Джером Джером. Фрагмент...Paul Kelver (extract) - Пол Келвер (фрагмент главы первой) Оригинал: Paul Kelver (extract), Jerome Klapka Jerome / Дж.К. Джером Я должен был стать необычайно удачливым человеком. Мне следовало родиться в июне – самом благоприятном для подобных событий месяце, которому отдают предпочтение все заботливые родители. Как случилось, что я родился в мае, пользующемся репутацией самого несчастливого месяца в году (мой случай – ещё одно тому доказательство), – про то лучше спросить людей, сведущих в подобных вопросах. Няня – первое человеческое существо, о котором у меня остались достаточно чёткие воспоминания, – выразила уверенность, что виной тому моё нетерпение, и немедленно предрекла, что это лишь малая толика несчастий, которые оно способно породить в будущем. Как оказалось, предчувствия её не обманули. От этой же худосочной дамы я узнал об обстоятельствах моего появления на свет. По няниной версии я родился совершенно неожиданно через два часа после прихода печального известия о шахтах моего отца: их поглотило наводнение. Став взрослым, я узнал, что напасти в этом мире никогда не приходят в одиночку, но следуют одна за другой. Моя бедная мама, стараясь дотянуться до звонка, облокотилась на псише и разбила его. Будучи валлийских кровей, она предавалась суевериям вопреки всяческим доводам рассудка, и немедленно уверилась, что, как ни пытайся противостоять влиянию вредоносных звёзд, первые семь лет моего детства обречены её неловкостью на несчастья. - Воистину, – со вздохом добавила угловатая миссис Ферзи, – не зря так говорят! - А разве я – не счастливый маленький мальчик? – поинтересовался я. До сих пор миссис Ферзи пыталась внушить мне, что судьба беспрекословно на моей стороне. Обстоятельством особого везения предъявлялось то, что меня заставляли укладываться спать в шесть, тогда как менее везучие дети были лишены естественного сна до восьми или даже девяти часов. Некоторые маленькие мальчики вообще не укладывались спать – чему в бунтарском настроении я прямо-таки завидовал. А при первых признаках простуды мне предоставлялась привилегия питаться льняной кашей на обед и серой с патокой на ужин – смесь, названная предательски обманчиво с целью ввести в заблуждение несведущих, поскольку, если говорить о вкусе, патока немилосердно уступала сере. Это был очередной пример избирательности Фортуны: другим маленьким мальчикам ужасно не везло, и, когда им недужилось, их оставляли без внимания. Дополнительным же свидетельством того, что Провидение выделяет меня из всех прочих, было ниспослание миссис Ферзи в качестве няни. Поэтому первый намёк на то, что я не был во всех отношениях наиудачливейшим из детей, произвёл столь сильное впечатление. Добрая женщина тут же поняла, что допустила ошибку, и поторопилась её исправить. - О, ты, конечно же, везунчик, – ответила она. – Я говорила о твоей бедной матери. - А разве маме не повезло? - Знаешь, после твоего появления ей что-то не слишком везёт. - А разве моё появление – не везение? - Пожалуй, нет – ты появился немного не вовремя. - Разве она не хотела, чтобы я появился? Миссис Ферзи относилась к числу тех доброжелательных особ, которые считают, что постоянное извинение за своё существование – единственно приемлемое поведение для детей. - Думаю, она прекрасно могла бы обойтись без тебя, – последовал ответ. Я и сейчас могу ясно представить эту картину: я сижу на маленьком стульчике у камина в детской, обхватив руками одно колено, а иголка миссис Ферзи с монотонной регулярностью царапает напёрсток. В этот момент жизненные проблемы впервые постучались в мою маленькую душу. Неожиданно, не меняя позы, я спросил: - Зачем тогда она меня взяла? Резкое царапанье иголки о напёрсток внезапно прекратилось. - Взяла? О чём говорит этот ребёнок? Кто тебя взял? - Как кто? Мама! Если я не был ей нужен, зачем она меня взяла? Даже в тот момент, когда благородное негодование побудило меня задать этот вопрос – на который, по моему мнению, не могло быть никакого логичного ответа, – я был рад, что она взяла меня. Воображение тут же нарисовало сцену в спальне у окна: мои родители дают понять, что я им не нужен. Я представил аиста, озадаченного и раздражённого, похожего на Тома Пинфоулда, как он иногда выглядит, когда стоит и держит рыбу за хвост, а Анна нюхает её и захлопывает кухонную дверь прямо перед его носом. Интересно, аист точно так же побрёл бы прочь, почёсывая затылок одной из своих длинных циркулеобразных ног и что-то бормоча себе под нос? И немедленно возник вопрос: а как именно мы с аистом перемещались? В саду мне приходилось наблюдать, как чёрный дрозд несёт червяка, и, хотя червяку явно не грозило упасть, мне казалось, ему неудобно, и он нервничает. Неужели и я извивался и ёрзал подобным образом? Получив отказ, куда бы меня отнёс аист? К миссис Ферзи? Их коттедж ближе всего к нам. Но миссис Ферзи, уверен, также отказалась бы; а за ними, в первом доме в деревне, живёт хромой мистер Чамдли, сапожник. Он целыми днями просиживает в какой-то норе чуть ли не под землёй, стуча молотком по ботинкам очень грязными руками, и похож на зловредного людоеда – я не хотел бы быть его ребёнком. Наверное, никто бы меня не взял. Я призадумался, ощутив себя нежеланным для всей деревни. И что бы сделал аист, останься он со мной, если можно так выразиться, на руках? Эта мысль породила следующий вопрос: - Няня, а откуда я взялся? - Я же тебе столько раз говорила: тебя принёс аист. - Да, знаю, но где он меня взял? Миссис Ферзи ответила далеко не сразу. Возможно, она боялась, что её ответ заставит меня возгордиться собой сверх меры. В конце концов, похоже, она решила рискнуть, и при необходимости нейтрализовать пагубный эффект другими способами. - В Раю. - Но я думал, что в Рай попадают, – ответил я, – а не приходют оттуда. – Я так и сказал – «приходют»: в то время бедная мама постоянно поражалась моему желанию оканчивать слова одинаково. Особенно я любил употреблять «приходют» и «уходют», по аналогии с «кушают» и «пьют». Миссис Ферзи обошла мои грамматические чудачества гордым молчанием. Её подчёркнуто попросили не заниматься этим аспектом моего образования, поскольку мама считала, что различные мнения по одному и тому же вопросу только запутают ребёнка. - Ты пришёл из Рая, – повторила миссис Ферзи, – и попадёшь в Рай – если будешь хорошим мальчиком. - Все маленькие мальчики и девочки приходят из Рая? - Так говорят. – Миссис Ферзи явно дала понять, что данное утверждение лично она считает всеобщим заблуждением. - И Вы пришли из Рая, миссис Ферзи? На этот вопрос миссис Ферзи ответила куда более выразительно. - Конечно, из Рая, а ты как думал? К моему стыду, Рай немедленно потерял в моих глазах всё своё великолепие. Меня и раньше смущало утверждение, что все, кого я знал, должны были попасть туда; теперь, когда выяснилось, что миссис Ферзи ведёт своё происхождение из Рая, он лишился большей части своего очарования. Но этим дело не кончилось – сведения, сообщённые миссис Ферзи, вызвали новое огорчение. Я даже не стал утешать себя мыслью, что разделяю эту судьбу со всеми маленькими мальчиками и девочками: детский эгоизм заставил меня сосредоточиться на моём конкретном случае. - А разве меня не хотели оставить в Раю? – спросил я. – Там не любили меня? Горечь в моём голосе, видимо, тронула миссис Ферзи, так как она сочувственно ответила: - Думаю, любили. И я тоже люблю, но иногда хочется избавиться от тебя. О да, в этом сомнений не было. Даже в то время я подозревал, что время отхода ко сну наступало иногда не в 6 часов, а в половине 6-го. Но утешения не последовало. Стало ясно, что я не желанен ни в Раю, ни на Земле. Бог не хотел меня. Он был рад избавиться от меня. Мама не хотела меня. Она вполне могла бы обойтись без меня. Никто не хотел меня. Почему я здесь? И тогда – словно в тёмной комнате внезапно открылась и закрылась дверь – в моём детском умишке родилось осознание: поскольку я здесь, где-то должно быть Что-то, нуждающееся во мне, Что-то, чему я принадлежал, и что принадлежало мне, Что-то, являющееся частью меня так же, как я являлся частью его. Эта мысль возвращалась снова и снова, хотя в детские годы я не мог облечь её в слова. Много лет спустя сын португальского еврея сумел объяснить мне это. Но в тот момент я мог сказать лишь одно: я впервые осознал себя существующим, понял, что я – это я. © Copyright: Анна Дудка, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
