Бесконечная империя

Практически вся «работа мысли» нынешних россиян – как обывателей, так и идеологов и политиков – направлена прежде всего на восстановление ощущения имперскости страны, на недопущение того, чтобы люди начали воспринимать себя свободными гражданами, личные цели и задачи которых доминируют над «общественной целесообразностью», а оставались подданными, чьи разум и воля полностью подчинены интересам государства.

Россия ;сегодня – это не столько успешная, сколько напуганная (причем прежде всего именно постимперскими трендами) страна. Ее настороженное, а часто даже враждебное отношение к внешнему миру обусловлено откровенной завистью к тем, кто сумел выстроить успешное управление сложными системами в условиях экономической открытости и политической свободы; ее увлеченность традициями объясняется ощущением угроз, которые она видит исходящими от демонтажа имперских структур, происходящего в мире на протяжении без малого всего последнего столетия. Используя, как она делала это много раз в ходе успешных рецепций, предоставляемые внешним миром технологии, Россия упорно не желает адаптировать к ним свои социальные практики.

Трансформация нынешней России в современное государство не рассматривается ее элитами как опция именно по причине нежелания расставаться с имперскими комплексами и иллюзиями. Непонимание того, что может остаться от имперски организованной страны в условиях расширения полномочий регионов, обусловливает практическое уничтожение отечественного федерализма и возвращение к модели унитарного государства, состоящей из территориально неопределенной метрополии и многочисленных окраин. Неготовность к политической конкуренции обусловливает паническое неприятие демократии и стремление редуцировать ее то к «управляемой», то к «суверенной», а на деле – к замене выборов профанацией с заранее известными результатами. Неспособность оперировать в среде, где экономические возможности никак не зависят от политической власти, а зачастую даже определяют ее облик и цели, приводит к искоренению конкуренции, огосударствлению народного хозяйства и в конечном счете к усилению доминирования в нем отраслей, в которых значение природной среды максимально, а значение человеческого капитала стремится к нулю. Российский консерватизм представляет собой скорее консервацию практически всего – как хорошего, так и плохого, – что было достигнуто Московией, Россией и Советским Союзом в ходе их имперской эволюции, с единственной целью не дать имперской эпохе закончиться, если не пространственно, то хотя бы ментально.

Куда же мы в итоге пришли? Ответ на этот вопрос одновременно прост и невозможен. Совершенно определенно можно констатировать только несколько обстоятельств.

Во-первых, столкнувшись с шоком имперского распада, Россия не столько не смогла, сколько даже не попыталась найти адекватных форм постимперского политического существования. В рамках нашей концепции этот факт объясняется очевидным моментом: империей было не только все пространство, занимавшееся Россией в начале XX века или Советским Союзом в конце того же столетия; ею была и та политическая общность, которая это пространство консолидировала. Потеряв свою периферию, Российская империя во многом (хотя и не во всем) вернулась к Московской со всеми ее прежними противоречиями. Именно поэтому основной задачей российские политические элиты изначально считали не переформатирование нового государства в современную федеративную политию, а разного рода игры с отколовшейся периферией, которую до сих пор воспринимают в качестве если не потенциальных провинций, то реальных вассалов. Империя перешла от более развитой и масштабной формы к менее развитой и масштабной – но не перестала быть империей.

Трагичность ситуации в данном случае заключается в том, что новая имперская идеология вполне естественно пытается найти точки опоры не в том, чем в свое время была сильна Российская империя – в принесении европейской культуры в отсталые периферийные районы и утверждении европейскости даже на берегах Тихого океана, – а в том, в чем видела свою идентичность Московская – в уникальном православии, особой неевропейской культуре, самодостаточности и закрытости от мира. Это, повторим, представляется нам совершенно естественным выбором социального организма, а не позицией, искусственно навязанной обществу отдельными политиками или кланами. Все политические «новации» последнего времени – от практически легализованного чиновничьего кормления до формирования сословного общества, от построения властной вертикали до деградации правового сознания – идут именно из прежней Московии, и в будущем этот тренд, скорее всего, будет лишь усиливаться. Сегодня можно уверенно утверждать, что предпосылок для формирования современного государства в России намного меньше, чем в последние годы существования как Российской империи, так и Советского Союза, которые оба по своей природе являлись продуктами синтеза московских и европейских политических порядков, технологических практик, идеологических установок и человеческого капитала.

Во-вторых, на протяжении постсоветского периода очень быстро выяснилось, что российский/советский имперский проект, так или иначе ориентированный на «специфическую глобализацию» и борьбу за достойное место в Европе/мире и требовавший технологического прогресса и постоянной модернизации (провалы в этом отношении, как в середине XIX века, рефлексировались и исправлялись), более не актуален. В ярко выраженный имперский период своего развития Россия неоднократно модернизировалась (хотя ни одна попытка не была успешной и доведенной до конца) и к середине ХХ века, уже в облике СССР, стала современной индустриальной страной. Данный тренд в целом подготавливал ее постимперскую историю, делая человеческий капитал основным фактором экономического прогресса. Однако резкая «московизация» постсоветского российского государства потребовала переноса акцента на те сектора хозяйства, которые можно было достаточно легко консолидировать в руках государства и которыми можно было распоряжаться без вовлечения в данный процесс значительной части общества. В результате катастрофическая деиндустриализация страны и превращение ее в сырьевую экономику, зависящую от своей поселенческой колонии, полностью скопировали ситуацию, существовавшую в Московской империи на излете ее истории.

Трагичность ситуации в этом случае состоит в том, что власти не только с радостью согласились вернуть страну в статус «энергетической сверхдержавы/вки», полностью зависящей от извлечения и перераспределения природной ренты, но и начали воспринимать всю экономическую реальность как сферу извлечения ими не произведенного дохода. Если в современных обществах государство претендует на значительную часть общественного продукта в силу того, что создает оптимальные условия для его производства и использует перераспределяемые средства в основном на повышение качества жизни граждан, то в России претензии власти на национальное богатство обусловлены совершенно иррациональными соображениями «высшей целесообразности». Поэтому, как и во времена Московской империи, население не рассматривается как производительный и тем более как креативный класс, его воспринимают исключительно как податное сословие, заботы о благополучии которого излишни. Именно отсюда возникает популярное в последнее время отношение к народу как к «новой нефти», а также набирающая обороты «оптимизация» всех элементов социальной сферы. Итогом, видимо, должно стать идеальное государственное хозяйство, в котором серьезному частному бизнесу не останется места, а государство будет контролировать как извлечение ренты, так и ее «отпуск» в руки отдельных подданных. Параллельно остальные сферы экономики будут технологически деградировать, а конкурентоспособность страны – снижаться. Условий для слома этого тренда и «возвращения к нормальности» мы, откровенно говоря, не наблюдаем.

В-третьих, крах прежнего имперского проекта и отбрасывание страны в парадигмы прежнего обусловил резкое изменение отношения власти к людям, которое мы уже отметили выше. Однако если в прежних российских империях человек массово приносился в жертву имперским замыслам/величию, то сегодня его нуждами пренебрегают прежде всего из-за материальных интересов правящей элиты. Нынешний имперский проект по преимуществу интровертен; невозможность восстановления прежних форм очевидна – и поэтому задачей является создание такой системы власти, при которой (как и во времена московских князей) элиты распоряжались бы страной как своей собственностью. Проявлениями этого можно считать разгул пропаганды, призывающей гордиться иллюзиями процветания, а не реальностью; демонтаж доступного здравоохранения; кризис образования; наконец, распространяющиеся бедность и нищету. Происходящее мы считаем одним из видов антинародной элитной консолидации, свойственной сословным обществам и вряд ли могущей быть обращенной вспять.

Трагичность этого тренда связана прежде всего с невиданным в истории московских/российских имперских структур пренебрежением к человеческому потенциалу страны. Сколь бы жестокими ни были те или иные прежние формы управления империей, они были ориентированы на умножение населения, рост продолжительности жизни и повышение уровня образования – но сегодня вся социальная сфера находится в кризисе. Примечательно, что за период «имперского ренессанса» (отнесем к нему условно отрезок с 2000 г. по настоящее время) Россию покинуло больше людей, чем в эпохи эмиграций, обусловленных крушением как Российской, так и советской империй.

В открытом глобализированном мире, где отъезд из страны не воспринимается ни как трагедия, ни как нечто необратимое, надеяться на возвращение хотя бы части уехавших не приходится. Распространяющаяся бедность и формирующаяся замкнутость элит сегодня фактически заблокировали возможность карьерного успеха для людей, не принадлежащих к «новой аристократии» (не зря в последнее время открыто обсуждаются перспективы формирования следующего поколения высших управленцев из числа детей путинской «номенклатуры»). Россия превращается в такое же «коммерческое государство», которыми для своих хозяев были русские средневековые княжества, – не случайно некоторые исследователи проводят прямые параллели между прежними княжескими дружинами и современными кланами типа возникшего вокруг известного кооператива «Озеро». Уверенная деградация человеческого потенциала страны поддерживает и будет поддерживать ориентацию на примитивизацию ее экономики, о которой мы уже говорили.

В-четвертых, недораспавшаяся империя оказалась в серьезном тупике в сфере внешней политики. Имперские иллюзии властей, соединенные с мировосприятием значительной части населения, требуют экспансии в направлении бывших провинций, защиты своей «сферы влияния», «окормления» оставшихся за рубежами страны соотечественников и сочувствующих. В то же время явное несоответствие финансовых и военно-политических потенциалов России и других мировых сверхдержав не оставляет надежд на реализацию этих планов. Следствием становится нарастающая конфронтация России и мира; империя, судя по всему, не может ужиться с современными демократическими государствами. Соперничество и конфликты ведут к дальнейшей изоляции страны, отуплению ее населения и ускорению эмиграции тех, кто не идентифицирует себя с соответствующей политикой или стремится к той самореализации, которую не обеспечивает строящаяся в стране государственная экономика.

Трагичность внешнеполитической ситуации обусловлена ее вероятной немодифицируемостью в ближайшие десятилетия. В последние годы конфликт с внешним миром представляется политиками как основная причина российских экономических и социальных проблем, а необходимость противостояния Западу во многом обосновывает важность утверждения собственных нравственных ценностей. Именно поэтому, на наш взгляд, очередная внешнеполитическая «перестройка» или хотя бы «перезагрузка» выглядит малореальной: внешняя политика в нынешней России, хоть и кажется самостоятельной сферой, давно превратилась в подпорку внутренней – и сейчас властям необходим конфликт, которым они могли бы объяснять результаты собственной несостоятельности. У внешнего мира пока также нет серьезных причин искать благосклонности Москвы, которые могли бы привести к восстановлению разрушенных связей. Таким образом, и в данной сфере, как и во многих других, Россия сегодня как бы находится в некоем тоннеле, или колее, которые однозначно предопределяют ее дальнейшее развитие.

Что следует из сказанного выше? На наш взгляд, только одно: попытка реставрации московских/российских имперских практик, предпринятая после краха Советского Союза, была вполне естественной и, видимо, неизбежной. Сегодня понятно, что она не завершится никакой серьезной территориальной экспансией и новая империя останется ориентированной вовнутрь, подавляя собственное население в гораздо большей мере, чем угнетая чужое. Становится также очевидным, что имперский ренессанс имеет чрезвычайно комплексный характер: в нем задействованы и ожидания населения, и коммерческие интересы элит; и объективные экономические тренды, и элементы осознанно проводимой антисоциальной политики; и внутри-, и внешнеполитические факторы. Поэтому было бы совершенно ошибочным предполагать, что события, свидетелями которых все мы стали в начале XXI века, были случайными и обусловлены персональными факторами. Постсоветское развитие не могло не пройти через этап «увлеченности» имперскостью, а сама она не могла не копировать практики той Московской империи, в границы которой в общем и целом сегодня заключена страна.

Основным выводом, к которому легко прийти, оценивая как нынешнюю политическую, экономическую и социальную ситуацию в России, так и позиционирование страны на международной арене, является тезис о том, что власти сегодня действительно больше всего ценят «стабильность», которая может рассматриваться как не-развитие. С одной стороны, дальнейшая архаизация экономики и общества, хотя они и могут казаться некоторой части элиты желательными, тем не менее вряд ли возможны без формирования серьезных угроз для национальной безопасности. С другой стороны, модернизация всех сторон жизни никак не входит в планы власти, так как способна подорвать ее положение собственника государства и его ресурсов. Поэтому основной задачей политической элиты выступает поддержание нынешнего устраивающего ее состояния при максимально возможном недопущении технологической и экономической деградации.

Задача эта, однако, исключительно сложна. Россия в ее нынешнем виде остается слишком комплексной страной для того, чтобы надолго вернуться во времена Московской империи. Несмотря на ее пространственную ограниченность, в ней «зашиты» все политические и национальные противоречия прошлых империй. Попытки Москвы представить себя в качестве мощного экономического игрока и центра постимперской интеграционной консолидации, несомненно, столкнутся с тем, что экономически метрополия в невиданной ранее мере зависит от своей поселенческой колонии. Откровенная слабость социальной политики будет вызывать нарастающую эмиграцию, что не было свойственно прежним российским имперским структурам. В результате долгосрочные источники экономического роста и повышения качества жизни уже сейчас выглядят исчерпанными, а в перспективе ситуация станет еще более драматичной. Все это говорит о том, что нынешний политический режим и нынешняя экономическая система, сформировавшиеся в России, не являются некоей конечной точкой постсоветского (и тем более постимперского) транзита. Впереди нас ждет неминуемая дестабилизация с непредсказуемыми результатами.

Власть боится такого сценария развития событий, и причины этого вполне понятны. Мы хотели бы отметить, однако, что известна масса случаев того, когда в нашей стране интересы власти и интересы народа расходились кардинальным образом, – и потому мы не считаем, что благо имперской верхушки сегодня является благом для большей части населения страны. И поэтому когда нынешний имперский режим окажется на грани краха по причине своей собственной неэффективности, мы убеждены, что у россиян не будет никаких рациональных причин стремиться продлить его существование. Постимперский транзит после распада Советского Союза не получился, как не получилось формирование ни демократического федеративного государства, ни современного правового режима, ни эффективной рыночной экономики, основанной на частном предпринимательстве. Но, перефразируя классика, «жить в мире и быть свободным от мира нельзя», а время империй в глобальном масштабе давно прошло. И когда рухнет в той или иной форме и та последняя империя, в которой мы сейчас живем, нам или нашим детям следовало бы не оплакивать ее, а всячески содействовать становлению нового, постимперского и правового, государства – первого в тысячелетней истории России…

(Отрывок из книги «Бесконечная империя. Россия в поисках себя» Александра Абалова и Владислава Иноземцева)

Другие статьи в литературном дневнике:

• 06.11.2020. Бесконечная империя