62. Дм. Быков о В. Аксёнове62. Дм.БЫКОВ о В.АКСЁНОВЕ Стальная наша птица Когда человек умирает, печаль о нем отодвигает на задний план любую рефлексию. Сейчас, когда прошел год со смерти Василия Павловича Аксенова, можно сделать попытку осмыслить, кем был этот человек. Чего мы лишились с уходом Аксенова, задумались близкие ему люди - писатели Дмитрий Быков, Александр Кабаков и Виктор Ерофеев. Дмитрий Быков: "Последним романом Аксенова называли то "Редкие земли", которые он сам построил как эпилог ко всему сочиненному, то мемуарную "Таинственную страсть", но в сентябре выходит "Лендлиз", найденный Алексеем Аксеновым в отцовском компьютере. Двести страниц почти законченной повести о казанском военном детстве появятся в журнале "Октябрь", а потом в "Эксмо". Я все надеюсь: а вдруг он еще чего-то приготовил? Не хочется отпускать Аксенова, он многого недоговорил. Самым загадочным и недооцененным его сочинением мне представляется "Стальная птица", писанная ровно 45 лет назад. Это была первая в долгой череде "Поисков жанра" проба новой фантасмагорической манеры, которая потом так поразит читателей "Рандеву", "Бочкотары" и "Железки". Все эти семидесятнические повести, увенчанные "Поисками" - последним, что Аксенов перед отъездом напечатал на Родине, - оказались заслонены, с одной стороны, его прелестными ранними рассказами, а с другой - развесистыми, пышными романами в "новом сладостном стиле", как называл сам Аксенов свое необарокко. А между тем эти небольшие и накрепко зашифрованные вещи не так просты ("Рандеву" - немыслимо! - даже вышло в "Авроре", проскочив цензуру, хоть и в страшно ощипанном виде, а кто не узнал бы в Смердящей Даме советского лика Родины?). Они похожи на ночные кошмары - но кошмары по-аксеновски карнавальные, местами даже веселые. И вот я в последние дни все перечитываю эту "Птицу", пытаясь ее понять: загадочное очень сочинение. В арбатском доме (Фонарный переулок) поселяется странный субъект, потертый, отвратительно пахнущий, с двумя авоськами (в одной - вроде бы гнилое мясо, в другой - гнилая рыба), и вид у него болезненный и нищий. Он похож на ангела смерти. И как-то он постепенно захватывает весь дом, и коридоры, и квартиры, и распространяется по всем лестничным площадкам, а еще отличается чудовищным аппетитом и зверской силой. Заколачивает парадный ход, пускает всех, как окуджавский кот, через черный. Он обещает сожрать все памятники - Долгорукому, Линкольну, Тысячелетию России - и заменить их собой. Тогда жильцов расселяют в нормальный новый дом, но на окраине. И стальная птица улетает навеки. А жильцы начинают жить счастливой, но совершенно растительной жизнью. Я думаю, метафору советской власти тут усмотрит любой. И выписан этот Попенков с ненавистью (но и с трудноуловимой симпатией, с восхищением временами - никто, кроме Аксенова, этой амбивалентностью не владел). И советская власть своими чудесами разрушила-таки собственный дом; но когда стальная птица с ее непонятным языком улетела - жильцы оказались на окраине, на обочине. И жизнь их не то чтобы очень радостна. Они заняты в основном воспоминаниями. Да и вообще в мире Аксенова птица - это всегда хорошо: вспомним "Цаплю" или бессмертного механического нырка из тех же "Поисков"... Нет, тайну этой книги он унес. Как у него в 1965 году получилось самое точное предсказание советской истории? Загадка. Если бы птица его фантазии не была стальной, если бы пиршества его стиля не опирались на железную авторскую волю, он успел бы погибнуть множество раз: испугавшись, спившись, сдавшись. А он устоял, и "Золотая наша железка" - это ведь не только о чудесном научном сообществе. Это о природе его дара - столь же стального, сколь и золотого. Вот чему бы у него поучиться, у стальной птицы и золотой железки его веселой и страшной литературы". Александр Кабаков: "То, что оставил после себя Аксенов, - это не литературное влияние и даже не место в культуре, это образ существования. Он сформировал образ жизни нескольких поколений. Я не боюсь преувеличить - это так и есть. И это проявлялось во всем: в манере говорить, в стиле общения, поведения, во внешности. Сейчас, задним числом уже, к сожалению, ясно, что Аксенов представлял собой редкое явление. Это был русский патриот западнического толка. До него и помимо него таких людей не было. Только в XIX веке русские западники и славянофилы одинаково любили свою страну - просто видели ее будущее по-разному. В наше время, последние 30-40 лет, они были враждебны друг другу. И только Аксенов был безусловным западником, с одной стороны: во вкусах, предпочтениях, а с другой стороны - безусловным русским патриотом, что проявилось, в частности, в том, что он при первой же возможности вернулся в Россию. Раньше многих других. Ведь к нему даже самые непримиримые из патриотов почвеннического лагеря относились сравнительно доброжелательно. Серьезные критики и литературоведы того лагеря его признавали, они не могли его отрицать. Например, Владимир Бондаренко - имя номер один в их литературоведении. К нему все относились хорошо - вот что интересно. Это ведь дорогого стоит. Это не конформизм - это заслужить надо. При том, что он всегда был сам по себе и во всех отношениях был абсолютно самостоятельной единицей. Он никогда не приспосабливался - просто был такой. Можно быть угодным и вашим и нашим, специально стараться быть таким, а можно быть угодным и вашим и нашим просто потому, что ты человек такой. И в своих последних семи-восьми книжках это был совершенно новый Аксенов. И для нас новый. Он был действующий писатель. Поэтому он и не написал мемуаров в строгом смысле. Ему рано было вспоминать". Виктор Ерофеев: "Вместе с Аксеновым мы приобрели новое измерение литературы. Это было освобождение наших душ, сердец и тел. Это главное, что принесла ранняя проза Аксенова. Он это сделал прежде всего через язык. Анна Ахматова говорила: "Половину слов не понимаю в "Звездном билете" - какое чудо!". Аксенов, опираясь, скорее всего, на Хемингуэя и Ремарка, создал свободную речь, которая не зависела от советизмов. Он создал поле эмоций - любовных, дружеских, карьерных, художественных - все это в его ранней прозе присутствует. Тем самым он, если говорить обо мне, перевернул мой мир. Есть единственная книга в моей жизни, которую я украл, - это журнал "Юность" с публикацией "Звездного билета". Я унес его из школьной библиотеки и не вернул. Для меня этот текст был паролем свободы. "Звездный билет" - это романтика, мечты, но и одновременно новый стиль жизни. И когда я с Аксеновым встретился в 1966 году, мне казалось, что Бог спустился с небес. Аксенов - первый русский писатель эпохи после смерти Сталина, что называется, "без галстука". Знаете, есть формат разговора "без галстука", а есть такой формат литературы. Он как будто снял этот галстук и положил его в карман. А в аксеновской прозе есть элемент богемы, иронии, самоиронии, вечного сомнения в основах традиционного мировосприятия и, с другой стороны, уважение к традиционной культуре. Все это у него чудесным образом переплеталось. А если вспомнить альманах "Метрополь", в котором мы все участвовали, то мы повторили то, что было в разных странах перед существенным социальным переворотом: сначала возникало протестное литературное явление. Так было в Венгрии, Германии, Франции. Чем дальше на "Метрополь" смотришь, тем больше понимаешь, что это глава в истории страны, потому что он давал понять, что страна готовится к радикальному изменению. Семен Липкин - наш самый старший товарищ по "Метрополю" - замечательно сказал, что это было первое явление после Кронштадтского восстания, когда участники не отказались от своих идей. Ко второй половине творческого пути Аксенова у меня отношение сложней. Там появились самоповторы. Хотя в книге "Таинственная страсть" о шестидесятниках есть места, такие же замечательные, как и его ранние вещи". ***** Коллеги, если у кого-то возникнет желание откликнуться, обсудить, то это можно сделать в материале о публикациях в "Литературном дневнике" за июнь 2021 г. http://proza.ru/2021/06/01/264. 06.06.2021 г. © Copyright: Евгений Говсиевич, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
