Лет десять назад у меня жил кот, полуперс. Сперва мы назвали его вполне нейтрально - Чарли. А затем уж он стал Черномор.
Многие знатоки кошачьих свадеб и грядущих последствий таких праздников, нам говорили, что Черномора необходимо кастрировать. Плюс ко всему, он принялся гадить на постель моей младшей дочери. Такое вот отсутствие воспитания. А виноватым во всём, естественно, был я.
В общем, отдали Черномора моим родителям на перевоспитание.
Чтобы кот не выл, подрастая мартовскими ночами, моя мама стала выпускать Черномора на балкон. Он тут же почувствовал себя именинником, и стал охотиться на птиц.
А мы, с женою и детьми, жили тогда в центре города в старом фонде на первом этаже, и в апреле в квартире стали появляться юные крысаки. Что я только не делал, и отраву сыпал, и со стеклом её размешивал, и бетонировал все плинтусы - ничего не помогало. Крысаки лезли из подвала наверх, к цивилизации. Причём, чаще всего через фановую трубу.
Были и такие, что пробирались в квартиру...через унитаз. Водолазы какие-то...
Однако это случалось не каждый год. Не иначе, какие-то высшие силы руководили этими периодическими нашествиями.
А тогда моя жена сразу же забыла все котовские постельные грехи, и потребовала вернуть его обратно.
Черномор сидел в засаде два дня, а затем стал показывать класс. Мои дети были в ужасе от его царской охоты. Перегрызал крысакам холку вместе с шейными позвонками, и все дела.
Зато летом мы отвезли его в Новгородскую область, в деревню.
У одной соседки, местной жительницы тёти Вали, тоже был кот, Вася Партийный, которого она нашла котёнком в бывшем парткабинете, отсюда такое имя.
Я спрашивал, чем, мол, Васю кормите. "Так он сам кормится, этот Вася". - отвечала тётя Валя, - "На скотном дворе, крысами. Ещё чего, баловать кошака разносолами!"
Вася Партийный выглядел сильно. Этакий деревенский охотник-мазарь. Только что без ружья, картуза и гармони.
Недели через две после прибытия в деревню Черномора тётя Валя нам уже жаловалась: "Котика питерского привезли, бандита... Васе моему, Партийному, так всю харю разодрал, что тот два дня отлёживался..."
Потом наступила пора уезжать в город, а Черномор не очень этого хотел, завёл в деревне потомство, окреп...
А я его поймал и, усадив в машину, отвёз в Питер. Вот здесь-то он и обнаглел окончательно.
Ведь в деревне не очень-то и замечаешь этих котов. Разве только за обедом. Когда мама звала всех за стол, первым возле моей тарелки и столового набора усаживался Черномор. Как взрослый.
Ну, это до тех пор, пока не получал от меня лёгкого пинка.
А вот в городе ему было как-то тесновато, хотя они и дружили с кокером Арчи, поэтом-птичником. Перед любым застольем Черномор вскакивал на уставленный закусками стол,
и сбрасывал всё псу, который на лету закуски ловил и уплетал за обе мохнатые щёки.
Иногда мы встречались с Черномором на улице.
" Эй, Кот учёный!" - обращался к нему я, - "Совсем обнаглел, своих не узнаёшь?!"
А он в ответ отзывался лишь недовольным: "Мау-у..."
А однажды приволок откуда-то целую свиную шейку на косточке и положил псу в миску. Понятно, что спёр, но ведь позаботился о друге в трудную минуту.
Как-то Черномора не было недели две. Затем он вернулся, весь вымазанный синей краской.
Я надел толстые зимние перчатки, одной рукой взяв его за холку, а другой за задницу, и отправился мыть под душем. Тёплую воду Черномор ещё терпел, а вот фен - люто ненавидел и боялся. Но мои дочки стали кота сушить, и тогда он сперва побежал по стене, а затем по потолку, выпрыгнул мокрым в форточку, да и прилип к металлической решётке окна.
Так и висел, прилипший к решётке, а нам его было не отодрать. Ведь на улице был лютый мороз, стояла первая половина февраля.
Когда же Черномор обсох, то в форточку всё же выпрыгнул и ушёл. Как оказалось, навсегда.
