Анька упирается

- Анька упирается, - кричит мне Анькина мать по телефону.

- Елизавета Петровна у меня раствор схватывается, - я гляжу на стену с подсыхающей  штукатуркой – еще пять минут, и я его уже не заровняю.

Только – только  начала срезать излишки  ухватистым метровым правИлом и тут -  звонок. Сколько раз твердила  – пришла на работу – отключи мобильник, тем более среди сырого бетона  слышимость никакая. Я  прислонила измазанное раствором правИло к  оконному проему.

- Сегодня к Аньке придет Стасик, - что есть силы кричит  Елизавета Петровна, - а у того  серьезные намерения. А Анька боится ему сказать, что она малярша, да к тому же только после училища. Короче, Вера,  Анька  не знает, что делать и целый день воет.  И я не знаю. И сил у меня нет, чтобы ее дома удержать. Она сбежать от Стасика хочет.

- Куда сбежать? –  господи, ну что мы за дуры?  Мужик  все равно сбежит, не сейчас, так через месяц. И от малярши сбежит и от депутатки сбежит,  коли бегать любит. Анька должна прямо ему заявить  - дорогой Стасик, ты приятно удивишься, но я малярша второго разряда.

Ну посудите сами, девочки,  в конце концов, что важнее  для мужика –  малярный разряд или красивая девка? Анька  невероятно красивая. Ну, просто невероятно. Волосы, грудь, ноги – все при ней. Да, умом она не блещет. Зато старательная,  ее в бригаде, между нами, на оклейку обоев ставят, хотя с ее вторым разрядом  положено бетон от пыли очищать и подмазывать под подклейку газетную  макулатуру. 

- Вы чего хотите? – тороплю я Елизавету Петровну, - если раствор на стене схватится, мне каюк.

- Мне бы твои заботы Вера,  - кричит Елизавета Петровна и бросает трубку.

- Вот психи, - я заталкиваю мобильный в карман и прикидываю объем в квадратах  – с этой подсыхающей стеной мне  работы  больше часа. А потом  поеду к Аньке – ну не бросать же маляршу в беде.

Я вожу по мокрой стене теркой  и думаю все, что я знаю о Стасике. Красивенький мальчик  с Урала, играет  сразу в нескольких телевизионных сериалах, недавно купил себе новый корейский автомобиль и однокомнатную квартиру в подмосковном Троицке. Ни корейскую машину, ни однокомнатную квартиру, ни сериалов, ни бархатного голоса Стасика  со счетов не сбросишь – это его козыри. А какие козыри у Аньки? Только один – ее внутренняя чистота, тупо доходящая до дурости.

Она боится сказать Стасику, что она малярша. Ну, сейчас не скажешь, так потом выяснится и что? Надо сходить за лестницей, не достаю до верха. Лестница в соседней комнате. Черти, они капитально заляпали  лестницу алебастром. Понятно - крепили маячки,  руки колотились. Сейчас все пьют, у нас бригада тоже сухой не бывает.  Я ставлю  лестницу и  карабкаюсь по заляпанным ступенькам, хочу взглянуть на проблему  Аньки сверху. Стасик не пьет – еще один его козырь. Понятно, что Стасика нужно брать. Стасик – артист и его трудно обмануть. Ну и не надо обманывать. Анька должна сказать ему – я малярша второго разряда – и точка.

Анька с матерью живет в бабкиной квартире, в центре Москвы, на бульварном кольце. Это бывшая коммуналка, из которой давно выехали все жильцы, а Анькину бабку оставили, и она стала хозяйкой огромной квартиры в шесть комнат.  Анькина бабка была женой засекреченного советского разведчика, который боролся с врагами  во времена холодной войны. А теперь эти враги  приходят к Аньке и просят продать им  квартиру. Хорошо, что секретный Анькин дед не дожил до этого позора, иначе бы он перестрелял   врагов из наградного пистолета прямо в прихожей. Возле подъезда стоит  корейская иномарка с подмосковными номерами. Значит Стасик уже у Аньки.

Дверь открывает Елизавета Петровна. На голове у нее чалма из ткани с люрексом – «электриси», на бедрах шаль с кистями. Во рту сигарета с длинным  мундштуком.

- Я курю, Вера, чтобы молчать, - говорит Елизавета Петровна, - Анька как порох, того и гляди сорвется.

В комнате сидит Стасик и смотрит телевизор.
 
- Меня показывают, - объясняет он мне, не отрывая глаз от экрана. Красивый мальчик, жаль,  если у Аньки сорвется.

- Это какая серия? – спрашиваю я, усаживаясь за круглый стол под старинным лиловым абажуром на медной цепи.

- Пятая серия второго фильма, - Стасик кладет ногу на ногу. У него по-детски острая коленка. – Через два эпизода меня убьют. Это специально для меня так сделали. Мне через неделю нужно лететь в Бухарест, я уже подписал с румынами контракт на телевизионный спектакль по Чехову.

Вошла Елизавета Петровна  с мундштуком во рту. Стала накрывать стол для чая.

- Стасик привез торт, - говорит  Елизавета Петровна, - за три тысячи рублей. За такие деньги в торт  просто обязаны положить маленькую баночку черной икры.

- Он экскюзивный, потому что на настоящем агар-агаре, - говорит Стасик, - а где Анечка?

- Я за ней схожу, - я встаю и иду к Ане.

Аня стоит у окна и обрывает листья у высокого лимонного куста.

- Привет, - я сажусь на постель Ани, прижимаю к себе плюшевого медведя, мне хочется ответного тепла, я промерзла в своем бетонном офисе, втянула сырость известкового раствора, надышалась  алкидными эмалями, уайт-спиритом и скипидаром.

- Ты чего пришла? – гундосо спрашивает Анька. Наревела себе спазм носовых сосудов, как при простуде.

- Почему ревешь? – говорю я. Анькин плюшевый мишка старается меня согреть. Но я слишком замерзла.

- Хочу и реву, - Анька обрывает с куста последний лист. На минуту задумывается и начинает рвать  ядовитые  латексные лимончики.

- Пойди и скажи ему, что ты малярша, - я беру на себя ответственность за Аньку. Мне плохо от этой ответственности. Неблагодарное это дело.

- Ладно, - неожиданно легко соглашается Анька, - пошли.

Я выпускаю из рук плюшевого мишку. Нам с ним от этого тоскливо. К тому же у мишки оторвано ухо. Оно валяется у кровати и похоже на лимонный лист.

Стасик пьет чай и рассказывает о том, как в Китае он ел вяленую крысу. Он обещает вспомнить и записать рецепт, Елизавета Петровна аккуратно затыкает пальцами уши. Со стороны выглядит как напряженное женское внимание – Стасик счастлив.

- А, привет, - Стасик замечает Аню. – Садись, бери торт, наливай чай.

- Мне нельзя торт, - Аня блестит глазами, - иначе выгонят из агентства.

- Какого агентства?  - Елизавета Петровна вынимает пальцы из ушей.

- Из модельного, мама, - говорит Анька.

- Я знал, что ты модель, - просиял  Стасик, - если хочешь можем полететь в Бухарест вместе. Я впишу в райдер пункт о твоем присутствии.

- Аня, ты никуда не полетишь, - вскрикивает Елизавета Петровна.

- Не волнуйся, мама, - Аня берет торт и наливает большую чашку чая, - я пошутила. Стасик, я не модель, я малярша. Ма-ляр-ша!

- Кто ты? – не понял Стасик.

- Малярша второго разряда, - говорит Аня и откусывает огромный кусок торта. – Красим-белим.

- Это правда? – Стасик  изумлен. Он не играет. Или он действительно гениальный актер.

- Правда, - Аня кидает на стол трудовую книжку, - там все написано.

- Я пошел, - Стасик быстро допивает чай и торопливо запихивает торт, - у меня  сейчас озвучка анимационной рекламы. Между прочим, платят хорошие деньги. Ты проводишь меня?

- Нет, - Анька берет второй кусок торта.

Елизавета Петровна  сосредоточенно раскуривает косяк. Я разглядываю свои обломанные маляркой ногти. На пенсии я отращу себе когти росомахи, я молча клянусь сама себе.

- Я вернусь  из Бухареста и позвоню тебе, ладно? – Стасик делает вежливый поклон и движется к двери. - Только это будет не скоро. Может через год. Или два.

- Звони, - не возражает Анька и делает Стасику ручкой.

Мы сидим и молчим. Лиловый абажур участливо разгоняет тени.

- Зачем ты врала про агентство? - Елизавета Петровна  с облегчением откладывает мундштук и нацеживает  себе полстакана цейлонской заварки. -  Это выглядело глупо.

- Я не врала, - говорит Анька.

- Вера, я сойду с ней с ума, - Елизавета Петровна прикладывает руку к чалме «электриси»

- Я не врала, - повторяет Анька, - вон трудовая, там все написано.

Я беру трудовую книжку. Штамп отдела кадров нашего комбината  – уволена. Штамп отдела кадров модельного агентства  – принята.  Анька – модель.  Я гляжу на Аньку,  и мне хочется плакать. Черт, да что за день такой?  - Как же я без тебя, Анька?

- Не обижайся, Верунька, - Анька встает и обнимает меня за плечи, - мне предложили – я не отказалась. А ты бы отказалась?

- Нет, конечно, нет, - я вытираю слезы, - ты очень красивая, Анька. Елизавета Петровна, дорогая, я очень рада за Анну. И за вас.

Я встаю и иду домой. Меня провожают до дверей и суют на дорожку кусок торта. Завтра возьму его с собой на работу, пообедаю сладким. Я иду и несу груз взятой за Аньку ответственности. И буду нести его всю жизнь. А Анька об этом  даже не догадается. Она уже уволилась из малярш.