Поток сознания в романе Андрея Белого Петербург«Есть бесконечность в бесконечности бегущих проспектов с бесконечностью в бесконечность бегущих пересекающихся теней. Весь Петербург – бесконечность проспекта, возведенного в энную степень. За Петербургом же – ничего нет». Осенью 1913 года была опубликована первая редакция романа Андрея Белого «Петербург». Написанный в технике «потока сознания» текст появился даже раньше, чем «Улисс» Джойса, и по праву считается одной из главных и самых сложных книг о предреволюционной России. ТЕХНИКА ТЕКСТОВ РОМАНА До Андрея Белого в мировой литературе так сложно не писал никто. Даже знаменитый своей неподъемностью «Улисс» Джеймса Джойса был опубликован только через семь лет после выхода первой версии «Петербурга». Известно, кстати, что ирландский модернист был хорошо знаком с текстом Белого и многое почерпнул оттуда для собственного романа. При первом прочтении в некоторых сценах из «Петербурга» вообще невозможно понять, что, где и с кем происходит. Отчасти это проблема второго издания: Белый сократил произведение вдвое, выбросил из него многие необходимые пояснения, чтобы четче передать состояние смятения, помешательства. Шум времени гудит для героев так громко, что различить в нем получается только отдельные фразы, какие-то намеки на происходящее вокруг. Именно так один из главных героев произведения, сенатор Аполлон Аполлонович Аблеухов, впервые узнает о готовящемся на него покушении: он взглядом выцепляет из толпы незнакомого разночинца со свертком в руке, а позже совершенно случайно подслушивает разговор, где обсуждаются детали теракта. ЛИТЕРАТУРНЫЙ МИФ НАЧАЛА 20 ВЕКА В главном городе страны у Белого сталкиваются две стихии: Запад и Восток, порядок и хаос. С одной стороны, Петербург состоит из прямых линий, квадратов и параллелепипедов, то есть выглядит предельно строго, по-европейски. Аполлон Аполлонович скользит по идеально прямым центральным улицам в повозке, как в «лакированном кубе». Прямолинейные проспекты устремлены в непролазный туман, который лишает их перспективы. Город тонет в дожде и слякоти, размывается окружающей его водой. За пределами центра, на островах, в Петербурге живут не сенаторы, а всевозможные проходимцы, «земнородные существа», происходящие не из геометрии города, а из тумана, болотной вязи. Они не видят электрического света и, затаившись, следят за обитателями Адмиралтейского района из пучин зеленоватой мглы. «Мгла» эта непростая — она, как часовой механизм на бомбе, тикает и обещает взорваться. Если Аполлон Аполлонович — абсолютный западник, то его сын Николай, напротив, заражен Востоком. По своей гостиной он ходит в зеленом бухарском халате и татарских туфельках, «опушенных мехом». Большую часть дня герой ничем не занят. Он «вязнет в невнятности», лениво проводит время, как это делала декадентская молодежь в начале XX века. Приводит в движение Николая лишь неудачное стечение обстоятельств. Однажды молодой человек, отвергнутый своей возлюбленной Софьей Лихутиной, хотел броситься в реку, чтобы свести счеты с жизнью. От самоубийства героя спасает социал-революционер, который предлагает ему выплеснуть гнев другим способом — убив Аполлона Аполлоновича. На эмоциях Николай соглашается. Вскоре эта затея перестает казаться ему стоящей, но выбора у героя нет: либо он подрывает собственного отца, либо террористы сдадут его агентам царской охранки. ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННОЕ БЕЗУМИЕ ЛЮДЕЙ… По ходу сюжета безумные образы то и дело вырываются из сознания своих носителей и начинают существовать в реальном мире. Уже упомянутый Пепп Пеппович воплощается в акте терроризма, выходит наружу после взрыва сардинницы. А загадочный перс Шишнарфиев рождается из алкогольного бреда террориста Дудкина. Герои придумывают друг друга точно так же, как провокаторы плодят бомбистов. Таким образом Петербург постепенно заселяют иррациональные существа, все до единого его жители превращаются в террористов и интриганов, сдают и убивают друг друга. В городе даже появляется живое воплощение революционного террора — Красное Домино. Неизвестный мужчина в шуршащей накидке и закрывающей лицо черной маске тут и там появляется на петербургских улицах и наводит страх на горожан. В конечном счете разлившийся по улицам хаос уничтожает сам себя. Ведомый революционным пылом алкоголик Дудкин посредством своих галлюцинаций понимает, что его куратор Липпанченко — это провокатор из силовых структур. В припадке белой горячки он посреди ночи пробирается в дом агента и закалывает его ножницами. Белый доносит читателю, что революционная борьба, которой охвачен Петербург в момент написания романа, не закончится до тех пор, пока остается жив хотя бы один ее участник. Разожженный однажды огонь революции сжигает всех без разбора. Царская полиция неминуемо потеряет контроль над своими агентами, террористы обязательно начнут предавать друг друга и в конце концов город захватит разрушительная стихия Востока, абсолютный хаос, «грядущий хам». КРУПНЫЙ АВРОРСКИЙ УСПЕХ… Так и роман то извивается и танцует, то стучит мелкими подковками по геометрически ровным мостовым, то скачет где-то по потолку, мелькая панталонами со штрипкой, или же нервозно и равномерно барабанит в висок подобием детской игрушки колотушки и тянет, тянет приторно-мутный нерв из самого центра мозга. Это знаменитое произведение разворачивает перед нами историю противостояния двух непримиримых сил – доводящей до исступления в своей монотонности бюрократии и беспощадного революционного насилия. БЮРОКРАТИЯ УХОДЯЩЕЙ РОССИИ В ЛИЦЕ ГЛАВНОГО ГЕРОЯ РОМАНА… Обе эти силы и их противостояние, одинаково не близки самому Белому, что еще раз красноречиво говорит об антиномичности русского сознания. Петербург – город построенный по европейской мерке, представляющий собой «окно в Европу», но в то же время населен он теми же «скифами и азиатами», что и остальные необъятные просторы, которых так боялся Аполлон Аполлонович, нашей евразийской родины. Город представляет собой парадокс внутренности и содержания, будто заморская индейка нафарширована куриными потрохами. Петербург – город с немецким именем и азиатской душой. В этой связи интересно и то, что «по западному» мыслящий Аполлон Аполлонович по крови настоящий сын Азии, Аблеухов – Аблай Ухов. Вот как писал о романе Вячеслав Иванов: « … «Петербург» - единственное заглавие, достойное этого произведения, главное действующее лицо которого сам Медный Всадник. И по ныне мне кажется, что тяжкий вес этого монументального заглавия работа Белого легко выдерживает. МОЖЕТ РОМАНА "ПЕТЕРБУРГ" УДИВИТЕЛЬНО ПРОСТ … Когда-то Николай Аполлонович, сильно увлекающийся философией Канта, дает неосторожное обещание выполнить задание и получает от «неуловимого» Дудкина бомбу в виде «сардинницы с заводом». На взаимную неприязнь отца и сына накладывается мучительное ожидание, часики на бомбе постоянно тикают в голове Николая Аполлоновича. Он находится на грани безумия, одно потрясение валится на него вслед за другим. Любовные неудачи наслаиваются на противоречивые до абсурда чувства к отцу, развенчание и позорное бегство «красного домино», да еще и то, что история о его ночных похождениях доходит до отца, кажется должны окончательно разрушить и без того шаткое сознание Николая Аполлоновича. Строки романа так и звенят этим безумием, как будто невероятно упорная в желании жить муха звонко бьется внутри черепа, сводя с ума бесконечным жужжанием, и весь мир сосредоточивается на нем, разум полностью подчинен, все вещи видятся только сквозь призму назойливого жужжания. Почти библейское возвращение матери на короткий миг приносят некое подобие мира в семью Аблеуховых, но лишь для того, чтобы крах был еще ужаснее. Однако часы продолжают идти вперед. Когда же Николай Аполлонович обнаруживает пропажу своей «игрушки с заводом», тиканье механизма только ускоряется, оно звучит с каждым ударом сердца, с каждым толчком крови в мозг, становится ритмом жизни. Николай Аполлонович сам как будто «заведен» и готов взорваться в срок, мечась в беспомощной панике. В то же самое время террорист Дудкин, как тень, ходит по городу, преследуемый своими собственными бесами. Из-за каждого угла на него смотрит демон «ефраншиш». Он выедает Дудкина, как человек ест яйцо «вкрутую», не торопясь, стучит ложкой, обкалывая скорлупу, потом также медленно, чинно выедает внутренность. Дудкин – и палач, и жертва, точно так же как Николай Аполлонович. И точно также он не хочет быть ни тем, ни другим. Но бесконечная «мозговая игра», которая для Дудкина длится уже годы, неминуемо тащит «неуловимого» в пропасть. Свой злой гений есть и у Дудкина. Липпанченко - лидер террористов и осведомитель полиции. ВЕЩИ, ЛЮДИ, СОБЫТИЯ, ВПЕЧАТЛЕНИЯ В РОМАНЕ… Все в романе раздвоено, разнесено на разные полюса и в то же время слито в единое целое. Судьбы, мысли и состояния героев рассечены на двое, каждый из них не одно, а две противоположности, готовые бороться насмерть. Ритм его пугал и завораживал читателей. Героев все-таки сложно воспринимать как действительных людей, в чем-то они похожи на заводных манекенов. Не будем забывать, что и сама проза издает механическое тиканье. Несомненно, что в образах отца и сына Аблеуховых Белый во многом отразил и свои собственные переживания, полученные в результате общения с отцом. Ведь даже свой псевдоним он взял, чтобы никак не скомпрометировать отца. Что в общем-то не совсем получилось. В академических кругах, где хорошо знали Николая Васильевича Бугаева, ходили разговоры, мол, отец видный ученый, а из сына неизвестно что получилось. Живость этих переживаний, безусловно, помогла одушевить Аполлона Аполлоновича и Николая Аполлоновича. Хотя по большому счету, реальность в романе практически неотличима от видений и мороков. Наиболее емкая и объемлющая характеристика романа была дана Вячеславом Ивановым – «вдохновение ужаса». ВИДИМОЕ ПРОСТРАНСТВО ПЕТЕРБУРГА В РОМАНЕ… Жестокий расстрел демонстрации в сочетании с прямолинейной топографией города просто не могли не впечатлить Белого. Механическое движение внутри бюрократической столицы и механическое стремление террористов к разрушению ошеломили его. Согласно художественной концепции Белого оба эти движения имеют общего предка – Петра Первого. В одном из самых ярких эпизоде романа в чулан Дудкина врывается Медный Всадник, как призрак из поэмы Пушкина: «Медный Всадник сказал ему «Здравствуй, сынок!»…». Петербург Белого «превращает людей в тени» ЛИЦО ПРЕДРЕВОЛЮЦИОННОГО ПЕТЕРБУРГА Прочитав роман «Петербург» невольно задумываешься: насколько мрачна и брутальна русская литература. Дело не в том, что писатели все злыдни и мракобесы. В частности «Петербург» переполнен иронией и гротеском, но почему-то они не вызывают улыбки. Конечно, Белый явно не стремится никого напугать, мотивировки использования им тех или иных образов и приемов, несомненно, тоньше. Мне кажется, дело тут в каком-то пророческом угадывании механики мироздания. Каждый большой художник, вольно или невольно, приоткрывает завесу и заглядывает в бездну. Так, если пристально вглядываться в прозрачно-голубое летнее небо, замечаешь как через него проступает черная пропасть космоса. То же, на мой взгляд, произошло и с романом «Петербург», Андрей Белый угадал, увидел, прочувствовал некую надмирную сущность города и смог рассказать о ней. Хотя «рассказать», термин не вполне подходящий для Белого, слишком уж прямолинейно. Он не рассказывает, скорее, дает приобщиться. Это наверное и есть то самое «лучшее», о чем, по словам В.Иванова, Белый промолчал. И, видимо, был прав, о лучшем всегда стоит промолчать. БЫТИЕ В РОМАНЕ СТАЛО СИМВОЛИЧНЫМ... Но за прочтение было два, нет три факта. Первый, мне хотелось познакомиться с творчеством автора, о котором я читала много в воспоминаниях других творцов серебряного века и впечатление о нем сложилось довольно неоднозначное, хотелось погрузиться в его библиографические изыски самой. Второй, директивный, книжная игромания привела к необходимости чтения именно этой книги. И третий, компас земной, то есть надежда на классные впечатления присутствует незримо всегда, а вдруг, а? Но это все прелюдия, увертюра отзыва, перейдем же к сути. Суть в том, что литературным гурманам, любителям эклектики и необычной подачи хорошего русского языка, книга явно зайдет. Из всего этого я смогла проникнуться лишь последним, язык тут хорош бесспорно. Еще книгу наверное оценят жители и посетители города, давшего ей название. Я не был, хоть и мечтаю, а ввиду специфики текста, путешествие по волнам памяти автора сопоставить с городскими особенностями не представляется возможным. Есть книги, дающие впечатление от городов, позволяющие побродить о улочкам и увидеть во отчую архитектурные и иные изыски, эта не их "таковских", она скорее про характер города, атмосферу, причем такой, какую ее себе понимает автор.Далее сами герои, а они тут имеются, переданы нервными и рваными штрихами, мне показалось, что автор явно их не любит, брезгливо так передергивая плечиком описывает их существование. ВПЕЧАТЛЕНИЕ ОТ ПРОЧТЕНИЯ ТЕКСТОВ РОМАНА "ПЕТЕРБУРГ" Эта лишь маленькая толика смыслового контекста несомненно глубокого и разнопланового произведения, наполненного философским видением автора, над которым нужно думать и воспринимать далеко не буквально. Как он сам определил - мозговая игра, очень насыщенная и погружающая в зыбкость туманного петербургского существования довоенных имперских лет. Да, я это понимаю, но любить не получается, эх. Террористы, митингующие, чиновники, экзальтированные сумбурные барышни, сочетание сословной ограниченности мысли и безграничности чувств, все смешалось в доме и представлениях, в выпуклых и прозрачных формах, и последние существенно влияют на восприятие содержания. Не ожидал, что так сильно тронет меня этот необыкновенный роман. Тут тщательно прописанные психологические портреты персонажей, увлекательность, ирония. Необычный для меня стиль. Однако я не поклонник символизма, но это не минус произведения. У меня была цель - понять, о чём идёт речь. И я её достигла, к удивлению своему, получив немалое удовольствие от языка и стиля повествования, которые поначалу дались мне с трудом, но потом я поняла, что незачем пытаться перевести написанное в образы, если воображение моё сопротивляется. Я позволила себе плыть по течению, вначале механически читая слова и потихоньку втягиваясь и проникаясь симпатией к действующим лицам и начав переживать за них, следя за происходящим с таким интересом, что было уже не остановиться. Действие романа разворачивается, само собой, в Петербурге - в начале прошлого века, когда набирает силу революционное движение, когда напряжённая обстановка в стране отражается и неимоверным напряжением во взаимоотношениях между людьми, особенно - самыми близкими. В центре истории - трагедия, разыгравшаяся в семье сенатора Аполлона Аполлоновича Аблеухова, вернее длившаяся многие годы и вылившаяся в такие события, о каких не мог подозревать человек, казалось бы, всю свою жизнь проживший безупречно, верой и правдой служа отечеству. Первый удар нанесла ему супруга Анна Петровна за два с половиной года до описываемого в книге. Следующим источником страданий стал для сенатора собственный единственный сын - студент и большой умница, очень начитанный и незаурядный молодой человек Николай Аполлонович. Читая е искрящейся иронии, напичканные символами, начиная от имён и фамилий персонажей, от цветовой палитры ("жёлтый дом", "красное домино", "чёрная карета" и пр.), от геометрических фигур, в которые заключены линии городского проспекта, обстановка кабинетов и комнат, шарообразные видения и др. и заканчивая бесконечными, как в сказках, повторениями (о том, например, что Николай Аполлонович, подобно папеньке, "сам с собой разговаривал"), я открывал для себя внутренний мир этих людей, обделённых любовью, не понимающих, не слышащих друг друга, даже ненавидящих, но таких родных, что это ощущалось физически, до боли. А чего стоила вроде бы несуразная параллель между вскользь указанной "нежности, которую Николай Аполлонович питал к мышам" и серым домашним халатом его отца, в котором он походил на мышь? Автор доводил происходящее до абсурда, герои выглядели чаще всего настолько нелепо и смехотворно, что невозможно было удержаться от смеха. Особенно поведение подпоручика Лихутина отчего-то веселило меня несказанно. Но вот за отцом и сыном Аблеуховыми я следила с самым серьёзным вниманием, переживая за них не в шутку. И была тому причина. Все сюжетные линии романа сошлись в одну точку тогда, когда глубоко обиженный любимой женщиной Коленька Аблеухов, находясь в состоянии самом плачевном и отчаянном, дал необдуманное роковое обещание людям, которые спустя время об этом ему напомнили... Вихрем, захватил меня сюжет, который пересказывать не стану. Скажу лишь, что к концу романа я полюбил его главных героев так, что последние страницы вызвали у меня слёзы от неисправимости всех совершённых ими ошибок, от упущенных навсегда возможностей проявить друг к другу любовь, от недосказанных слов, от запоздалых ласк... Вот такое нечаянное книжное путешествие со мной приключилось. Не уверен, что захочу читать творения символистов и впредь, как и произведения всех новаторских течений, но о своём знакомстве с романом "Петербург" ничуть я не жалею. И вам советую роман этот прочесть: он о многом побуждает задуматься, и это действительно очень интересное творение, заслуживающее внимания и высокой оценки. Есть бесконечность в бесконечности бегущих проспектов с бесконечностью в бесконечность бегущих пересекающихся теней. Весь Петербург – бесконечность проспекта, возведенного в энную степень. За Петербургом же – ничего нет. © Copyright: Марк Тарлава, 2024.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
