Живет, Галина...
Нет в жизни, наверное, такого подвига, который ради любви не совершила бы русская женщина.
В электричках к полудню образовался двухчасовой перерыв. Домой идти не захотелось. Решил, перерыв проведу в зале ожидания, судоку буду разгадывать.
Рядом на скамейке расположилась женщина с баяном, из тех, что музицированием и пением песен зарабатывают деньги, проходя по вагонам.
Постепенно разговорились. Она рассказала свою, в общем-то, совсем непростую историю.
Галина Ивановна, обычная женщина, возрастом около сорока или чуть за сорок. Среднего женского роста, вполне симпатичная. С чуть тонкими чертами лица, русыми волосами и ободряющим взглядом серых глаз из-под тёмных ресниц, выглядела она моложе своего возраста.
- В молодости, - рассказывала она, - я очень даже красивой девушкой была. В нашем, немаленьком, посёлке, может быть, и не самая красивая, но уж точно в первом десятке. С восьмого класса ребята начали приставать с ухаживаниями. Проходу не давали.
Впрочем, воспитывали родители строго, потому и с ребятами отношения чётко выстраивала. Кроме провожаний ничего лишнего, даже не целовалась с ухажёрами.
После одиннадцатого класса встал вопрос, куда дальше двигаться, как в жизни определяться. Выбор как бы сам собой сложился. Училась-то я, честно сказать, не на отлично. Потому в институт-университет на бесплатный факультет поступить шансов оставалось очень мало.
Зато дар у меня от природы. Голос хороший. Сильный, насыщенный. С детских лет пела: и в садике, и в школе.
Поэтому и решила поступать в Пушкинское музыкальное училище, по классу вокала. Всё за это решение сложилось. И на электричке из дома ездить меньше часа, и поступить не так сложно – конкурс на учителей пения не высок. В перспективе на какую-то работу всегда можно рассчитывать. Ну и что, что не высшее образование, зато можно заниматься любимым делом на работе.
Музыкальный слух у меня хороший. Когда занималась в училище, дополнительно, как теперь говорят – факультативно, училась ещё по классу баяна. Преподаватели про меня говорили – девочка очень одарённая, но нет начального музыкального образования (не было у нас в посёлке музыкальной школы), поэтому очень трудно учиться будет, практически с нуля начинать.
Ничего, освоилась. Трудом и терпением взяла. Опять же, в разных хоровых и вокальных конкурсах участвовала, и даже успешно.
Закончила я училище, и не хуже других. Если бы в начальной музыкальной школе отучиться, можно бы пробовать в консерваторию по классу вокала поступать. Но с моим недостаточным музыкальным образованием очень трудно, почти невозможно. Это только в кино Фрося Бурлакова приехала из деревни, и её почти сразу приняли. А в жизни-то, сами знаете, совсем не так. Удивляюсь, как в училище-то ещё попала.
Вернулась домой в родной посёлок. Почти сразу устроилась в детский садик музыкальным работником.
Что о личной жизни рассказать? Ещё в школе училась, когда с подругой в поселковый клуб на дискотеку стали ходить. Конечно же, там мало хорошего. Музыка быстрая, дёрганая – так себе. Но куда ещё в посёлке на танцы пойдёшь? В других посёлках и такого нет.
Я бы и не ходила туда, да один парень приглянулся. Высокий, красивый, мощью от него так и веяло. От подруг узнала, что приезжает с товарищем сюда из воинской части, где срочную отслужил и на сверхсрочную остался. Прапорщиком.
Похоже, и я ему понравилась. Несколько раз приглашал на медленный танец, а недели через три проводить вызвался.
Пока шли, немного о себе рассказывал, какой он весь из себя герой. В горячие точки на Кавказ ездил, в боях участвовал, товарищей выручал. Одно слово – настоящий краповый берет. Так у них какие-то особые войска назывались.
Чуть в переулок потемней зашли, сразу обниматься и целоваться полез. За что сразу и схлопотал по физиономии. Получил, а всё равно свою линию гнёт, и даже больше. Уже за грудь схватил, давит.
Я оттолкнула, вырвалась.
-Что, прямо здесь насиловать будешь? – Говорю.
-Ишь ты, - отвечает, - гордая какая. Сразу и насиловать!
Но отступил.
А я ему в ответ – да, мол, так воспитана, а не нравится, так и разойдёмся сейчас.
Надулся парень, обиделся. Но до дому проводил. Больше на танцах не приглашал меня. С другими хороводился. Но и я гордая. Держала марку. Изредка лишь глазами встретимся, улыбнёмся друг другу, и всё. А через некоторое время пропал он. Совсем.
Понравился мне Андрей. Это парня так звали. Глубоко в душу запал. Но жизнь вроде, как и развела дальше.
Я училище закончила, в садике работала, когда случайно в посёлке товарища Андрея встретила.
Подошла, спросила, мол, как Андрей поживает?
Потупился парень, отвернулся. Ответил, поперхнувшись голосом:
-Погиб на Кавказе Андрюха! Прямо на моих глазах подорвался на растяжке. Обе ноги оторвало, и живот в осколках. Говорили, что не довезли парня до госпиталя. А где похоронен, не знаю.
Сказал всё это, повернулся и пошёл. А меня словно головой, да в прорубь, в холодную воду. Всё тело ожгло, и сердце захолонуло.
Потом уже, позднее, сходила в нашу церковь, свечку за раба Божьего Андрея поставила. Сколько горевала? Да с год, наверное. Сильно девичье сердце растревожил. Очень жалко Андрея было.
Что теперь говорить? Одно лишь время такие раны лечит. Прошло года два. Замуж я вышла. За парня нашего местного – Сашу. Наверное, не по любви даже. Парень очень хороший. Домовитый, хозяйственный, непьющий. На железной дороге помощником машиниста работал.
Очень он моим родителям понравился, когда за мной ухаживал. Мать с отцом в две дуды пели – давай, выходи за него Галя. Нельзя такими женихами разбрасываться. А ещё младшая сестра заявила, мол, не морочь парню голову, а иначе я за него выйду.
Уговорили. Поддалась и вышла за Сашу. Хоть на душе и кошки скребли из-за того, что не по чувству, не по любви выхожу. И жениха вроде обманываю.
Зажили. Счастливо, можно сказать. Через полтора года дочка родилась, Настя. Муж хороший, заботливый. Все подруги обзавидовались.
Нам участок выделили в поселковом совете. За три года вместе с мужем дом двухэтажный построили. И это в непростые девяностые годы. Когда, то чёрный четверг, то неудачный вторник.
Дом большой, удобный. Внутри всё по-современному – водопровод, газ, отопление и канализация. Только живи и радуйся.
Вместе строили, вместе успехами гордились. Мне казаться стало, что и любовь есть между мной и мужем. Очень муж старался соответствовать. До машиниста электровоза дослужился. Экзамены сдал и допуск получил.
Из рейса возвращался, обязательно цветы привозил, словно продолжал за мной ухаживать, как за незамужней.
Так бы с ним до старости и могли дожить в счастливом браке, но только Богу пришлось распорядиться иначе.
Возвращалась я ранней сентябрьской осенью из Москвы на электричке. На курсах училась.
В Мытищах в вагон инвалид на коляске вкатился. Ног ниже колена нет, гимнастёрка замызгана, на голове грязный вишнёвый берет. На гимнастёрке орден и медаль поблёскивают. Пьяный инвалид, милостыню собирал.
Лицо в шрамах, усы как-то грустно обвисли. Глянула на него, и сердце разом провалилось. Точно, Андрей. Жив оказался.
Проехал он по вагону, а я за ним следом. До сего времени не знаю, что мною двинуло? Наверное, жалость. Так и шла за ним на отдалении по вагонам.
В Ашукино вышли. Он у ларьков покрутился, купил пива в большой пластиковой бутылке, хлеба и консервы. Покатил неспешно в сторону воинской части, а я за ним иду, на отдалении.
Проследила, в каком он доме живёт. Офицерское общежитие оказалось. Переждала минут десять, зашла и у дежурной обо всём расспросила.
Оказалось, Андрей здесь уже лет пятнадцать проживает. После тяжелейшего ранения около года по госпиталям мыкался. А когда вышел, снова к общежитию прибился.
Сами знаете. Инвалиды у нас мало кому нужны, в том числе и военные. Пенсию небольшую назначили. Подаяние собирал по электричкам. На том и жил.
Не жил, конечно. Больше пьянствовал, разрушая окончательно и без того не сильно хорошее здоровье.
С этого момента жизнь моя изменилась. Стала я в Ашукино ездить иногда, встречать Андрея с электричек. Даже не встречать, а так, издали посмотреть. Понятно было, что подойти просто так к нему не получится.
Вот, скажете, дура-баба. Чего не жилось в семье нормально? Ведь очевидная глупость вроде и блажь! А я так скажу, что не смогла по-старому жить. Эта встреча всё внутри перевернула. Получается, я в достатке, в счастье пребываю, а любимый мой бывший – в нищете и ограниченности.
Сколько бы такая жизнь продолжалась, не знаю. Уже и муж стал замечать неладное. Да, вот, случай помог.
В ноябре и снег выпал, и морозы первые ударили. Андрей с электрички возвращался в сильном подпитии. Не справился с инвалидной коляской и в канаву свалился. А кругом никого. Никто не спешит на помощь. Вот и пришлось мне его из ямы вытаскивать.
Пьяный, пьяный, а узнал меня. Пока в общежитие катили, таких матюков наслушалась в свой адрес. Обидно сначала показалось – матюки не заслуженные. Только потом, позднее, поняла – не от злобы они были, от беспомощности. От стыда за эту самую беспомощность.
До общежития добрались, и тут особенно матом разразился, прогонял меня. Не хотел, чтобы я видела, как он на руках и на култышках к двери подползать будет. Очень это для него унизительно показалось. Но и я тогда характер проявила, и до квартиры помогла добраться, и домой, в комнату, к нему попала.
Да, а дальше подробности опущу. Скажу только, что больше года с ним ругались, что по самым ничтожным крупицам постепенно его доверие отвоёвывала.
Этот год и в моей жизни настолько сложным выдался, что если просто объяснять, так ничего и не получится. Сразу же многие обстоятельства против меня обернулись.
Честно обо всём рассказала мужу. Не поверил. Как тут поверишь, когда тебя, молодого, здорового, успешного пытаются разменять на пьяницу и калеку. Долго муж не верил. Два года надеялся, что одумаюсь, вернусь в семью и заживём по-прежнему, счастливой жизнью.
А ещё ведь и дочка, которой к тому времени тринадцать исполнилось. Ей тоже ситуацию честно обрисовала. Объяснила, что не можем с папой жить, как раньше, что всю оставшуюся жизнь себя буду предательницей и по отношению к Андрею, и по отношению к мужу, Саше, чувствовать. Честно дочке сказала, если со мной останется, трудностей в её жизни прибавится огромное количество.
Дочка и взрослая уже, а умишко детский. Вроде бы и поняла меня, но жить, конечно же, с отцом осталась. Там комфорт, телевизор, компьютер. А у нас – что? Нет, сейчас не сержусь на неё. Ушла обида. Понимаю, что так и лучше. Могла бы и ей жизнь поломать.
С родителями тоже сложно получилось. И они поверить не могли в случившееся. Родители – ладно. Младшая сестра меня возненавидела. С детства в Сашу влюблена была. В чём только можно и нельзя, обвинять меня принялась. Такого от неё наслушалась, не пересказать.
Впрочем, сестричка теряться не стала. При первом удобном случае жизнь разменяла и за моего бывшего мужа выскочила. И ничего – живут.
И с общественным мнением непросто было. Когда узнали, почему ухожу с работы, не поняли. Осуждать стали, как главную разрушительницу благополучной семьи.
Честно сказать, общественное мнение меня в последнюю очередь волновало. Дочку было жаль, мужа Сашу и родителей.
Ушла жить к Андрею. Но и тут проблем множество. Работы нет. С Андреем отношения очень сложные. Душа за дочь изболелась, вина перед ней и мужем грызёт.
С Андреем жить втройне сложно. Раньше-то он – уважаемый человек, орденоносец, красавец, любимец женщин. И вдруг всё разом ушло. Ни здоровья, ни любви, ни уважения.
Запил. А чему тут удивляться? Когда нет рядом человека, на плечо которого в сложившейся ситуации опереться можно, жить совсем трудно.
Запил – одно. В разнос пошёл. Чуть, что – в кулаки. Потому как амбиции остались, а вот подтвердить их нечем. Первое время ещё терпимо жил, но потом и собутыльников достал. Били его при всяком удобном случае. А у него от собственного бессилия всё больше и больше злости накапливалось. Вот в таком состоянии, можно сказать, и встретила я его.
Очень тяжело первый год с ним жили. Любое моё предложение, любую мельчайшую заботу – всё в штыки. А следом – отборный мат и унижения.
Я в церковь почти ежедневно ходила, у Бога вымаливала помощи. Смилостивился Бог, внял мольбам.
Сначала Андрей кушать стал. То, что для него приготовлю. Первое-то время он тарелками с едой в меня бросал. Потом разрешил себя помыть. Он ведь, наверное, несколько лет не мылся толком. От него такой ужасный кисло-сладкий запах исходил, что далеко не все бомжи так пахнут.
Отмыла его в душе, постригла, переодела в чистое. Подобрело его ко мне отношение. Понял - с чистой душой ему помогаю, с любовью. Что не отстану теперь от него, и лучше уж не сопротивляться.
Наконец и на работу меня приняли, в местную школу. Правда, не учительницей – техничкой. Попросту говоря – полы мыть.
Я остатки гордости засунула, сами знаете куда. У меня же цель – человека к жизни возродить. А ради такой цели, чем не поступишься? Характер у меня лёгкий, с людьми быстро схожусь. Поэтому и жить постепенно стало легче.
Одно только совсем плохо. Болезнь у Андрея трудно излечимая – алкоголизм. Кто с этой проблемой сталкивался, знает, как тяжело человека от такой болезни избавить. Тут многое против тебя. И денег недостаточное количество, и наличие поводов у больного, но, самое главное, его собственное нежелание лечиться. В этом случае у человека сто пятьдесят отговорок найдётся, чтобы что-то не делать.
Но и тут, полагаю, Бог помог. Батюшка в церкви историю мою выслушал. Отвёл в сторонку, объяснил, мол, всё дело в том, что нет у моего Андрея самого главного теперь в жизни. Смысла нет. Нет понимания, ради чего стоит жить. Дело ему нужно найти, такое дело, чтобы и по силам, и интересное, и увлекательное. Чтобы затянуло, возродило интерес к жизни.
Но и это не сразу получилось. С десяток разных ремёсел перепробовали и всё не по нраву. Случайно на нужное наткнулись. Дочка перед новогодними праздниками приехала навестить. Привезла в подарок раскрашенного деревянного деда Мороза.
Смотрю, дня через два, после праздников, сидит Андрей у окна, из осинового полена деда Мороза выстругивает. Получилось не очень. Да легка беда – начало. Привезла ему специальные ножики и резаки, заготовок (чурбанчиков) липовых. И пошло дело.
За месяц уже очень неплохо научился. А через полгода нашли в Посаде продавца, который и нашими поделками торговать согласился.
Если честно, то и я немного схитрила. Уговорила продавца к нам приехать и дополнительно заинтересовать Андрея в работе.
Воспрял Андрей. Великое это дело, когда собственным трудом живёшь, а не людскими подаяниями. И пить стал меньше. С утра работает, режет. В обед принимает «лекарство», а дальше уже и по-разному. Когда и в умать.
И снова мне повезло. Как-то, при серьёзном подпитии, запорол поделку, над которой больше недели трудился. Распсиховался.
На следующий день я его давай уговаривать, чтобы закодировался. Понятное дело, уговорить пьяницу закодироваться – дело неблагодарное и малореальное. Но и я несильно нажимала. Сказала, что лишь попробуем. А не сможет терпеть, так сразу и раскодируем. Помогло – уговорила.
И в награду за это к Андрею настоящее мастерство пришло. На выставке народных поделок его фигурки медведей призовое место заняли. Очень его это вдохновило, а вопрос о пьянках совсем куда-то вдаль отодвинулся.
Денег чуть больше стало появляться, и сразу желания образовались. Желания дорогостоящие, но вполне реальные. Очень захотелось квартиру отдельную купить, пусть небольшую, однокомнатную, обязательно с удобствами и свою. И, самое основное, протезы мы для Андрея присмотрели. Очень дорогие, но удобные. Они для Андрея – огромнейший стимул. Не в инвалидной коляске на улицу выехать, а на ногах выйти, пусть и протезированных, пусть и с палочками.
Конечно же, для всего этого нереальные деньги нужны. А на мои заработки, да Андрея, все эти мечты вряд ли осуществишь. Вот и пришлось в очередной раз собственной гордостью поступиться.
От знакомых узнала, что артистам, выступающим в электричках, очень даже неплохо дают денег. Выпросила у отца старенький баян – пошло дело… Стыдно первое время было. Опасалась со знакомыми встретиться, потому и пела на других направлениях. А теперь вот не стыдно. А что? Работа, как работа…
В это время объявили о прибытии электрички. Галина Ивановна свернула рассказ и начала собираться.
Минут через двадцать, когда я уже ехал в электричке, в вагон зашла Галина Ивановна.
Вздохнул баян первыми аккордами. Полилась песня.
Ходил по свету, колесил я много лет, Но счастья так и не нашёл.
Детишков нет, жены, вот, тоже, в общем, нет. И на душе – не хорошо.
Видал я много разных стран и городов. Ногами шар крутил, что было сил.
Да только в сердце свою первую любовь всегда носил, всегда носил.
Задорный голос её постепенно набирал обороты. Становился сильнее и выраженней.
Растёт, растёт возле дома калина.
Растёт, цветёт на мою, на беду.
Живёт, живёт в этом доме Галина.
Да я никак всё туда не дойду.
Припев многих заставил прислушаться. Разговоры невольно приутихли, а некоторые пассажиры с интересом повернули головы к исполнительнице.
А помнишь, Галя, как я в армию пошёл? И от тебя всё ждал письма?
А друг соврал, что я другую там нашёл, и ты поверила словам.
Я столько лет тебя пытался позабыть, бежал по свету, как чумной, не чуя ног.
Но разлюбить тебя, родная, разлюбить так и не смог, так и не смог.
Слёзы навернулись на глаза от переживания. От души пела Галина Ивановна. И эта песня сразу напомнила только что пересказанную ею жизнь.
На голове полным-полно волос седых. Да кружит злое вороньё.
Встречал я женщин умных, сильных, молодых. Да не похожих на неё.
Промчались годы молодые, ну и пусть. И наше счастье ещё будет впереди.
А я вернусь, я обязательно вернусь, ты только жди, Ты только жди!
Снова пошёл припев, а на его окончании Галина Ивановна ещё трижды повторила две последние его строки. Притихший, было, вагон ожил. Многие слушатели благодарили её. Опускали в пакет заслуженные деньги. Надо думать, и их души глубоко затронула песня.
Когда Галина Ивановна проходила мимо, я опустил в пакет сотенку. Она благодарно кивнула и улыбнулась, как старому знакомому.
Может быть, и не во всём совпадала песня с её судьбой. Но как она пела?! Пела так, будто каждое слово было выстрадано её жизнью.
Перешла она в соседний вагон, а я мысленно пожелал: «Счастья тебе, Галина Ивановна, и исполнения мечты»! А ещё, спасибо этой женщине. За её сложную судьбу, за подвижничество. Ради нас – мужчин.
Свидетельство о публикации №214030400595