А дальше всё завертелось как в калейдоскопе. Мать взяла на работе методический день, и целое утро посвятила покупкам к ужину. В обед прибежала Катя и заперлась в своей комнате. Сказала, что ей надо отдохнуть до 5, до визита жениха. А мать занялась лазаньей по всем правилам: потушить мясной фарш в виноградном вине, добавить специи; аккуратно, без комков, сварить соус бешамель. Явился и супруг, увешанный пакетами.
- Ты хоть стол поможешь накрыть? - спросили дочку.
Она вышла как принцесса, но в помощи не отказала. Мать оглядела ее – косметики минимум, практически незаметна, волосы уложила скромно и аккуратно. Девчонка определенно имеет вкус! Накрыли в гостиной, совмещенной с кухней - получалось 40 метров пространства. Ровно в 17 раздался звонок в дверь. Открывать вышла Катя. Родители сидели на диване в гостиной. В прихожей о чем-то пошептались, а затем Катя вошла первой и возвестила, обратясь к стоящему за ней молодому человеку:
- Прошу познакомиться. Моя мама Ольга Петровна. Мой папа Виталий Иванович.
- Константин.
Константин производил хорошее впечатление. Первое – он был ухоженным. Стрижка с модным мыском, но не кричащая в крайностях с выбритыми висками и затылком, дорогой костюм, однотонная сорочка и со вкусом подобранный галстук. Когда он наклонялся, чтобы пожать руку отцу и поцеловать ее матери, от него исходили легкие волны хорошего парфюма. Потом уже замечалось, что он невысок ростом, но отлично сложен, спортивен. И еще была в нем какая-то мягкость, которая словно обволакивала собеседника. Он принес большой букет белых роз, шампанское и коробку «FERRERO ROCHER». Сели за стол. Ольга Петровна спросила только о его родителях, а далее он повел разговор сам, не чинясь, но и не заискивая. В нем была естественность, и она подкупала. Чувствовалось, что для него привычно и необременительно вести разговор. Он не перехватывал инициативу, но и не тушевался. Рассказал даже о своих жилищных условиях - они были не хуже того, что Виталий Иванович заработал за всю свою жизнь. Возраст его спрашивать постеснялись. Конечно, старше 18 катиных лет, но не критично. Тридцати, по-видимому, еще не было. Сказал и о разводе. Жену не критиковал. Разошлись по взаимному согласию. Тогда уж разговор подошел к их с Катей бракосочетанию. Константин и тут заверил, чтобы они особенно не беспокоились, что ресторан он закажет и даже пригласит какую-то знакомую группу музыкантов. На том расстались. О Катиной беременности неловко было и заикаться. Затем он, с разрешения родителей, ненадолго зашел в Катину комнату, оттуда доносилось ее повизгивание и негромкий разговор. Он вышел вместе с Катей, неторопливо оделся и распрощался с родителями. Едва закрыли за ним дверь, как Ольга Петровна вынесла вердикт:
- Рохля!
- Ну, уж на рохлю он не похож… - скромно возразил Виталий Иванович.
- Я о тебе говорю! Не мог спросить, сколько лет и какой род деятельности. Глава семьи называется!
- Он сказал, какой вуз окончил. А сколько лет, спроси у Кати. Она его паспорт видела. Попросила бы и нам предъявить, если ты такая не рохля…
- Ой, опять вы ссоритесь! - вмешалась Катя. – Даже в такой день! Мне же все девчонки завидовать будут! Но я никому не говорила!
- И правильно! Пока хвастать нечем. Слава богу, что еще незаметно.
- А кого позовем? - вмешался отец, чтобы разрядить атмосферу.
- Моих родителей – это обязательно. А ты свою мать - это на твое усмотрение. Ходит с палкой, это как-то не комильфо. Нет, пригласи, конечно, но вряд ли она пойдет. А тебе, Катя, пора бы знать про зависть. «Завидовать будут!» Нашла чему радоваться! Так что хорошо подумай, кого именно звать! Лучше кузенов позови и Таню, тети Зои дочь. Она тебе поперек дороги стоять не будет.
Глава 5
Свадьба была не роскошной, но изысканной. То есть пригласили только своих, набралось человек двадцать – двадцать пять. Но ресторан - дорогой, меню – отличное, пришла и музыкальная группа с певицей. Это оказались не рэперы, а вполне классические музыканты из драмтеатра, певица - тоже актриса театра. Виталий Иванович вроде даже видел ее в каком-то спектакле, но не в главной роли, а то бы запомнил. Впрочем, в драму он ходил редко, предпочитая, как экс выпускник музыкальной школы, симфонические концерты. Оперу тоже не жаловал, но не из-за музыки, а только благодаря современным режиссерам. Они теперь главнее и Россини, и Бизе, и самого Верди. Сначала музыканты тихо играли, создавая фон во время трапезы, а когда отзвучали главные тосты, было съедено холодное и горячее, на низкую сцену вышла певица в длинном платье цвета слоновой кости и запела:
Мне бы только раз прожить с тобой всю жизнь
И клянусь, мне большего не надо…
Она пела, сначала ни на кого не глядя, а потом отрешенным взглядом стала обводить зал. Она пела так, что все невольно оставили свои тарелки и рюмки. А Виталий Иванович вспомнил тот давний вечер и тот спектакль… Какая же то была пьеса? Ах да, Арно! «Синее небо, а в нем облака»… И как к месту она выбрала именно эту песню. Ведь в самом деле, как просто! Всего один раз! Но - всю жизнь. Ему показалось, что она смотрит прямо на него, но потом он понял, что это такой прием у актеров: каждому слушателю кажется, что поют именно ему, и никому более. И даже поняв, не мог отделаться от чувства, что поет она ему. Кто она такая? Не первой молодости. Наверное, чуть на 30. Но хороша! Если сравнивать, то хотелось сказать: как француженка! Из той Франции, что ближе к Испании – из Бордо, из классической Франции, каковой она еще осталась на западе страны. Невероятно! Она словно услышала его и запела по-французски:
Paroles, Paroles, Paroles
Ecoute –moi.
Paroles, Paroles, Paroles
Je t’en prie
Paroles, Paroles, Paroles
Je te jure…
Конечно, сомнений больше не было! Она пела ему! Он даже стал подмурлыкивать себе под нос, пока не очнулся как от наваждения и замолчал. Никто, слава богу, вроде не заметил. Все немного захмелели. Одна Катя пила воду, подкрашенную лимоном под виноградное вино. В красивом и очень элегантном платье была совершенно не заметна ее крохотная беременность. Но она знала главное: ей необходимо родить здорового малыша! Костя смотрел на нее с восхищением. Это главнее любви! Пусть знает, какое сокровище ему досталось! Пусть ценит! Они согрешили в международный женский день, стало быть, год ей все же придется потерять? Или доходит до начала сессии? Сдаст потом при закрытых дверях, все же папочка в том же вузе! А там уже малыша можно будет оставлять на няньку. Не забыть камеры поставить. Так сейчас все делают. Можно будет даже не скрывать сей факт. Пусть боится! Так, как раньше Бога боялись!
- О чем задумалась? – наклонился к ней Костя.
- О малыше.
- О, какая ты! - восхищенно.
И тут неожиданно подал голос Ольгин отец, правда, шепотом, наклонившись к ее уху:
- Олечка, как-то неудобно. Твои музыканты как слуги. Надо бы их тоже за стол пригласить.
- Дорогие наши! - она не знала их ни по именам, ни по должностям , и обратилась, обозначив их широким жестом, - Приглашаю вас сесть за стол и выпить за здоровье молодых!
Они долго не чинились, а просто сели группой, но Виталию Ивановичу хотелось как-то завязать разговор с певицей и, обрадовавшись, что там не хватило стула, он тут же пригласил ее сесть рядом с собой.
- Кажется, я Вас видел в спектакле. Не помню название. Да, позвольте представиться. Виталий.
- Светлана.
Он не посмел спросить фамилию, решив, что и так ее найдет на сайте театра. Там они все с портретами. Не промахнется! К сожалению, разговор пришлось прекратить. Жена бдила и немедленно отвлекла его какими-то мелочами. Вечер подходил к концу. Он хотел дать ей свою визитку или попросить ее, но понял, что этот номер у него не пройдет.
Глава 6
Тогда он просто пошел в театр на ближайший спектакль. Ее не было на сцене. Он стал смотреть афишу, там тоже она не значилась. Вот так дела! А сказали, что актриса русского драмтеатра! Другого такого в городе не было. Наконец, нашел в майской афише ее имя, правда, второй состав и роль второстепенная. Других Светлан в труппе не было. Пьеса была старая, 50-х годов, проблемы, в ней обозначенные, давно никого не волновали, но было много музыки той эпохи, и это трогало душу как ностальгия по ушедшей юности. А ее роль, хоть и небольшая, была не бессловесная и в конце она даже танцевала! Зал был в полном восторге! Он пришел с цветами и вложил в букет записку, настойчиво просящую позвонить по указанному в ней телефону. Он прождал три долгих дня. Он сам не мог поверить, что будет с таким волнением хвататься за трубку своего мобильника. Наконец на экране появился неизвестный номер. Он передохнул и спросил:
- Это Вы?
- Смотря кого Вы ждете… - лукаво ответили ему, но голос был точно ее!
- Вас, Светлана! Конечно, Вас! Хочу пригласить Вас в тот же ресторан, где мы тогда были.
Она молчала. Он боялся, что она прекратит разговор.
- Прошу Вас, не отказывайтесь! Когда Вы сможете уделить мне немного времени?
- А что случилось? - удивилась она.
- Почему должно что-то случиться… Хотя, да! Случилось! Очень хочу Вас видеть! Как Вы насчет завтра?
- А какое это число?
Он понял, что она отсчитывает не дни недели, а даты спектаклей и назвал ей цифру.
- Хорошо, - просто сказала она.
- Буду Вас ждать в 18 часов. Нет, лучше с 17. Буду ждать, пока Вы не придете!
Света положила трубку в некотором недоумении. Чем обязана сему звонку? Но решила, что все же придет. Ей не понравилась излишняя настойчивость. Чего ему нужно? Опять петь где-нибудь, как тамада. Унизительно для актрисы государственного театра, но что делать… Земфира вон в подземном переходе начинала. Только лет ей было в 2 раза меньше. Она пришла, одетая почти по- деловому: жакетик «куриная лапка» и черная юбка-карандаш. Воткнула в ушки серьги-гвоздики с маленькими жемчужинками. Кольцо обручальное сняла в левой руки . Разведенка. Зачем сразу намекать? Он уже сидел в зале. Сразу вскочил, побежал к входу, помог снять короткое, три четверти, пальто. Он еще ничего не заказывал. Подали меню. Она хотела взять только кофе, но он заказал все, начиная с салата ( только спросил, какой она любит) и заканчивая горячим ( она выбрала хинкали, потому что не жареное и с бульоном). Он хотел что-нибудь за встречу, но она категорически отказалась. Танцев не было. Музыка лилась приглушенная. То, что Эрик Сати назвал музыкальными обоями. Он понял, что она ждет какого-то нового мероприятия, и не знал, как начать разговор на совсем другую тему. Тогда он стал говорить о своей работе, но обозначив темы, над которыми работает, заключил:
- У меня не так интересно, как у Вас. Как Ваше творчество. Хотя я стараюсь.
Оказалось, что она тоже окончила в детстве музыкальную школу, и это очень помогло при поступлении в Екатеринбургский театральный институт. Ценится умение петь и танцевать. Танцевальный ансамбль тоже был. Но там были народные танцы. Зато - и сиртаки, и фламенко. Она улыбнулась: подобие фламенко! Настоящее она видела один раз, в Севилье. Настоящие цыганки танцуют. И смысл танца совсем другой, не тот, что был в нашем кружке. Это танец исстрадавшейся в любви взрослой женщины. С какой болью и страстью они это делают! А лицо! Спокойно- холодное и совершенно безразличный взгляд! Как будто говорит гитаристу: для меня всё в прошлом. А он - рвет струны! Но поздно!
- Я буду ходить на все Ваши спектакли! – горячо поклялся он.
- Ха! У меня всего одна полуглавная роль . Софья Сергевна в «Невольницах» Островского. Подруга главной героини. Но тоже с большим монологом, правда, единственным за весь спектакль.
Он молчал. Спросить, почему не дают главных? Мало ли кому не давали! Смоктуновскому после Мышкина! Лановой три года в массовке! Ирина Алферова и того дольше! И тогда он не стал спрашивать, а высказал предположение:
- Капризы режиссера? Да и посмотрел я , у вас там много приглашенных режиссеров. Они и труппу –то не знают.
- Вы угадали, - удивилась она. - Если всё вспоминать…
- Расскажите, - с искренним сочувствием попросил он.
- Началось с «Валентина и Валентины». Подсмотрел наш режиссер, что Волчек в сцене … ммм… соединения героев заставила их раздеться донага. Правда, свет потушили, и они - на заднем плане в мерцающих бликах вроде как от уличных фонарей. Но раздеться-то придется! И сидеть друг перед другом, боясь, как бы осветитель что-то не перепутал. Мне тогда дали роль Валентины. И по возрасту я подходила. А раздеваться при всех - не смогла! Мне цитировали Андрея Миронова, что нагота - такой же театральный костюм. Только сам-то он в «Блондинке за углом» кутался в банный халат! Ну, и сняли с роли. Обиделся режиссер. Правда, и те, другие недолго голыми просидели в темноте. Ломается артист на таких выкрутасах! Вспомнили, что в фильме вообще этой сцены нет. Потом придумали ставить эпатажную пьесу о Шуберте. Шуберт ходил по притонам Вены, приятели соблазняли его публичными домами, и он однажды согласился. Во втором действии он заболевал нехорошей болезнью, мучился, скрывал ее. Я там играла в массовке публичного дома, бегала по сцене полураздетая, в каких-то немыслимых кружевных чулках на подвязках. А Франц Серафим Питер сидел, нетрезвым взглядом поводя вокруг. Он пил, заливая свое одиночество, бедность, непризнание, робость. Вроде все правильно, но чувство, что это - не та правда, все более овладевало мною. Режиссер – приглашенный откуда-то – с упоением развивал свои мысли, свое новое вИденье (или видения? ). Он говорил, что только такая, голая правда, способна увлечь современного зрителя. Он предвосхищал аншлаг! Ему верили. Ему смотрели в рот. Никто из труппы меломаном не был, режиссер, кажется, тоже. Но когда на общих репетициях зазвучала музыка, - потом я узнала, что это Фантазия фа-минор - стало нестерпимо стыдно бегать по сцене в рубашке и чулках, я смотрела на своих партнерш по сцене, думая найти в них сходные чувства, но все бегали как обычно, не слушая ничего, кроме окриков режиссера. С тех пор люблю Шуберта как родного и оплакиваю его как родного. Маленького, робкого, который стеснялся подойти к девушке, боясь отказа и кого соблазнили доступной любовью. Без отказа. Последние 6 лет своей короткой жизни - ведь он прожил меньше всех композиторов – он жил, вообще не зная женщин, лечась от той позорной болезни, которую подхватил всего за одно посещение! Умер от тифа, но страдал от другого. И, главное, мы совершенно бесправны что-нибудь сказать хоть самому безграмотному режиссеру! Два отказа – и ты в черном списке!
- Где Вы живете? - спросил он, когда закончился ужин. Она назвала улицу, где, как он помнил, находились частные дома.
- Так Вы - не в квартире, а в своем доме?
- У меня только вход свой, а кухня общая. Я живу с мамой и отчимом. Отец умер два года назад, и мама вышла замуж. Она еще молодая!
Она произнесла это так весело, что он не поверил в это веселье. Текст, как говорится, не соответствовал интонации. Своей семьи, стало быть , нет, как и своего дома. Но далее спрашивать не стал. Расскажет когда-нибудь. Теперь он в этом не сомневался. Что-то запело между ними, какая-то струна. Он спросил, откуда она ему позвонила. Она созналась, что с рабочего телефона. Тогда он попросил ее личный. Набрал на своем и дождался ответного гудка, чтобы не ошибиться.
- Всё! Главное у меня теперь есть: телефон и адрес, – думал, проводив ее и идя к остановке. Правда, точно свой дом она не указала, но улочка тихая, домов мало. В случае чего найдет! Что скажет жене – даже не заморачивался! Чувство грядущего счастья распирало грудь.
Глава 7
Они начали встречаться. Сначала вроде как по делам – хотя какие у него в театре дела! Разве что рецензию на спектакль написать? Но потом, и довольно скоро эта смешная конспирация как-то сама собой отпала. Он говорил о театрах - он много где бывал, - а она - о литературе, хотя, казалось бы, должно было быть наоборот. Но у обоих обнаружилось чудесное свойство: интересоваться не собой, а собеседником. Он проводил ее до дома, сел в маршрутку и ощутил себя юношей. Казалось, он опять в 10 классе, и это его первая девушка. Это было так ново, так необычно, «лет 15 с плеч долой» - нет, все 25! Даже город вокруг изменился. Люди ходили не такие, как раньше. Вот только деревьев стало меньше, и парки были видны насквозь. Они еще даже не поцеловались, но никого ближе ее, казалось, нету. Надо было что-то делать… Бог слышит таких! На филфаке заболел один препод, и это в самом конце года! Ему предложили замену. Он с готовностью ухватился за предложение. Жене говорить не обязательно, а на лишние деньги он снимет комнату. Нет, студию! Чтоб соседей не было! Посмотрел предложения, приценился, съездил по нескольким адресам… Наконец-то он сможет пригласить ее посидеть в тихом спокойном месте, без чужих глаз и разговоров. О большем он не думал. Оно как-то и без дум сидело где-то в глубине и отдавало дрожью во всем существе. Ему всё в ней нравилось, и как она ходит, и как смеется – да, она стала смеяться! - и как смотрит вбок прежде чем ответить, как будто ждет подсказку на стороне. Еще одно его удивляло: как в первый раз он подумал о ее возрасте, что ей … ммм … за 30. Теперь она выглядела девчонкой! Просто девочкой! У нее даже походка изменилась! Была немного деланная, под Мерлин Монро, а сейчас - вы только поглядите на нее! Она летает! Он стал замечать, то ли с гордостью, то ли с ревностью, что на нее оглядываются на улице. Мужчины – с восхищением, женщины – с завистью. Однажды он не утерпел и сделал селфи. Пусть это нарушает всю конспирацию, но необходимость видеть ее в любой момент стала навязчивой. И с удивлением обнаружил, что и он - помолодел! Глаза открыты и сияют! Рот сам собой расплывается в улыбке!
- Сегодня мы пойдем ко мне, - заявил он однажды.
Она взглянула своим удивительным взглядом, беззащитным и одновременно отчаянным и не возразила ни единым словом. Они подъехали к огромному « человейнику» в 25 этажей, но она не удивилась, сказав, что бывала в таком у кого-то на дне рождения. Долго ехали в огромном лифте. Вошли, он помог снять пальто, она посмотрела вниз. Он понял, нагнулся, снял с нее туфли и взял на руки. Это получилось само собой! Она была легкой как птичка! Потом отнес ее на диван и пошел мыть руки и фрукты. На маленьком столике расположились бутылка итальянского вина, мандарины и коробка конфет. Она тоже хотела умыться, но он не позволил ей вставать и утруждаться, а подал влажное горячее полотенце и поставил салфетницу.
- Давай сначала за тебя! А потом за нас!
Она чуть пригубила бокал.
- Ну, ты про меня все знаешь, - сказал он.- А я про тебя почти ничего.
- А что ты хочешь узнать? Живу с мамой до сих пор, до 33 лет!
- А до того?
- Да, была. – она моментально поняла, что ему хочется узнать. – Квартиру после развода он забрал себе. Он юрист. Там судиться – себе дороже.
- Он обижал тебя?
Неужели думал, что будет ему рассказывать о семейных ссорах? Она ответила – лучшего ответа он не слышал:
- Я забыла, как его зовут.
Но он все же спросил:
- Давно это было?
- Три года тому. А прожили 5 лет.
Он сел на диване поближе к ней, но сказал при этом:
- Не бойся! Никаких гнусных предложений!
- Ну еще бы! - парировала она весело.
- А у тебя есть любимые актеры?
Он думал, что она назовет каких-нибудь красавцев- мужчин, но она ответила не задумываясь:
- Одри Хепбёрн. И как актриса, и как женщина, и как лучшая из людей. Каждый раз, когда смотрю наизусть выученный фильм «Любовь после полудня», не могу удержать слезы на последних кадрах.
- О чем там? Наверное, я его видел. Название вроде знакомое. А, можно набрать в планшете!
И вот уже поплыли первые кадры. Вандомская площадь. Морис Шевалье с биноклем.
- Ты был в Париже?
- Да, несколько раз.
- Я тоже несколько раз. Четыре. Но в Лувр так и не попала. Очереди на полдня. Жаль времени. По той же причине и на Эйфелевой не была.
- Я подумал: боишься высоты?
- Не боюсь. Была на канатке в Домбае. Была в Монсеррат , это 40 км от Барселоны. Но там и не видно этой высоты, все в облаках.
- Поедем куда-нибудь вместе?
- Скажи лучше: когда-нибудь…
- Я тебе и точнее скажу. Только чуть позже.
Она подумала: это и есть «когда-нибудь», но вслух ничего ему не сказала. И не сказала, что его «пойдем ко мне» - вовсе не к нему, а на съемное жилье. Единственное, что смягчило впечатление – то, что студия была снята явно день-два назад. Надолго ли? Спрашивать, конечно, не стала. Они посидели еще немного, и она засобиралась домой. Он проводил, усадил в такси и незаметно отдал деньги водителю. Надо и самому ехать домой, но почему-то захотелось еще раз взглянуть на место их свидания. Сначала подумал, что надо проверить, все ли выключил. Но когда вошел, неуловимая аура ее недавнего присутствия еще словно витала в воздухе и даже пахла ее ароматом.
- Какая чудесная женщина! Будь что будет! Не расстанусь!
Они начали встречаться. Он заезжал за ней после дневной репетиции, вез на свой поднебесный этаж, они вместе обедали, иногда вскладчину, хотя он неизменно протестовал. И через несколько дней - о, бесконечно тянувшихся для него дней – случилось то, что и должно было случиться. Виталий не был любителем приключений ради приключений, он был влюблен, а затем понял, что привязался к ней, как верный пес. Прожить день без нее было почти подвигом! Интересно, скучает ли она без него так же? То, что любит, это он понял. Он читал свои лекции на филфаке, пока обеспечивающие ему незаметный для жены доход, а думал о ней. Он рассказывал, что без Пушкина - все они были бы давно забыты: и первая красавица Натали Гончарова, и друг Нащокин, и будущий сенатор Жорж Дантес. Что он их всех обессмертил. А сам погиб. Что Лермонтов, стрелявший в воздух – так же, как в поединке с французом Барантом, должен был быть немедленно, по всем правилам дуэлей, остаться в живых: такой поединок прекращался! Бывшие недруги пожимали друг другу руки и шли пить шампанское. Шутка ли, на кону стояла жизнь! Но Мартынов выстрелил поэту прямо в сердце. А ведь выросли вместе, имения стояли по соседству. Николай Соломонович был чином выше - майор, титулом выше – князь. Ростом выше на 20 см! Но ничтожный графоман возомнил и себя поэтом. Не надо о дурном характере Лермонтова! Не было никакого дурного характера, и не могло быть у столь тонко чувствующего человека! Не принимал фатовство Мартына, который вместо полагавшейся по уставу военной формы носил черкеску и кинжал длиннее размера, положенного по правилам. Сказал всего одну, не обидную фразу на ухо собеседнику : А вот и наш горец с большим кинжалом. Как назло, в этот момент музыка стихла - кто-то играл на рояле в доме генерала Верзилина, где они собирались, и Мартын услышал. Лермонтов еще сказал ему на выходе: Неужели из-за этого на дуэль вызовешь? - и вызвал! И убил! Преднамеренно и жестоко. А потом, приговоренный Николаем Первым в 20 годам каторги, писал бесконечные прошения, пока ему не смягчили наказание и не урезали срок. Мертвые беззащитны! Несчастная бабушка лежала в параличе вследствие апоплексического удара после получения известия о смерти внука. Лишь через полгода она забрала его тело для перезахоронения в своем родовом имении, и шла за гробом на костылях.
Но май кончался, лекции тоже. Впереди было лето. Расставаться с ней было немыслимо. Она становилась частью его самого. И он чувствовал ответное с ее стороны! А какая фигурка! Какие точеные ножки! Какая талия, которую, казалось, можно обхватить двумя мужскими ладонями. После толстого брюха Петровны. Он перестал называть ее Олей. Язык не поворачивался. И раньше ссорились, а теперь ссор вроде не было. Но не было - ничего! Ничего общего! Разве что внук должен был появиться. Но там уже готовились няньки, сватья и сам Костя. Неплохой парень оказался! Надо было что-то решать, так дальше тянуться не могло. Нет, не то чтобы он был не уверен в Светлане. Она вела себя безупречно. Но 33 годика - это не грядущие 44! А расцвела она так, что больше 25 не дашь. По ночам он стал подрабатывать таксистом якобы на приданое внуку. И денег там оказывалось больше, чем в универе! Однажды, обнимая ее в постели после совместно принятой ванны он предложил:
- А хочешь, куплю эту студию? Пока нам 18 метров хватит, а дальше видно будет… хочешь, мы будем жить вместе?
Она молчала. Даже дыхания не слышно. Он нашел ее ухо в сумраке занавешенной комнаты и прошептал:
- Только скажи, хочешь?
- Да.
Глава 8
Он решил готовиться к отплытию. Потихоньку собирал книги и вещи и незаметно отвозил в свой «небоскреб». Квартиру, ясное дело, делить не будет, да и не получится. Там свора: тесть, теща, тетки разные и, как ни крути, репутация! Костя его поймет, в нем одном не сомневался. Катя? Вопрос! Хотя от матери она явно рада была сбежать, хоть замуж в 18 лет! Слава богу, брак ее оказался удачны. Или выбор правильным? И наступил-таки день X. Был он, как и положено со времен Второй мировой, готовящимся, но от этого не менее непредсказуемым. Надежда! Светит как путеводная. А пути – неисповедимы!
Глава 7
Они начали встречаться. Сначала вроде как по делам – хотя какие у него в театре дела! Разве что рецензию на спектакль написать? Но потом, и довольно скоро эта смешная конспирация как-то сама собой отпала. Он говорил о театрах - он много где бывал, - а она - о литературе, хотя, казалось бы, должно было быть наоборот. Но у обоих обнаружилось чудесное свойство: интересоваться не собой, а собеседником. Он проводил ее до дома, сел в маршрутку и ощутил себя юношей. Казалось, он опять в 10 классе, и это его первая девушка. Это было так ново, так необычно, «лет 15 с плеч долой» - нет, все 25! Даже город вокруг изменился. Люди ходили не такие, как раньше. Вот только деревьев стало меньше, и парки были видны насквозь. Они еще даже не поцеловались, но никого ближе ее, казалось, нету. Надо было что-то делать… Бог слышит таких! На филфаке заболел один препод, и это в самом конце года! Ему предложили замену. Он с готовностью ухватился за предложение. Жене говорить не обязательно, а на лишние деньги он снимет комнату. Нет, студию! Чтоб соседей не было! Посмотрел предложения, приценился, съездил по нескольким адресам… Наконец-то он сможет пригласить ее посидеть в тихом спокойном месте, без чужих глаз и разговоров. О большем он не думал. Оно как-то и без дум сидело где-то в глубине и отдавало дрожью во всем существе. Ему всё в ней нравилось, и как она ходит, и как смеется – да, она стала смеяться! - и как смотрит вбок прежде чем ответить, как будто ждет подсказку на стороне. Еще одно его удивляло: как в первый раз он подумал о ее возрасте, что ей … ммм … за 30. Теперь она выглядела девчонкой! Просто девочкой! У нее даже походка изменилась! Была немного деланная, под Мерлин Монро, а сейчас - вы только поглядите на нее! Она летает! Он стал замечать, то ли с гордостью, то ли с ревностью, что на нее оглядываются на улице. Мужчины – с восхищением, женщины – с завистью. Однажды он не утерпел и сделал селфи. Пусть это нарушает всю конспирацию, но необходимость видеть ее в любой момент стала навязчивой. И с удивлением обнаружил, что и он - помолодел! Глаза открыты и сияют! Рот сам собой расплывается в улыбке!
- Сегодня мы пойдем ко мне, - заявил он однажды.
Она взглянула своим удивительным взглядом, беззащитным и одновременно отчаянным и не возразила ни единым словом. Они подъехали к огромному « человейнику» в 25 этажей, но она не удивилась, сказав, что бывала в таком у кого-то на дне рождения. Долго ехали в огромном лифте. Вошли, он помог снять пальто, она посмотрела вниз. Он понял, нагнулся, снял с нее туфли и взял на руки. Это получилось само собой! Она была легкой как птичка! Потом отнес ее на диван и пошел мыть руки и фрукты. На маленьком столике расположились бутылка итальянского вина, мандарины и коробка конфет. Она тоже хотела умыться, но он не позволил ей вставать и утруждаться, а подал влажное горячее полотенце и поставил салфетницу.
- Давай сначала за тебя! А потом за нас!
Она чуть пригубила бокал.
- Ну, ты про меня все знаешь, - сказал он.- А я про тебя почти ничего.
- А что ты хочешь узнать? Живу с мамой до сих пор, до 33 лет!
- А до того?
- Да, была. – она моментально поняла, что ему хочется узнать. – Квартиру после развода он забрал себе. Он юрист. Там судиться – себе дороже.
- Он обижал тебя?
Неужели думал, что будет ему рассказывать о семейных ссорах? Она ответила – лучшего ответа он не слышал:
- Я забыла, как его зовут.
Но он все же спросил:
- Давно это было?
- Три года тому. А прожили 5 лет.
Он сел на диване поближе к ней, но сказал при этом:
- Не бойся! Никаких гнусных предложений!
- Ну еще бы! - парировала она весело.
- А у тебя есть любимые актеры?
Он думал, что она назовет каких-нибудь красавцев- мужчин, но она ответила не задумываясь:
- Одри Хепбёрн. И как актриса, и как женщина, и как лучшая из людей. Каждый раз, когда смотрю наизусть выученный фильм «Любовь после полудня», не могу удержать слезы на последних кадрах.
- О чем там? Наверное, я его видел. Название вроде знакомое. А, можно набрать в планшете!
И вот уже поплыли первые кадры. Вандомская площадь. Морис Шевалье с биноклем.
- Ты был в Париже?
- Да, несколько раз.
- Я тоже несколько раз. Четыре. Но в Лувр так и не попала. Очереди на полдня. Жаль времени. По той же причине и на Эйфелевой не была.
- Я подумал: боишься высоты?
- Не боюсь. Была на канатке в Домбае. Была в Монсеррат , это 40 км от Барселоны. Но там и не видно этой высоты, все в облаках.
- Поедем куда-нибудь вместе?
- Скажи лучше: когда-нибудь…
- Я тебе и точнее скажу. Только чуть позже.
Она подумала: это и есть «когда-нибудь», но вслух ничего ему не сказала. И не сказала, что его «пойдем ко мне» - вовсе не к нему, а на съемное жилье. Единственное, что смягчило впечатление – то, что студия была снята явно день-два назад. Надолго ли? Спрашивать, конечно, не стала. Они посидели еще немного, и она засобиралась домой. Он проводил, усадил в такси и незаметно отдал деньги водителю. Надо и самому ехать домой, но почему-то захотелось еще раз взглянуть на место их свидания. Сначала подумал, что надо проверить, все ли выключил. Но когда вошел, неуловимая аура ее недавнего присутствия еще словно витала в воздухе и даже пахла ее ароматом.
- Какая чудесная женщина! Будь что будет! Не расстанусь!
Они начали встречаться. Он заезжал за ней после дневной репетиции, вез на свой поднебесный этаж, они вместе обедали, иногда вскладчину, хотя он неизменно протестовал. И через несколько дней - о, бесконечно тянувшихся для него дней – случилось то, что и должно было случиться. Виталий не был любителем приключений ради приключений, он был влюблен, а затем понял, что привязался к ней, как верный пес. Прожить день без нее было почти подвигом! Интересно, скучает ли она без него так же? То, что любит, это он понял. Он читал свои лекции на филфаке, пока обеспечивающие ему незаметный для жены доход, а думал о ней. Он рассказывал, что без Пушкина - все они были бы давно забыты: и первая красавица Натали Гончарова, и друг Нащокин, и будущий сенатор Жорж Дантес. Что он их всех обессмертил. А сам погиб. Что Лермонтов, стрелявший в воздух – так же, как в поединке с французом Барантом, должен был быть немедленно, по всем правилам дуэлей, остаться в живых: такой поединок прекращался! Бывшие недруги пожимали друг другу руки и шли пить шампанское. Шутка ли, на кону стояла жизнь! Но Мартынов выстрелил поэту прямо в сердце. А ведь выросли вместе, имения стояли по соседству. Николай Соломонович был чином выше - майор, титулом выше – князь. Ростом выше на 20 см! Но ничтожный графоман возомнил и себя поэтом. Не надо о дурном характере Лермонтова! Не было никакого дурного характера, и не могло быть у столь тонко чувствующего человека! Не принимал фатовство Мартына, который вместо полагавшейся по уставу военной формы носил черкеску и кинжал длиннее размера, положенного по правилам. Сказал всего одну, не обидную фразу на ухо собеседнику : А вот и наш горец с большим кинжалом. Как назло, в этот момент музыка стихла - кто-то играл на рояле в доме генерала Верзилина, где они собирались, и Мартын услышал. Лермонтов еще сказал ему на выходе: Неужели из-за этого на дуэль вызовешь? - и вызвал! И убил! Преднамеренно и жестоко. А потом, приговоренный Николаем Первым в 20 годам каторги, писал бесконечные прошения, пока ему не смягчили наказание и не урезали срок. Мертвые беззащитны! Несчастная бабушка лежала в параличе вследствие апоплексического удара после получения известия о смерти внука. Лишь через полгода она забрала его тело для перезахоронения в своем родовом имении, и шла за гробом на костылях.
Но май кончался, лекции тоже. Впереди было лето. Расставаться с ней было немыслимо. Она становилась частью его самого. И он чувствовал ответное с ее стороны! А какая фигурка! Какие точеные ножки! Какая талия, которую, казалось, можно обхватить двумя мужскими ладонями. После толстого брюха Петровны. Он перестал называть ее Олей. Язык не поворачивался. И раньше ссорились, а теперь ссор вроде не было. Но не было - ничего! Ничего общего! Разве что внук должен был появиться. Но там уже готовились няньки, сватья и сам Костя. Неплохой парень оказался! Надо было что-то решать, так дальше тянуться не могло. Нет, не то чтобы он был не уверен в Светлане. Она вела себя безупречно. Но 33 годика - это не грядущие 44! А расцвела она так, что больше 25 не дашь. По ночам он стал подрабатывать таксистом якобы на приданое внуку. И денег там оказывалось больше, чем в универе! Однажды, обнимая ее в постели после совместно принятой ванны он предложил:
- А хочешь, куплю эту студию? Пока нам 18 метров хватит, а дальше видно будет… хочешь, мы будем жить вместе?
Она молчала. Даже дыхания не слышно. Он нашел ее ухо в сумраке занавешенной комнаты и прошептал:
- Только скажи, хочешь?
- Да.
Глава 8
Он решил готовиться к отплытию. Потихоньку собирал книги и вещи и незаметно отвозил в свой «небоскреб». Квартиру, ясное дело, делить не будет, да и не получится. Там свора: тесть, теща, тетки разные и, как ни крути, репутация! Костя его поймет, в нем одном не сомневался. Катя? Вопрос! Хотя от матери она явно рада была сбежать, хоть замуж в 18 лет! Слава богу, брак ее оказался удачным. Или выбор правильным? И наступил-таки день X. Был он, как и положено со времен Второй мировой, готовящимся, но от этого не менее непредсказуемым. Надежда! Светит как путеводная. А пути – неисповедимы! Однажды он собрал последний чемодан и уже открыто выставил его к дверям. Ольга Петровна вышла из кухни и посмотрела на них: сначала на чемодан, потом на владельца.
- Куда это ты намылился?
Резануло это ее «намылился». Хотелось ответить чем-то едким, но вышло обыденно:
- Ухожу от тебя. Не бойся, кроме чемодана, мне ничего от тебя не надо. А его дай спокойно забрать.
Зря он это сказал.
- Спокойно? - закричала она, - Ты еще говоришь мне «спокойно»? Ты с ума сошел? Куда тебя понесло? А, то-то по ночам где-то шлялся, таксист хренов! А деньги где от таксовок? Говори, к кому? Ведь ты - к кому-то? Ведь я права?
- Да, ты права. У меня другая женщина, и я ее люблю.
- Кто?! - заорала она
- Вот этого я тебе после таких криков - точно не скажу. Чтоб ты меня не искала и не выслеживала. Чтоб никогда больше не видела.
В ней всё переменилось после этих слов. Она уже не кричала, она силилась что-то выговорить, но у нее выходило только: никогда, никогда, никогда… Вот так взять - и больше никогда? Да разве так бывает? Разве так расстаются? Впрочем, как именно расстаются, она не знала и даже представить себе не могла. Муж у нее был как пришитый. Слово из вечности – никогда - никак с ним не вязалось и не сочеталось. Он сейчас переступит порог - и всё? И - никогда? Она впала в какой-то ступор, но не тот, не медицинского свойства, а когда человек не знает, на что решиться. А на что решиться – это лежит где-то глубоко в характере самого человека. И она решилась! Она с удивительной при ее грузной фигуре прытью помчалась в комнату с криком:
- Будет и тебе прощание! Будет и тебе …
Невольно он побежал за ней. И что же увидел! Она влезла на подоконник и начала раскрывать окно во всю его ширину. Собиралась ли она действительно выпрыгнуть или вспомнила сцену из старого фильма, где такой подвиг аж несколько раз пытался совершить герой актера Готлиба Ронинсона, но в реальности, а не в кино это выглядело страшно. Он дико закричал:
- Не вздумай!
Она остановилась и оглянулась через плечо. Он стоял бледный как полотно и повторял уже спокойнее, словно уговаривая:
- Прошу тебя, прошу тебя. Оля! Прошу тебя.
- Что ты просишь, - уточнила она.
- Не делай этого.
- Почему?
- Я останусь.
Она как-то деловито ( да-да, он потом вспоминал, что именно это слово пришло ему на ум) стала слезать с подоконника, держась за ручку створки. Слезла и сникла. Потом проковыляла на кухню и села на стул, опершись о столешницу. Он стоял над ней, не зная, что дальше делать.
- Кушать-то будешь? – буднично сказала она, кажется, не вникая, будет ответ или нет.
- Выпью что-нибудь.
- Водка есть. Будешь? - разрешила милостиво.
- Буду!
Они сидели и мирно пили водку, почти не закусывая. Он чувствовал, что совсем разомлел и отупел. Тогда она тихо под руки отвела его в спальню и уложила, сняв тапки и носки. Он провалился в тяжелый сон.
А в это время Света нервно мерила эти короткие 6 метров от двери до окна, все больше чувствуя себя в клетке. Она попробовала сесть, успокоиться. Но занятий, которые обычно успокаивают, не было. Ужин был готов, бутылка шампанского стояла в холодильнике, ожидая своего маленького праздника. А Виталия все не было. И звонка не было! Ничего не было. Она усмехнулась сама себе:
- Поверила? Вспомни, хоть когда-нибудь тебе в жизни везло?
У нее даже появилась мысль откупорить шампанское и напиться. Но, во-первых, шампанское она открывать не умела. А во-вторых, шампанское - для праздников! А в таких случаях - пьют горькую. И она вытащила початую бутылку водки и налила себе на донышко. Отпила
