Лучше быть учеником ученика, нежели проводить свою жизнь своевольно. Симеон Новый Богослов. Для ясности дела еще раз подчеркиваю, что старец как духовный отец не был священнослужителем и духовником в современном смысле этого слова, совершавшим отпущение грехов в таинстве исповеди. Исповедование помыслов старцу носило не таинственный, но нравственный характер, хотя также имело глубокое мистическое значение, и в отношении учеников старцу усвоялась власть вязать и решать.(… ) Наставления преп. Макария лучше всего указывают на характер отношений аввы и прочих иноков, чуждый всякой формальности и регистрации. Как видим, в скитском жительстве значение старчества выступает во всей чистоте и полноте. Поэтому почти всё, что будет мною отмечено далее для характеристики старчества, будет опираться главным образом на опыт скитских общин или таких киновий — общежительных монастырей, в которых сохранилось келиотское жительство, характерное для скита (…). Монашеские наставления многого требуют от старца в его отношении к ученику, как увидим ниже, — и духовной рассудительности, и любви, и личной добродетели. От ученика же всегда и безусловно требуется лишь одно — совершенное послушание старцу с откровенным исповеданием помыслов ежедневно, если даже не ежечасно. В этом случае все христианское совершенство и монашеское преуспеяние усилием воли ученика вводится на время в узкое русло совершенного послушания как всецелого отвержения своей воли, своего разумения добра и зла, своих привычных оценок жизни вообще. “Послушание есть совершенное отрешение от своей души, действиями телесными показуемое; или, наоборот, послушание есть умерщвление членов телесных при живом уме. Послушание есть действие без испытания, добровольная смерть, жизнь, чуждая любопытства, беспечалие в бедах, неуготовляемое пред Богом оправдание, бесстрашие смерти, безбедное плавание, путешествие спящих”. Подобные же определения сущности человеческого послушания встречаем мы и у всех других подвижников древности. Так, например, преп. Симеон Новый Богослов говорит: “Кто посвятил себя Богу и всю печаль свою возвергнет на Него и на духовного отца своего, так что по истинному послушанию перестанет уже жить своею собственною жизнью и творить волю свою, — умрет для всякого пристрастия мирского и для тела своего”. По словам преп. Иоанна Лествичника, “послушание есть гроб собственной воли и воскресение смирения” (“Лествица”, Слово 4-е, n° 3). “Послушный, как мертвый, не противоречит и не рассуждает ни в добром, ни в мнимо-худом, ибо за все должен отвечать тот, кто благочестиво умертвил душу его. Послушание есть отложение рассуждения...”. Эти общие суждения о пути послушания иллюстрировались в древнеаскетической письменности многими яркими примерами. Подвижники, в особенности же позднейшие, любили останавливаться мыслию на примерах самого искреннего и совершеннейшего послушания в назидание новоначальным монахам. Так, преп. Иоанн Кассиан, бывший не только известным подвижником, но и тщательно изучивший и наблюдавший жизнь египетских монахов и стремившийся насадить тамошние порядки и обычаи в других местах, с особенною любовью приводит повествование о совершенном послушании учеников вплоть до полного отречения не только от своей воли, но, и от всего своего разума и от своей совести (…) Древние патерики приводят в этом случае интересные и трогательные в своей простоте примеры одного деревца, которое делалось центром приложения всех сил ученика. Так, о преп. Иоанне Колове рассказывается: “Удалившись в скит к одному фессалийскому старцу, он жил в пустыне. Авва взял сухое дерево, посадил и сказал ему: “Каждый день поливай сие дерево кружкой воды, пока не принесет плода”. Вода была далеко от них, так что Иоанн уходил с вечера за нею и возвращался к утру. После трех лет дерево ожило и принесло плод. Старец, взяв с него плод, принес в собрание братии и сказал братии: “Возьмите, ешьте плод послушания””. (…) Совершенно такое же значение имеют рассказы о других опытах старческого руководства, как, например, требование непрестанно плести и расплетать корзины, черпать и здесь же выливать воду и т.д. Ясно во всех подобных случаях, что внутренняя цель такого делания заключалась в воспитании пассивной силы характера ученика и укоренении в сердце тех душевных настроений, которые лежат в основе монашеского устроения жизни, как-то: терпения, самоукорения, евангельской беззаботности, всецельного смирения и т.д. В этом случае, если посмотреть на путь такого старческого руководства и ученического послушания в широкой перспективе общехристианского совершенства, то нельзя не признать, что подобное самоотречение необходимо должно лежать в основе всякого истинного прогресса духовной нашей жизни, хотя пути к нему могут быть и различны. То, отсечение руки и ноги в случае соблазна, та ненависть к самой жизни, о которой говорит Евангелие, то распятие ветхого человека и умерщвление плотских дел, к которым призывает ап. Павел, — все это необходимый предварительный момент для нашей радостной и свободной жизни, любви к Богу всем существом (см. мою беседу “Солнце Праведное”). И в монашестве свободному подвижничеству предшествует этот период совершенного самоотречения в форме послушания своему духовному отцу ради подлинной свободы духа. Ученик отсекает свою волю, свой разум и самое свое сердце, чтобы всю свою душу и тело представить в жертву Богу на служение Царству. Начинается путь ученика со свободного акта избрания духовного отца, когда человек решается вступить на путь спасения, сознавая себя не только не достигшим совершенства, но и вовсе не способным своими силами идти к нему. Когда авву Арсения, известного своим умом и образованностью, с удивлением спрашивали знавшие его раньше, чему он мог учиться у египетских простецов, то Арсений отвечал: “Римское и греческое учение я знаю, но азбуки этого простолюдина еще не выучил”. И подобное сознание своей духовной неопытности и неведения всегда лежало в основе искания учеником старца. “Если кто не позаботится наперед, — говорит преп. Симеон Новый Богослов, — долгим молением с милостыней, постом и бдением, познать себя самого и свою немощь, то он не может познать и того, что без духовного отца, руководителя и учителя нельзя человеку соблюсти, как должно, заповеди Божий, жить вполне добродетельно и не быть уловленному сетьми диавольскими. Тот человек, который, презрев все земное и самую жизнь свою, желает приступить к совершению истинного покаяния по заповеди Христовой, будучи уверен, что сам по себе не может, как должно, совершить сие спасительное дело, пусть взыщет опытного отца духовного и, нашедши, припадет к нему со страхом и трепетом, слушая его во всем, что он ни скажет ему, со всем вниманием. Благо сыну с духовным отцом при содействии Св. Духа бороться против прежних пристрастий. Кто отнимает путеводителя у слепца, пастыря у паствы, проводника у заблудившегося, отца у младенца, врача у больного, кормчего у корабля, тот всех их подвергает опасности погибнуть, а кто без помощи наставника вступает в борьбу с духами злобы, тот бывает ими умерщвлен”. Справедливость последних слов нередко подтверждалась грустным опытом самочинного подвижничества. Св. Иоанн Кассиан, например, рассказывает о старце Ироне, который 50 лет провел в посте, трудах, бдениях и молитве, удивлял всех строгостью подвига, но после, когда он возомнил остаться один со своим разумом и волею, принял сатану за Ангела и по наущению бросился в пустой колодезь в надежде, что ангелы его возьмут на руках своих, и разбился так, что на третий день, по его извлечении из колодца, скончался. “Когда мы, — пишет Иоанн Лествичник, — в намерении и разуме смиренномудрия, желаем покорить себя ради Господа и без сомнения вверить спасение наше иному, то еще прежде вступления нашего на сей путь, если мы имеем сколько-нибудь проницательности и рассуждения, должны рассматривать, испытывать и, так сказать, искусить сего кормчего, чтобы не попасть нам вместо кормчего на простого гребца, вместо врача — на больного, вместо бесстрастного — на человека, обладаемого страстьми, вместо пристани — в пучину, и, таким образом, не найти готовой погибели. Но по вступлении на поприще благочестия и повиновения уже отнюдь не должны мы испытывать или судить в чем-нибудь доброго нашего наставника и судию, хотя, может быть, в нем, как в человеке, и увидим некоторые малые согрешения. Если же не так, то сделавшись сами судьями, не получим никакой пользы от повиновения” (“Лествица”, Слово 4-е, № 6). “Надлежит нам, — наставляет преп. Симеон Новый Богослов, — со всем усердием, тщанием и вниманием, со всей убедительностью и многими молитвами блюстись, чтобы не напасть на какого-либо прелестника или обманщика, или лжеапостола, или лжехриста, но обрести руководителя истинного и боголюбивого, который имел бы внутри себя Христа и точно знал бы учение, правила Самого Владыки и Учителя Апостолов Христа. Такого учителя надлежит нам взыскать и обрести, который сначала слышал бы все это в слове и научился тому со слов, а потом научен был Духом через деяния и опыт. Если взыщем, конечно, и найдем”. “Часто и со всем усердием, — поучает тот же преп. Симеон Новый Богослов, — моли Бога показать тебе человека, могущего добре поруководить тебя; и кого укажет тебе Бог, тайно ли, действием благодати Своей, или явно, через какого-нибудь раба Своего, иди к нему и, имея благоговейство перед ним, смотри на него, как на Самого Христа. Ибо так имеешь ты долг слушаться и его, чтобы поучиться достодолжному. И смотри, что он ни скажет тебе, исполняй то без колебания, хотя бы то, что он прикажет тебе, казалось не совсем уместным и полезным. Лучше тебе быть и именоваться учеником ученика, нежели проводить жизнь своевольно и собирать бесполезные плоды своей воли”. Преп. Иоанн Лествичник дает частные советы новоначальным инокам. “Но качествам страстей наших, — говорит он, — должно рассуждать, какому руководителю отдаться нам в повиновение, и сообразно с тем такого и избирать. Если ты невоздержан и удобопреклонен на плотскую похоть, то да будет твоим обучителем подвижник и в отношении к пище неумолимый, а не чудотворец, который готов всех примирить и угощать трапезою. Если ты высокомерен, то да будет твоим руководителем человек суровый и неуступчивый, а не кроткий и человеколюбивый. Не должно искать таких руководителей, которые бы имели дар пророчества или прозрения, но прежде всего истинно смиренномудрых, и по праву и местопребыванию своему приличных нашим недугам”. Каждый нашедший старца мог считать себя счастливым, но зато с этого мгновения начинается совсем особенный период ученической жизни, о которой с величайшей любовью вспоминали все величайшие подвижники и который для многих из них продолжался всю их жизнь, когда сами они уже становились отцами и руководителями для других новоначальных иноков. Скажу сначала об этом самоотречением ученическом послушании. Так как источным началом всех соблазнов и грехов является самолюбие и самоутверждение личности вне сыновней ее связи с Богом, то на борьбу с этой самостью и направлялись всегда главные усилия подвижников, и поскольку наша воля всегда является носительницей и выразительницей этой самости, настолько и весь подвиг ученика всегда начинается и вращается вокруг отказа от своей воли. В этом случае особенно ярки и решительны утверждения всех подвижников, когда новоначальный инок должен был за дверями келий оставить свою волю и начать свободным изволением новую жизнь беспрекословного послушания воле старца своего. “Будь покорен, и особенно своему авве, — говорит Симеон Новый Богослов, — который после Бога первый имеет попечение о тебе и которому вверена душа твоя. Напряженно внимающий своему учителю и руководителю, как Богу, противоречить не может. Кто думает и говорит, что имеет и то, и другое (что он и внимает, как Богу, и противоречит), тот да ведает, что находится в заблуждении: ибо не знает, какое расположение к Богу имеют люди Божий”. Преп. Иоанн Лествичник, говоря о том мгновении, когда ученик находит достойных учителей и наставников, призывает ученика приступить к этим духовным руководителям с совершенным отречением от своей воли. (…)“Кто истинный ученик, — говорит преп. Симеон Новый Богослов, — тот пребывает послушным своему авве во всем до смерти, и все, что ни делает его авва, он обращает себе в назидание, не смея рассуждать о повелеваемом ему или сказать: зачем это? для чего это? Иначе он был бы не учеником аввы, но судьей”. По свидетельству древнего патерика, старцы говорили: “Если кто имеет веру к другому и самого себя отдает в подчинение ему, тот не имеет нужды внимать заповедям Божьим, а должен волю свою передать отцу своему, и не останется виновником перед Богом”. Это послушание воле старца имело, таким образом, как видим, абсолютное значение, и оно распространялось не только на исполнение определенных требований старца, но и на самое разумение Божьей правды, на самую жизнь нашей совести. В древнем патерике передается интересная беседа старца с его учеником: “Один брат сказал некоему великому старцу: “Авва! Мне бы хотелось найти старца по воле моей и жить с ним”. Старец отвечал на это: “Хорошо желание твое, владыко мой”. Брат, не поняв слов старца, подумал, что старец признал мнение его правильным и утвердил его. Старец, заметив это, сказал ему: “Так-то! Если найдешь старца, соответствующего воле твоей, то намереваешься жить с ним? Значит, желаешь не того, чтоб тебе последовать воле старца твоего, но чтоб старец последовал воле твоей, и в этом надеешься найти преуспеяние?” Тогда брат понял свою ошибку и, встав, пал в ноги старцу, принося покаяние и говоря: “Прости меня! Я очень тщеславился, думая, что я хорошо сказал, между тем как ничего хорошего не было ни в словах моих, ни в мысли””. В этом случае древние подвижники совершенно отрицательно относились ко всякого рода самовольному подвижничеству, т.е. такому, которое не утверждается на руководящих указаниях старца-отца. “Если увидишь, — образно, ярко говорит Иоанн Колов, — юного, по своей воле восходящего на небо, удержи его за ногу и сбрось вниз”. Полезнее со смирением вопрошать, нежели идти со своеволием, ибо Сам Господь влагает в уста вопрошаемого, что сказать ради смирения и правоты сердца вопрошающего. © Copyright: Екатерина Домбровская, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
