Чем тебя привлекает этот лживый насквозь театр?Интересно, кто эти «неизвестные читатели» из списка читателей моего дневника? Надеюсь, случайные люди. Вопрос, вынесенный в заголовок, задала мне мама, ещё в конце апреля, когда я рассказала ей, что снималась в кино. Её извечный лейтмотив: зачем тебе театр, лучше бы стихи сочиняла. Сегодня показательный эпизод. Приехали в Дубовую Рощу играть «Одну ночь» Шварца. Готовимся к спектаклю, проговариваем со сцены реплики, чтобы понятно было, как звучим. Получаю от мамы рифмованный отчёт о том, как она проводит сегодняшний день – идёт привычным маршрутом среди цветущих китаек (не путать с китаянками), медуниц и фиалок. Шлю в ответ собственный отчёт: И получаю: Оля уверяет меня, что ВА подобным образом подвигает меня на то, чтобы я дала больше чётких и весомых аргументов, зачем мне нужно актёрство. Думаю, Оля ошибается. Просто мама лучше меня знает, что я должна делать, а что – нет. Сегодня был забавный момент. Это уже о другом. По ходу спектакля моя Архангельская (начальник санзвена, а в недавнем прошлом пианистка) размешивает в стакане с водой жаропонижающий порошок. Собственно, это всё, чем она может помочь женщине, то впадающей в беспамятство от жара, то снова приходящей в сознание. Ну, ещё она беспрестанно пульс щупает и объявляет всем, что он как ниточка. Специально для графина, из которого Архангельская наливает в стакан воду, принесла из дому две пол-литровые бутылочки. В графине уже есть немного воды, однако мне кажется, что маловато, надо ещё. Поэтому одну пол-литровочку я туда переливаю. Вдруг чувствую: уксусом пахнет. Пробую – натуральный уксус! «Какой <...>, – кричу я, – налил в графин уксус?!» (Вот эта символьная конструкция <...> означает, что в тексте сделана купюра, но никакой купюры здесь нет. Просто я в тот момент не смогла быстро найти подходящее слово.) Проходит две секунды, и я понимаю, что сама и налила. Одна из бутылочек, захваченных из дому, была с уксусом. Я вынула её накануне из кухонного шкафа, когда варила борщ, обратно не вернула, оставила на столе. Ну и, собираясь на спектакль, засунула её в рюкзак. А бутылочку эту принесла от Сони. Она перед Пасхой попросила меня купить уксусу, чтобы яйца красить. В «Пятёрочке» оказались только литровые бутылки. Соня сказала, что ей много, столько не осилит, ну и отлила мне частично в обычный пластик. Я ещё тогда подумала, что может случиться какая-нибудь путаница. А потом решила: да какая путаница? Поставлю в шкаф, в определённое место, буду точно знать, что здесь у меня уксус. В общем, пришлось бежать в туалет, отмывать графин. Спектакль оценивать трудно. Трудно описывать, что чувствуешь, когда на сцене. Но вот удивительно: твои внутренние ощущения могут сильно разниться с тем, каким видит тебя зритель. Бывает, у тебя в сердце огонь горит, а зрителю от него не горячо. Проще поддаётся описанию состояние после спектакля. Когда всё собрали – костюмы, реквизит, декорации, распихали по багажникам. Когда сели по машинам (или по электричкам) и поехали (уже отдельно друг от друга, хотя вот только что, на сцене, были одним целым). Ты как будто на нейтральной полосе – уже не в спектакле, но ещё и не в реальности. Между двух миров. В призрачном межмирье. Нет ощущения лёгкости. А есть опустошённость («сто» убери, получится «опушённость», одуванчик, что ли?). Если складывается так, что после спектакля остаёшься один (а не «поехали в "Братья Райт", нет, в караоке, нет, лучше к Саше Валаевой»), это может длиться долго. Находишься в прострации. Что-то делаешь, но автоматически, почти не включая сознание. Интересно, что из всего театрального мне такое состояние больше всего и нравится. А не когда тебе «браво» кричат и цветы несут или когда чувствуешь, что играл сегодня великолепно и зритель был твой. Как маме это объяснить? © Copyright: Шура Борисова, 2025.
Другие статьи в литературном дневнике:
|