***

Чепушинки: литературный дневник

Смотрит пагода Мульмейна на залив над ленью дня.
Там девчонка в дальней Бирме верно помнит про меня.
Колокольчики лопочут в гуще пальмовых ветвей:
Эй, солдат, солдат британский, возвращайся в Мандалей!


Возвращайся в Мандалей,
Слышишь тихий скрип рулей?
Слышишь ли, как плещут плицы из Рангуна в Мандалей,
По дороге в Мандалей,
Где летучих рыбок стаи залетают выше рей,
И рассвет, как гром, внезапно
Бьёт в глаза из-за морей!


В яркой, как листва, шапчонке, в юбке, жёлтой, как заря…
Супи-Яулат её звали – точно, как жену Царя.
Жгла она какой-то ладан, пела, идолу молясь,
Целовала ему ноги, наклоняясь в пыль да в грязь.


Идола того народ
Богом-Буддою зовёт...
Я поцеловал девчонку: лучше я, чем идол тот
На дороге в Мандалей!


А когда садилось солнце и туман сползал с полей,
Мне она, бренча на банджо, напевала «Кулла-лей»,
Обнял я её за плечи и вдвоём, щека к щеке,
Мы пошли смотреть, как хатис грузят брёвна на реке.


Хатис, серые слоны,
Тик весь день грузить должны.
Даже страшно, как бы шепот не нарушил тишины
На дороге в Мандалей.


Всё давным-давно минуло: столько миль и столько дней!
Да ведь омнибус от Банка не доедет в Мандалей!


Только в Лондоне я понял: прав был мой капрал тогда:
Кто расслышал зов Востока, тот отравлен навсегда!


Въестся в душу на века
Острый запах чеснока,
Это солнце, эти пальмы, колокольчики, река
И дорога в Мандалей...


Моросит английский дождик, пробирает до костей,
Я устал сбивать подошвы по булыжникам аллей!
Шляйся с горничными в Челси от моста и до моста –
О любви болтают бойко, да не смыслят ни черта!


Рожа красная толста,
Не понять им ни черта!
Нет уж, девушки с Востока нашим дурам не чета!
А дорога в Мандалей?...


Там, к Востоку от Суэца, где добро и зло равны,
Десять заповедей к чёрту! Там иные снятся сны!
Колокольчики лопочут, тонкий звон зовёт меня
К старой пагоде Мульмейна, дремлющей над ленью дня.


По дороге в Мандалей.
Помню тихий скрип рулей…
Уложив больных под тенты, как мы плыли в Мандалей!
По дороге в Мандалей,
Где летучих рыбок стаи залетают выше рей,
И рассвет, как гром, внезапно
Бьёт в глаза из-за морей...


Перевод В. Бетаки. По-моему, лучший из существующих. Полонская просто плоха -- ни ритма, ни смысла ("В честь самой царицы Тибау Супи-Яу-Лат названа" -- вы поняли, что Тибау это царь, а Супи-Яу-Лат -- царица? Бьюсь об заклад, что нет. По ТАКИМ переводам это просто нельзя понять. "Пусть гуляю я про Стрэнду с целой дюжиной девиц, мне противны их замашки и румянец грубых лиц" -- что это, черт подери, за блеклая преснятина?! Короче, Полонская не выдерживает конкуренции.
Перевод Грингольца -- тот самый случай, когда по-рускки все бойко да гладко, красивее некуда... а в оригинале, как назло, куда проще :-) (Сознайтесь, вы тоже любите Кистямура больше чем Толкина? :-) ) Цитировать не буду -- его легко найти в нете.
А вот -- ПЕРЕВОД А. КРОТКОВА. Да, грубо. Да, зло. Но ТАК И ДОЛЖЕН выражаться киплинговский солдат!.. Это хуже, чем Бетаки ((потому что у того есть лиризм, а Кротков как-то непостижимым образом про него забыл). Это не так красиво, как у Грингольца. Но это просто хорошо.
Единственная претензия к Кроткову -- у него Бирма "чертова страна". А дальше герой тоскует по Бирме и хочет туда вернуться. Хлесткое, емкое словечко сбивает идею стихотворения. #kipling #mandalay


В Моулмейне, возле моря, – в Бирме, чертовой стране, –
Очень славная девчонка крепко сохнет обо мне.
Ветер в пальмах подвывает, колокольный слышен лай:
«Эй, солдатик, возвращайся, возвращайся в Мандалай!»


Старый наш дырявый флот
К Мандалаю держит ход:
Слышь, как чухают колеса – из Рангуна вверх он прет!
В Мандалае красота,
Рыб летучих дочерта,
И громами из Китая рвется в клочья темнота!


Имечко у той девчонки – говорится: Супьялат.
Юбка драная, шапчонка и косой зовущий взгляд.
Самосад она смолила – дух такой, что просто страсть,
И все время норовила в ноги идолу упасть.



Буддой звать того божка, –
Грязен весь, в цветах башка, –
В алтаре я девку чмокнул, пусть помолится пока!


По дороге в Мандалай...


Еле-еле над полями провертело солнце мглу,
А она щипала струны и тянула: «Кул-лу-лу!»
Шли – в обнимку и в обжимку, – поглазеть со стороны,
Как на наши пароходы грузят дерево слоны.
Им что перышко – бревно,
Сухо, мокро – все равно.
Тишь кругом стоит такая, что и вякнуть-то грешно.
По дороге в Мандалай...


Что за годы укатили – не вернуть, как ни крути.
К Мандалаю с Пикадилли нету посуху пути.
Плел мне в Лондоне служивый, отпахавший десять лет:
«Тем, кто побыл на Востоке, уж другой отрады нет».


Оказалось, вправду так.
Я влюбился, как дурак,
В солнце, в пальмы, в дух чесночный, в колокольный перебряк.
По дороге в Мандалай...


Я обшаркал башмаками все булыжные поля,
С моросящего туману кости просят костыля.
И с полсотнею служанок гужевался дотемна.
Про любовь они талдычат, в ней не смысля ни хрена.


Толстомордые квашни,
Про любовь твердят они...
С милой девкою-туземкой их и спьяну не сравни!
По дороге в Мандалай...


Худо-бедно, да к востоку от Суэца путь далек.
Моисеевы заветы там пьянчугам невдомек.
Голос меди колокольной – вновь зовет меня она
В Моулмейн, что возле моря, где ленивая волна.


Кличет Мандалай меня,
Там баркасов толкотня,
Там дуреет по палаткам в лихорадке солдатня!
В Мандалае красота,
Рыб летучих дочерта,
И громами из Китая рвется в клочья темнота.


#теория_унд_практика_переводов



Другие статьи в литературном дневнике: