализация знания, а скорее снижение градуса проблематики. Весь мир отныне должен вращаться вокруг субъекта, а не наоборот.
Так возникает ядро современной науки.
Николай Бердяев, оценивая философию Канта в одной из своих книг, делает несколько тонких замечаний. Например, он указывает, что Кант, рассуждая о чувственности, имеет ввиду не все данные нашего восприятия (обходя миражи, сны и грёзы), а только те, которые удовлетворяют автора. А с какой стати? - совершенно оправданно задаётся вопросом Бердяев. Это какой-то подтасованный эмпиризм. Мало того, Бердяев критикует и рационализм Канта тоже, находя его неестественным.


Но какой могла стать наука, когда б мистицизм не ушёл из жизни?


Во всей истории мировой мысли неоплатонизм был одним из самых последовательных философских направлений. Метафизика Плотина и компании строго математична, при этом она сводит в единую систему и законы природы, и законы мышления, законы запредельных пространств, законы внутреннего мира человека и законы общества в целом.
Плотин, самый первый неоплатоник, в своих «Эннеадах» начинает обновлять мировоззренческую парадигму Платона через анализ собственной психики (вместо понятия психики тогда использовалось понятие души). Он рассуждает о структуре самосознающего разума и находит в нём ум, душу, позывы тела, божественный образ и прочее. Нам открывается сложность устройства внутренней реальности человека и её связи с миром потустороннего. Всё это обосновывается с большим нажимом на логику. Вера в существование мира за пределами видимого является неотъемлемой частью всех обществ. Заслуга же неоплатонизма как раз в том, что он логически увязывает огромное богатство наших воззрений, не замыкаясь на каком-то одном виде опыта.


Но наука, увы, избрала иной путь… Спустя столетие после Канта Фрейд, как бы пародируя подход Плотина, даёт ещё более эстетически сниженную картинку мироздания (продолжается тенденция на заземление проблематики). Ведь по сути идеи Фрейда во многом верны. Действительно наблюдается некая связь между особенностями той или иной психики и фиксацией на определённых психосексуальных стадиях. Действительно, половой мотив является, если не самой главной, то как минимум одной из главных движущих сил индивида. Действительно, многие данности нашей жизни не могут быть чем-то большим, нежели сублимацией подавленных влечений. Всё это верно, но почему Фрейд не излагает всё перечисленное опосредованно, так как оно высказывалось в прежние времена? Если мыслитель сделал вывод, что фигура настоящего отца и фигура заоблачного творца являются почти тождественными друг другу, если богу было отказано в реальном существовании, то почему бы не остановиться на мысли, что бог имеет место внутри сознания мыслящего субъекта? Почему нужно было всё свести к пресловутому огурцу, к скотскому бесстыдству? А потому что тогда учение Фрейда было б не столь эпатажно, и навряд ли фигура основателя психоанализа обрела бы такую скандальность. Словом, с тех позиций, на которых я здесь стою, главным нововведением Фрейда является то, что он проинтерпретировал духовную жизнь человека в совершенно хамском регистре... Ну, такая себе «заслуга»…


Получается, вопрос борьбы между названными типами рациональности по существу является вопросом о ценностях. Последовательный рационализм по линии Аристотеля привёл к исчезновению высших ценностей, это мы можем наблюдать прямо сейчас. Нас уже вовсю пичкают ядовитыми вакцинами, насекомыми, соблазняют модификациями тела, наших детей сексуализируют со школы, нас опутывают мелочными экономическими заботами, вся наша жизнь строится не пойми как.
Последовательный мистицизм же, если б наука развивалась по линии Платона, охранял бы тайну мира как высшую ценность. Понимаете, мистицизм в науке - это способ отношения к вещам с постоянной оглядкой на тайну мира. Тайна мира выступает как ценность, а значит нуждается в бережном отношении. В платонизме онтологическая проблематика предшествует всем теориям знания, то есть обращена к полноте жизни. Вместо этого мы имеем всё более дробящиеся орды учёных, занимающиеся пустяками, не испытывающие трепета перед жизнью.
Ещё одно сопутствующее царствующему рационализму следствие – подпадение мужского начала под власть женского. Когда ум замыкается на сфере рассудка с одной стороны и ориентирован на чувственное восприятие - с другой, а отвлечённо-созерцающий разум оказывается заброшенным, тогда обращение мужчин в служебных псов женщин становится неизбежным.
Возвращаясь к метафоре Свифта после всего сказанного, хочется заключить, что извлечение света из огурцов – невероятная глупость. Не потому что это невозможно, а потому что свет гораздо проще извлекается из глубин одухотворённого сердца.



Другие статьи в литературном дневнике: