Пара муз, пара лет

Урания – древнегреческая муза астрономии, одна из девяти муз, дочерей бога Зевса и титаниды Мнемозины. Девушка с глобусом и указательной палочкой в руке, так её представляли.
Мнемозина олицетворяет память, титанида, дочь Урана и Геи (либо Зевса и Климены).

Девушка с глобусом и лист календаря дали повод вспомнить (Мнемозины работа) стихотворение Иосифа Бродского «К Урании». Сначала дата.

1940, 24 мая — в Ленинграде, в клинике профессора Тура на Выборгской стороне родился Иосиф Александрович Бродский. 84 года исполнилось бы сегодня Иосифу. Семь циклов Юпитера. Урания рядом.

Муза астрономии явилась в упомянутом стихотворении датированном 1981 годом.

Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.

Изыскания в податливом пространстве Интернета проясняют – ударение следует ставить на "о". Муза истории. Клеос переводится как слава. Чтобы остаться в памяти и попасть в историю, надо прославиться.

Слово клеос связано со словом «слышать» или «то, что другие слышат о вас». Греческий герой зарабатывает kleos через совершение великих дел.
Смутно упоминаются источники, в которых греческое kleos происходит от чего-то протоиндоевропейского той поры, когда у людей не было понятия о продолжении личности после жизни, можно было только надеяться лишь достичь «славы, которая не распадется».

Любопытный фрагмент подбираю, отряхивая, как обрывок из протопыли:
«Во вселенной, где безличная материя вечна, а личное «Я» гаснет при смерти, выжить можно только обратив «Я» в слух или репутацию. Человек жаждал бессмертия – состояния богов, противоположное человеческому существованию, и это состояние полностью зависело от поэтов и поэзии».

Вот оно! Поэты и поэзия! Жаждал ли Бродский бессмертия, неизвестно, но как поэт он сделал достаточно, чтобы, мир живых оставив, в памяти живущих пребывать.

«К Урании» посвящено И.К. Кто таков (такова) И.К., мне установить не удалось. Чем знаменателен год 1981 для Бродского?

В течение первых пяти месяцев стипендиат Американской академии в Риме. Начало дружбы с итальянским историком Бенедеттой Кравери, ей посвящены «Римские элегии».

Апрель – знакомство со слависткой Аннелизой Аллева на кафедре славянской филологии Римского университета. Дамы в личной истории Иосифа значимы, но это тема особая.

Начало июня – переместился из Рима в Лондон. Литературный фестиваль в Кембридже.

Лето – поездка в Шотландию. Месяц у друзей на ферме недалеко от городка Анструтера. («В северной части мира я отыскал приют…»).

Август – вернулся в Нью-Йорк.

10 сентября – уехал в Массачусетс преподавать в «Пяти колледжах».

Осень – в Торонто на Конгрессе писателей по правам человека. Присуждена «премия гениев» – стипендия Фонда Макартуров (40 тысяч долларов в год в течение пяти лет). Неплохо.

Той осенью я сменил место работы, оказался в ГИВЦ Госкомиздата СССР. В трудовой книжке значится: 30.10.81 – главный инженер проекта АСУ производственного отдела разработки и развития вычислительной сети. Звучит солидно. Командировки и конференции прилагались, но Рим, Лондон, Шотландия, Соединённые Штаты и Канада находились на другой планете, там и остались На моей планете была станция Фрезер, на которой располагалась Центральная оптовая книжная база, где книг Бродского точно не было.

О Бродском хотелось бы узнать много больше того, что знаю сейчас. Чтобы запомнить, приходится повторять раз за разом общеизвестное. Жаль, нельзя повторить жизнь, от рождения до исхода, никому не приметную, раз за разом, не коровой или мартышкой, на индийский манер, а человеком неприметным, читающим, запоминающим и забывающим, меняющим места пребывания, перебирающим эпохи жизни возрастом и памятью.

Нравится мне Урания. Там, в небесах обетованных… но Иосиф не на звёздную карту смотрит, а на глобус.

У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист – в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо – город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше – плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.

Пространство и бельё с кружевами. Женщина для поэта часть геометрии мира и кружева, белеющие на голубом полотне, небесном, надо полагать.

Леса, где полно черники, реки и горы – мираж работы Иосифа в геологических экспедициях. Было дело. Да и недолгая ссылка в северную глушь упоминалась им как самое счастливое время его жизни. Допускаю, преувеличение, но всё же, всё же…

Бродского выдворили из России в 1972 года, вернуться уже не суждено было. Он и не хотел. Изгнан был словно иноагент. Денег "из-за" не получал, но самостоятельно мыслил, самим собой был, вне идеологических и этнических ограничений.

Нахожу у Иосифа ту же пару – Урания и Клио – полвека назад, год 1974. Второй год пребывания вне России. Написан «Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова». Достаточно длинно, довольно сложно. Сохраняю фрагменты, не теряя надежды вернуться к теме муз и перемене мест.

XV

Призрак бродит бесцельно по Каунасу. Он
суть твое прибавление к воздуху мысли
обо мне,
суть пространство в квадрате, а не
энергичная проповедь лучших времен.
Не завидуй. Причисли
привиденье к родне,
к свойствам воздуха – так же, как мелкий петит,
рассыпаемый в сумраке речью картавой,
вроде цокота мух,
неспособный, поди, утолить аппетит
новой Клио, одетой заставой,
но ласкающий слух
обнаженной Урании.
Только она,
Муза точки в пространстве и Муза утраты
очертаний, как скаред – гроши,
в состояньи сполна
оценить постоянство: как форму расплаты
за движенье – души.

XXI

Над холмами Литвы
что-то вроде мольбы за весь мир
раздается в потемках: бубнящий, глухой, невеселый
звук плывет над селеньями в сторону Куршской Косы.
То Святой Казимир
с Чудотворным Николой
коротают часы
в ожидании зимней зари.
За пределами веры,
из своей стратосферы,
Муза, с ними призри
на певца тех равнин, в рукотворную тьму
погруженных по кровлю,
на певца усмиренных пейзажей.
Обнеси своей стражей
дом и сердце ему.

1974

Другие статьи в литературном дневнике:

• 24.05.2024. Пара муз, пара лет
• 15.05.2024. Присутствие Мастера
• 03.05.2024. Герменевтическая Агата
• 02.05.2024. Троекнижие