Ужас в том, что здесь никто не захлебнетсяУжас в том, что здесь никто не захлебнется собственными химерами, да и химеры не вырастут в человеческий рост, у всех завалены дохлым мясом мозги, уши в мобильниках, и единственное в нашем районе развлечение – рязанский эксгибиционист с портфелем в руках, жанр зрелого ню под приотворенным китайским хлопчатым плащом, прогулки спесивой беломраморной плоти на фоне колоннады брянско-черновицких старух с базарными сумками на колесах. Процедура соблюдена: взрезано бритвой платье, отец, спотыкаясь, читает “Кадиш”. Потом мы в первых рядах за телегой, которую толкает заупокойно поющий раввин – молитва гудящей пчелы в древнейших околоплодных застойных водах, песнь возжиганий, жертвенной крови, замогильной среды, где нет никакого кишенья живой души, вот кладбище, чистота, астральное, эфирное тело, что может быть чище песка, пустыни, костей – нет чище того, что продуто, прошито песками. Опрятная погребальная геометрия в хевронском, турецком мраморе и гранитах, ни деревца в перспективе, здесь кладбища не прячут, а выставляют к глазам, чтоб выглянул утром в окно – а там склеп, Макс Нордау лично к тебе, из вечности и с любовью. ********
© Copyright: Мерче, 2008.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
