…оно написано лиловым, оно ещё не стало словом, случайный выдох или вдох,
прозреньем поднятый врасплох. А как потом бывает сладко, когда лукавая тетрадка
смежит лукавые глаза, когда погаснут голоса божественного беспорядка… И не разгадана загадка…
* * *
Кружился снег, стократ воспетый, кружился медленно и строго, и под полозьями рассвета плыла январская дорога. Неприбранная мостовая лежала в белом беспорядке, мучительно напоминая об ученической тетрадке. Ах, сколько снега, сколько снега!
Какая чистая страница — пройти, не оставляя следа, и в пустоту не оступиться.
Ах, детство, детство, моё детство... Моё фарфоровое блюдце,
Мне на тебя не наглядеться, мне до тебя не дотянуться.
Над розовыми фонарями, над фонарями голубыми
Кружился снег, и губы сами произносили чьё-то имя.
* * *
Большая красная луна таращится из-за ограды,
туда, где около окна постель холодная измята.
А где хозяин? Тишина. Не надо задавать вопросы.
Большая красная луна и выбеленные березы.
Сегодня ночью так легко, без вымысла и без обмана,
нырнуть в парное молоко неодолимого тумана.
* * *
Так вот она какая, осень, не будем думать о зиме,
И листья хрупкие разносит усталый ветер по земле.
А нам с тобой одна награда, одна забава и беда:
вдоль медленного листопада идти, неведомо куда...
* * *
Тряская бричка с фольварка. Полдень. Дорога. Стога.
Ах, как на масленой ярко заполыхают снега...
Съехались. Заночевали. Тихо поёт снегопад.
В жарком натопленном зале толстые свечи горят...
Хлынет мазурка из окон, словно в небытиё...
Смотрит пылающим оком в прошлое сердце твоё.
Нет ни гостей и ни сцены, ты у рояля один.
Творчество - вечная смена клавишей, мыслей, картин.
* * *
Сентябрь - аптекарская склянка, наполненная желтизной,
сентябрь - театр передвижной, сентябрь - охрипшая шарманка,
круженье листьев и планет, сентябрь - замедленная съёмка,
вопрос не громкий -- и ответ: "Негромко, милые, негромко!
Управ на горлопанов нет", и тишина...
* * *
Ну, что ты? Видишь, мир Господень
сегодня снова беззаботен,
а улицами - листопад,
а у него такие струны,
а у него такие струи
такую музыку струят.
А где-нибудь в Замоскворечье
найдётся двор, найдётся вечер,
глаза найдутся и слова,
смывающие все заботы.
Свет расплывётся, голова
закружится... Но что ты? Что ты?
* * *
... а жизнь моя была проста
во власти чистого листа,
во власти благостной, во власти
нетерпеливого пера,
в неумолкающем соблазне,
а жизнь моя была щедра.
Зима ворота раскрывала
заворожённого двора,
укутанного в одеяло
до самого полуподвала,
и абажура кожура,
оранжевая, проплывала,
и удивлённая строка
дрожала в пальцах чудака,
и ускользала за ограду
захолодалая щека,
прижавшаяся к снегопаду,
а жизнь моя была легка...
. . . . . . . . . . . Владимир Полетаев
