Чары литературы. Гоголь

Максим Федорченко: литературный дневник

Это любопытно. Помню, процитировал я одному человеку, отнюдь не любителю литературы и чтения, слова Гоголя о дорогах и высыпанных из мешка раках. Это было невероятно: у него не только посветлели, но даже засветились глаза, знаете, как от внезапной радости. - А есть еще такое? - с жадной надеждой спросил человек; выискивая "такое", я попутно задумался, что же это за свойство гоголевского текста. Конечно, можно было отделаться от себя цитатой из Куприна, дескать, только гений способен и т.д., см. "Яма". Но это общее положение, а мне хотелось проникнуть в конструкцию текста.


И вот что я заметил. У Николая свет Васильевича в текстах огромное количество вещей и вещиц ординарных, типичных и "таких, как мы все знаем". Но после "такая, как мы все знаем" Гоголь никогда переходит к чему-то другому, чудесному, не меняет тему и не ставит точку. Ставит он двоеточие и подробнейшим образом описывает: номер в гостинице уездного города, афишку, лужу, бричку, проселок, мост или еще какую-то ерунду, которая именно, в точности, ну совершенно такая, как мы все знаем, до самой последней подробности.


Но мало кто упрекает Гоголя в длиннейшем описании самых обыденных и отнюдь не уникальных вещей (как, например, Толстого за его дуб). Гоголевское описание всегда таково, что читатель всё-всё знакомое видит как будто впервые, будто не своим, усталым, равнодушным и слегка "замыленным", а свежим и падким до всего глазом Гоголя, готового петь неслыханную осанну красоте, точить сладчайшие меды прекрасному, искренне наслаждаться добрым и самым ироническим образом выставлять на показ всё пошлое, отвратительное, тупое, чрезмерное, отжившее и пафосное. Нет, нет, не то, всё не то! - не поет осанну, не точит мед, не высмеивает. Гоголь показывает нам всё "как есть" и в то же время как если бы сам он видел это впервые, причём в тот же миг видел и знал всё, что ни есть в мире, и оттого знаемы ему все не- и сообразности и не- и соответствия, каких раньше никто не замечал. Оттого обычные в номерах уездных гостиниц тараканы торчат отовсюду, как чернослив, неделимый цельный и вездесущий воздух разорван в куски, природа как будто спит с открытыми глазами, а дороги расползаются во все стороны, как высыпанные из мешка раки.


И потому гоголевская проза действует на читателя так же сильно, как поэзия; именно оттого "Мертвые души" - поэма, поэма не по форме, а по методу создания и секрету воздействия. Как поэзия возникает там, где слова встречают друг друга впервые ("не перепутай в сумерках — золото и молчание", А. Кабанов), так и Гоголь заставил предметы встречаться со свойствами, которых раньше за ними никто не замечал, но теперь и впредь замечать и знать будут все, кто хотя бы однажды увидел их глазами Гоголя.


Это тем более поразительно, что даже хорошие описания прекрасных вещей в книгах раздражают очень многих. А Гоголь длиннейшим образом описывал обыденные, повсеместные, незамечательные вещи - но читатель, которого эта дрянь отрывает от похождений плута, никуда не спешит; его глаза светлеют и вспыхивают, как от внезапной радости, он смакует и наслаждается.


#чары_литературы



Другие статьи в литературном дневнике: