Предсказуемое осуждение Алексея Навального по «ветеранскому делу» – часть долгой и чрезвычайно важной для нынешней власти идеологической кампании. Нас приучают к мысли, что увешанных медалями стариков и любых ораторов, вещающих вместе с ними, от их имени или от имени их памяти, надо благоговейно слушать и не сметь спорить, о чем бы они ни говорили – иначе неизбежно обвинение в кощунстве, плевании на могилы героев, суд и позор.
Война и кризис советской легитимности
На фоне нынешнего официозного культа ветеранов нельзя не напомнить: чтобы участник Второй Мировой войны, живший в СССР, мог почувствовать себя уважаемым человеком, ему надо было дожить хотя бы до 60-х годов прошлого века.
Потому что ветеран Второй Мировой войны как уважаемая и почитаемая обществом фигура возник только после прихода к власти Леонида Ильича Брежнева. Именно при нем и 9 мая стало праздником, и военные мемориалы стали сооружаться повсеместно, и вспоминать стало можно не только лозунги пропаганды, но и всякую «окопную правду».
Очевидно, что у всего этого были и личные причины – Леонид Ильич действительно воевал, причем не в тылу и не в штабных коридорах. И ему, как и множеству его сверстников, было очень обидно, что столь важный для них опыт не считается советской властью поводом для особого отношения к ним.
Поэтому, когда они сами стали властью – они исправили ситуацию, как могли. То, что, начиная с 60-х годов, память о войне начинает играть все большую и большую роль в советской государственной идеологии – это сочетание двух факторов. О первом мы уже упомянули: пришедшее к власти поколение фронтовиков хотело закрепить свой особый статус, сакрализировав свою молодость и свою войну.
Второй фактор – это кризис идентичности советской власти. У свергнутого Брежневым Хрущева и вообще элиты СССР 20–60-х годов вся легитимность строилось на событиях 1917 года и последовавшей за переворотом Гражданской войны. Для Сталина, Молотова, Ворошилова, Буденного и самого Хрущева именно эти события были гораздо более важными и значимыми в их личной и политической жизни, чем Вторая Мировая война, которую они провели на командных постах далеко от передовой.
Революционная идентичность работала бы и дальше какое-то время, если бы власть не отреклась от сталинизма и Сталина. Отречение от Сталина в 1956 году позволило партийной верхушке свергнуть Никиту Сергеевича в 1964 году: ведь он был больше не сакральным «продолжателем дела Ленина-Сталина», а всего лишь потерявшим популярность функционером, который сам подал пример непочтительности к предшественникам.
При другом ходе истории в 60–70-х годах в СССР должно было бы быть еще очень много живых свидетелей возникновения советской России, наполняющих революционный миф жизнью – ведь со времени «Великого Октября» прошло всего-то 50–60 лет! Теоретически, опираясь на их поддержку, любой новый лидер СССР мог бы встроить себя в революционный миф, легализовать себя как «нового Ленина».
Но живых свидетелей первых ;лет советской власти в СССР было мало, ;особенно ;среди публичных спикеров и вообще политической элиты. Большинство из участников ;и свидетелей ключевых событий 1917 года или оказались в эмиграции, или ;погибли в 20–30-х годах, а те, кто остался в России ;и выжил, предпочитали помалкивать или сводить мемуары о Ленине и революции к пересказу ;соответствующих мест «Краткого курса истории ВКП(б)». Поэтому в самом лучшем случае советский человек 60–70-х годов мог услышать рассказ «бывшего рабочего Путиловского завода» или «простого красноармейца», который однажды издалека «видел Ленина».
Таким образом, свержение Хрущева поставило точку в первоначальной концепции власти в СССР – что править должны соратники Ленина-Сталина, продолжатели революционного дела. Брежнев, конечно же, считал себя наследником Ленина и революции, но все попытки напрямую встроить его в мифологию 1917 года выглядели откровенно неловкими. Зато Брежнев и его окружение нащупали новую тему легитимности и эффективную опору своей власти – и идейную, и кадровую: бывших фронтовиков, ветеранов Второй мировой войны.
Сама война теперь рассматривалась не просто как очередная победа СССР, но и как важнейшее доказательство того, что революция 1917 года сделала СССР мировой державой, а победители Гитлера – это и есть истинные наследники Ленина и героев Гражданской войны.
Фронтовики, наденьте ордена!
Кто такие были ветераны войны в 60–80-е годы? Отнюдь не ветхие днями старцы и старицы, окруженные почетом и благоговением. Это были люди на пике социальной активности и политической карьеры. Генералы военного времени стали маршалами, офицеры – генералами, политическими и экономическими лидерами, а бывшие солдаты второй мировой, их жены, вдовы и вдовцы – средним и мелким менеджментом, бригадирами, заслуженными рабочими и просто энергичными женщинами и мужчинами, на которых так или иначе держалась вся хозяйственная и политическая жизнь страны.
Для них всех война была личным воспоминанием, далеко не всегда приятным и радостным. Это сейчас любой, призванный в армию в 1945 году, имеет внушительный комплект медалей и значков и различные льготы. В 60–80-е годы значение имел не возраст, а конкретные заслуги – где именно воевал, под чьим командованием, где и в каком звании закончил войну. И если уж 9 мая человек надевал мундир с наградами, то это были именно награды, а не юбилейные значки.
Юбилейные награды стали появляться в больших количествах как раз при Брежневе, потому что и он сам, и его окружение вполне справедливо считали, что Сталин и Хрущев не воздали их поколению в полной мере за их подвиги. Дождь из юбилейных и памятных наград становился тем сильнее, чем больше лет проходило после войны. Например, в 1985 году, к 40-летию победы, советская власть выдала всем жившим тогда участникам войны орден Отечественной войны, что, естественно, привело к девальвации этой награды. Очевидно, новый советский лидер Горбачев таким образом пытался заручиться поддержкой ветеранов Второй Мировой – вполне реальной тогда общественной силы.
Между прочим, в 1985 году еще было достаточно тех, кто помнил, за что давались ордена во время войны. Они даже пробовали возмущаться – но наступило время, когда большинство ветеранов уже составляли бывшие рядовые, призванные в последние месяцы войны, у которых боевых медалей по естественным причинам было мало, а перед глазами стоял созданный пропагандой идеальный образ ветерана: человека с грудью в орденах. В итоге к нашему времени любой доживший участник войны имеет столько наград, сколько в 1945 имели считанные единицы.
Итак, в 60–80-е годы, при Брежневе и его преемниках выжившие участники Второй Мировой войны в СССР были активными и деятельными акторами тогдашней политической системы, фактически ее и олицетворявшими. Что же было потом?
К концу 80-х годов они в большинстве своем отошли от активной деятельности и к 90-м превратились в довольно многочисленную и влиятельную группу носителей важного символического капитала, олицетворяя не только победу во Второй Мировой войне, но и вообще весь послевоенный период развития СССР, а за неимением никакой другой традиции – и СССР как таковой.
За последние десятилетия СССР советские граждане так привыкли к фигуре ветерана как лидера общественного мнения, что это представление было грех не использовать в 90-е и 2000-е. В начале 90-х инициативу на некоторое время перехватила тогдашняя оппозиция, но власть быстро опомнилась (тем более, что во главе страны тогда еще стоял бывший член ЦК КПСС Борис Ельцин) и предприняло множество шагов для того, чтоб ветераны агитировали за нее, а не за КПРФ. И эта операция прошла вполне успешно: из президиумов коммунистических съездов самые именитые ветераны переместились сначала на мероприятия «Нашего дома – России», а в начале 2000-х – «Единой России»
Ветераны путинизма
Если в идеологии позднего ельцинизма и раннего путинизма почтение к ветеранам было скорее формой прощания с уходящим советским, то с началом путинской ресоветизации ветераны стали олицетворять не уходящее, а возрождаемое. И чем меньше их оставалось, тем востребованнее они становились для пропаганды.
Сейчас, когда даже самых юным солдатам Второй мировой уже за 90, потребность в них со стороны российской власти и пропаганды и вовсе достигла пика. И дело тут, конечно же, не в желании сделать последние годы жизни этих людей радостными или услышать от них какие-то финальные наставления и рекомендации. Новости о печальных кончинах всеми забытых и откровенно нищенствовавших ветеранов появляются постоянно и это не удивительно. Потому что на самом деле ветераны как таковые никому в Кремле не нужны. Насаждение благоговения перед ветеранами и культа их непогрешимости в суждениях на любую тему имеют вполне утилитарные причины, относящиеся исключительно к настоящему и будущему, а не судьбе самих ветеранов.
Время неумолимо, и в самом недалеком будущем никого, кто застал хотя бы несколько дней войны, и может произнести на камеру пару слов, уже не будет. Казалось бы, какой смысл делать такую ставку на тех, кого скоро не будет?
Но наивен тот, кто думает, что со смертью последнего очевидца войны все это закончится. Все как раз-таки только начнется.
Пока ветеранов было много и они были энергичными и бодрыми, с их мнением приходилось считаться. В лучшие времена ветераны могли и сами рассказать много неприглядного о военном времени, и стукнуть костылем завравшегося агитатора – и спорить с ними не решались.
Но когда ветераны стали очень пожилыми и малочисленными, все стало проще. Теперь от их имени говорят внуки и сиделки, или память о них, которая в современной России почему-то воплощается исключительно в пропагандистах, чиновниках, прокурорах и депутатах всех уровней.
В этом и есть практический смысл культа ветеранов, который насаждается сейчас. Сам по себе он – все менее маскируемая апология власти никем не избранных стариков, чей статус моральных и политических авторитетов связан с обстоятельствами их биографии. То есть, некто был призван в армию в 1945 по достижению призывного возраста, а в 2021 году превратился в непогрешимого судью по всем вопросам. А кто-то, например, в молодости пошел служить в КГБ и мужественно сидел в окопах холодной войны в Дрездене начала 80-х – он что, не защитник отечества, не ветеран? Так что и с ним лучше тоже не спорить, потому что и это – кощунство. И вообще, ни с кем пожилым и увешанным медалями спорить не надо – от греха подальше.
Самый главный ветеран
С учетом того, что детям все, случившееся до их рождения, кажется седой древностью, они даже и не заметят никакой подмены: сначала стихи и картинки про войну и ветеранов с орденами и слезами на глазах, а потом в класс входит седовласый моложавый ветеран ФСБ, ФСИН, Донбасса или вообще казачьих войск и, бренча медальками, рассказывает о придуманном в ЦРУ интернете, заговоре против России, чипировании, великом Путине и негодяе Навальном.
Не надо быть особо проницательным, чтобы угадать, кому уготована роль самого главного ветерана всех войн и воплощенной памяти о всех героях – ему, Владимиру Владимировичу. Он уже не молод и позирования с обнаженным торсом становятся все более нелепым. Несмотря на вполне цветущий для своих 68 лет вид, неумолимое время гонит его из амплуа моложавого национального лидера в образ ветерана.
И вот тут все и сойдется: вместо голого торса постепенно появится пиджак с иконостасом государственных наград, а то и мундир верховного главнокомандующего, и перед нами предстанет тот самый идеальный «ветеран войны, труда и правоохранительных органов», который должен собой заменить все более мифическую фигуру ветерана Второй Мировой войны.
На наших глазах память о давней войне окончательно упрощается до присяги на верность несменяемой власти группы увешанных орденами и медалями пожилых джентльменов с силовым бэкграундом, которые по умолчанию знают правильные ответы на все вопросы и уполномочены непосредственно памятью о войне вести Россию в XXI веке. И любой, кто не хочет покоряться этой группе стариков, объявляется хулителем не их лично, а всей памяти миллионов давно сошедших в могилы людей.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
