В Киевском метрополитене детей возят бесплатно. По умолчанию. Ничего в "розгорнутому вигляді" предъявлять не требуют. И только на одной из станций есть бдительная дежурная с обостренным синдромом вахтера. Глядя прямо в глаза ребенку, она спрашивает кагэбэшным голосом: "Ученический есть?"
Маруся уже знает, на какой станции и какая тетка будет ее пытать. Тем не менее, она входит на эту станции уже с испугом. И даже мое присутствие не останавливает - ни Марусин испуг, ни теткину бдительность.
"Ученический есть?" - Маруся останавливается у турникета.
Мои пояснения тетке, что все вопросы о документах детей надо задавать мне, отцу, не действуют. При этом очевидно, что "не пущать" или брать у меня лишний жетон тетка не собирается: она лучше всех прочих знает, что детей метрополитен возит даром. Но Маруся смущена и напугана, а Макс возмущен.
Однако Макс не выдает своего возмущения сразу на-гора. Он осведомляется у меня о причинах теткиного поведения. Поясняю ему, что дама у турникета получает удовольствие от той капли власти, которая дарована ей турникетом и синей униформой, за счет самой беззащитной категории пассажиров, - за счет детей. "Ученический есть?!"
Молча мы едем вниз. Один эскалатор, другой. По глазам вижу: Макс обдумывает ситуацию и медленно закипает (он, чистой воды холерик, обычно закипает мгновенно, вспенивается и выплескивается на окружающих). Но тут такое дело. Похоже, несправедливость. По отношению к сестре. Так-то он ее беззастенчиво колотит - но на всякого обидчика Маруси кидается с кулаками и всем телом, независимо от возраста, роста и статуса.
Внизу, на платформе, Макс, наконец, завершает осмысление ситуации и возмущенно кричит: "Да она же уже старая, ей умирать скоро!"
Думаю, это был перифраз древнегреческого "memento mori". То есть "Вахтеры всех стран, наслаждайтесь жизнью, которая у вас есть, а не властью, которой у вас нет".
